Саша Антонова - Продавец фокусов
— Вы хотите сказать, что убийство фотографа было актом правосудия? — осмелилась спросить я.
Он посмотрел на меня совершенно безумными глазами. Что в них горело: изумление, ужас или нечто другое, я не поняла. От водяных паров в кухне стоял тропический туман. Георг казался мне расплывчатой фигурой в мареве, он немного колыхался, подобно джину из волшебной лампы Алладдина.
— Так это ты вошла в мастерскую? — проговорил он, и кастрюля чуть не вырвалась из его рук, потерявших бдительность. — А ведь я чуть не убил тебя… Боже мой!.. Я даже не знаю, что меня удержало… А фотограф был поганым человечком. Шантажист. Он выследил меня и потребовал свою долю. Жалкий, мелкий, трусливый вымогатель. Такие особи не достойны называться людьми.
— Вы взяли у него Грааль? — спросила я.
— Грааль? Какой Грааль? — удивленно вздернул Георг брови. — Я забрал лишь фотографии и негативы… Конечно, можно мне приписать синдром Раскольникова, но обвинять в безнравственности — нельзя. Спасение человечества — дело рук самого человечества… А сейчас я стою на пороге величайшего открытия! С его помощью я смогу стать невидимым! Вот то, о чем мечтал Герберт Уэллс! Я знаю, как сделать человека оптической иллюзией! Ах, как мне не хватает Пети, его пьяных мозгов и алкогольного таланта…
— А ведь Вы, Георг, украли у Петра Силантьевича его изобретения. Он из-за Вас спился, — сказала я, подчиняясь какому-то внутреннему импульсу.
Кастрюля все-таки вырвалась из его рук и улетела на середину кухни. Фонтан кипятка окатил нас раскаленными каплями. Мы этого не заметили.
— Врешь! Это неправда! — прохрипел он севшим голосом, схватил кастрюлю и опять навалился на гейзер. — Да, Петя был гений, да, многие идеи принадлежали ему, но у него не было даже законченного среднего образования! Наука — это каста со своими жесткими условиями существования. Нельзя нарушать правила игры. Времена Ломоносовых канули в Лету. Никто не виноват в его смерти, кроме него самого. Он был слаб, в нем не было стержня!
— Ну, хорошо, Петр Силантьевич был спившимся самоучкой, но после его смерти остались не только кучка пепла в колумбарии, но и те работы, которые Вы не успели присвоить себе. Вы прекрасно знаете, Георг, что все Ваши фокусы — это лишь жалкие переделки его изобретений. Вам никогда не сделать великое открытие! Даже тайну индийского каната Вам не удалось разгадать! А у нас дома в кладовке лежит ремень коровьей кожи, который принимает вертикальное положение до третьего этажа!
Под конец я уже орала в полный голос, не давая ему возможности вклинить слово в мою обвинительную речь.
— Ах, значит, жалкие переделки?! — гаркнул он в ответ. — Ах, значит, я — ничтожество, которое не может даже разгадать тайну индийского каната?! А ну, пойдем!
Георг отбросил свой эмалированный отражатель воды, схватил меня за руку и поволок из кухни. Фонтаны, вырвавшись из-под контроля, взмыли под потолок. Но нам уже было не до протечек в нижних этажах.
Он притащил меня в комнату, наполненную от пола до потолка книгами, приборами и свернутыми в рулоны ватманами чертежей. Из ящика письменного стола старик вынул обувную коробку, откинул крышку и достал свернутую в бухту бельевую веревку с узелками, завязанными через определенные промежутки. Не произнеся ни слова, Георг отдернул тяжелую гардину с окна так, что оторвалось несколько петель. За шторой находилась балконная дверь, заклеенная на зиму бумажными полосами. Точно также остервенело, он рванул ее, и на нас дыхнула морозом ночь. Восьмой этаж в доме был последним. Над нами нависала узким козырьком крыша, да чернело низкой облачностью московское небо. Разметав ногой банки с растворителями, коробки и прочий хлам, присыпанный свежим снежком, Георг ковбойским движением раскрутил веревку и запустил ее вверх. Она со свистом рассекла холодный воздух и застыла вертикальным шестом, распрямившись на полную длину.
— Хочешь попробовать? — что-то хрипело у него в груди, и слова получались прерывистыми.
Я взглянула в его черные зрачки, и задохнулась от ужаса. В его глазах плескалась моя Смерть. Лицо его подергивалось, изо рта вырывался пар дыхания, мокрые волосы превращались в ледышки. Мой организм потерял способность реагировать на окружающую среду, я не чувствовала холода. Мы застыли, заворожено уставившись друг другу в лицо. Не знаю, о чем он думал, но я чувствовала себя кроликом, загипнотизированным удавом. Моя воля мелким песочком высыпалась из прорехи в душе. Еще мгновение, и я бы шагнула к веревке.
Меня спас звонок в дверь. Райской музыкой прозвучала в квартире настойчивая трель. Возможно, у меня начались слуховые галлюцинации, но мне показалось, что Ниагарские водопады на кухне смолкли. Лишь истошно вопил Боцман: «На абордаж!». Я сглотнула слюну, и прореху в душе перекрыла крупная песчинка. Инстинкт самосохранения заставил очнуться и выйти из транса.
— Это — Илья, соседи и милиция, — услышала я свой тихий размеренный голос. — Илья видел Вас, выходящим и запирающим двери в фотомастерской. Он знает, что Вы — Продавец фокусов и убийца. Напрасно Вы прочитали нам лекцию о Теории Оптических Иллюзий. В прихожей лежит спортивная сумка с надписью «Puma», из которой видна накладная борода, а, если поискать, то, даю голову на отсечение, найдется и пристежной живот. Сотрудники правоохранительных органов уже давно интересуются Продавцом фокусов. Но до сих пор им нечего было Вам инкриминировать. Сегодня Вы сами захлопнули за собой мышеловку. Суть операции в том, чтобы спровоцировать Вас на преступление. Я могу подарить Вам шанс на спасение в память того прощального слова, которые Вы сказали на похоронах Петра Силантьевича. У Вас есть еще одна минута, Георг. Бегите. Ваше спасение — наверху.
Звонки прекратились, но в дверь принялись ломиться с настойчивостью судебных исполнителей. Черные всполохи в глазах старика погасли, в них промелькнула искра испуга и сомнения. Георг медлил, его била крупная дрожь, то ли от холода, то ли от внутреннего перенапряжения. Послышался звук хрустнувшей деревянной доски.
— Ну! — крикнула я. — Они сейчас будут здесь! Ваш талант умрет в тюрьме!
Георг ухватился за веревку и, упираясь в узлы подошвами стоптанных кроссовок, полез вверх. Веревочный стержень вибрировал под его тяжестью, но держался крепко, подобно арматурному пруту. Я стояла на пороге балкона, задрав голову, и смотрела, как исчезают в облачной темноте его голова, руки, плечи. Подошвы кроссовок мелькнули белесыми пятнами на уровне крыши, и он полностью растворился в ночи. Веревка еще пару секунд подергивалась в легких конвульсиях, а потом замерла струной.
— Мария! Что случилось?! — бился у меня в ушах крик Ильи. — Мокрая! На морозе! Воспаление легких!
На моих плечах повисло что-то сухое. Илья тянул меня от балконной двери, чтобы закрыть ее.
— Маша, ты слышишь меня? Где Георг?
— Он там, — показала я пальцем вверх.
Илья задрал голову, ничего не разглядел и дернул веревку вниз. Она обвалилась к нашим ногам дохлой змеей. Георг остался в Небе.
Дальше все подернулось туманной дымкой, перед глазами замелькали яркие точки, которые выглядели, как буквы из тетради с «гениальными мыслями» Петра Силантьевича: «И тут она увидела трех неизвестных в белых одеждах. Один из них, которого она вначале приняла за садовника, голосом Иисуса сказал ей: «Мириам! Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не взошел к Отцу Моему. Но иди к братьям Моим и скажи им: «Восхожу к Отцу Моему»».
Мария бросилась к ученикам и сообщила им о виденном. Они ей не поверили. Все решили, что она от горя сошла с ума. Однако с тем же сообщением пришли Иона, жена Хузы, Мария Клеопова и Саломея. В тот же день Христос явился Кифе, потом Его видели Клеопа и Симон по дороге в Еммаус. Дальше Он беседовал с Двенадцатью апостолами и Фомой. Его видели на Тивериадском озере еще семь учеников, а затем Он предстал перед большой толпой в Галилее.
Но что самое интересное, все свидетели в один голос утверждали, что являлся им вовсе не Назарянин, ибо они Его не узнавали. Облик Его был иным. Тот, Кто приходил, был вынужден убеждать учеников, что они видят перед собой Учителя.
Подведем итог. Итак, активное чародейство состоялось. Иисус, как и предсказывал Своим ученикам, был распят в Иерусалиме, а на третий день воскрес и явился народу во плоти. Эксперимент завершился. Однако случилось то, чего и страшился Христос: группа эвакуаторов не смогла Его оживить. Назарянин был эвакуирован с полигона посмертно, и последнюю фазу Эксперимента проводили Его коллеги. Миссию явлений они взяли на себя.
Звезда Иисуса из Назарета прочертила наш небосклон огненным всплеском. Сколько мудрого величия заключено в вечном падении! Да, Он умер! Но оставил нам Свое дело, Свою любовь и Свою душу.
В учении Христа не было ничего принципиально нового: милосердие, доброта, бескорыстие, верность, стойкость — категории, известные со времен Ноя. Однако было в Его концепции нечто, что до сих пор заставляет нас вскидывать голову и с удивлением смотреть Ему вслед. Он учил людей Гармонии, Гармонии с самим собой и с окружающим миром. Он проповедовал Красоту. И свершилось то, что Он говорил: «Я ПОБЕДИЛ МИР!»
![Иоанна Хмелевская - Книга про еду [Моя поваренная книга]](/uploads/posts/books/233127/233127.jpg)