Елена Логунова - Стрела гламура
— Все будет хорошо, — успокоила я ее, торопясь вернуться в дом.
Хорошо действительно было, во всяком случае, нам с Коляном, и уснула я в прекрасном расположении духа.
19
Чтобы не потерять из виду предприимчивого малыша, спала я в его комнате. Спала крепко и сладко, но недолго, потому что неугомонный Масяня пробудился в семь утра. Сначала он бодрым голосом выдал мне цитату из «Корпорации монстров»:
— Вставай, валенок несчастный! Сколько можно спать?!
Я оставила без внимания и оскорбление, и призыв к побуждению, но Мася не отступился. Он немного покукарекал мне в ухо — это тоже не сработало, и сменил тактику, жалостливо заскулив:
— Мамочка! Мамулечка!
— Что? — спросила я, не разлепляя ресниц.
— Мамочка! — Ребенок туго обнял меня за шею и жарким шепотом спросил: — А почему бабочки не спят в берлоге?
Я открыла один глаз и посмотрела на малыша — издевается, что ли? Какие, к чертовой бабушке, бабочки — в семь утра?! Но ясные карие глазки сынишки светились неподдельным интересом. Чувствовалось, что проблема ночлега мотыльков волнует его не на шутку.
— Потому что в берлоге спит медведь, — сказала я.
— И миша хлопает бабочек, потому что они кушают его шубку?
Очевидно, Мася имел в виду моль, но в моем затуманенном мозгу промелькнуло дикое видение, не лишенное эротизма: здоровенный волосатый мужик по имени Миша, хлопающий по ягодицам ночных бабочек, завтракающих селедкой под шубой.
— Доброе утро, дамы и господа, геи и гейши! — страдальчески пробормотала я.
И тут случилось чудо: Масяня потерял интерес и к бабочками, и к моей персоне, всецело переключившись на медведей. Он очень душевно спел песенку Винни Пуха, рассказал стишок про мишку косолапого и еще один, заканчивающийся словами: «А под снегом спит медведь, тише-тише, не шуметь!» Под этим призывом я готова была подписаться кровью.
Я спрятала голову под подушку, но и там слышала неумолчную болтовню ребенка. И в кого это наш мальчик такой разговорчивый?!
— Снег идет, снег идет, здравствуй, здравствуй, Новый год! — громко декламировал Масяня, сидя на подоконнике.
Он повторил этот стишок раз пять, а потом выдал обновленную версию:
— Катя идет, Вадя идет, здравствуй, здравствуй, Новый год!
Через несколько секунд до меня дошло, что Катя и Вадя — это не иначе как наши молодожены. То есть Мася сообщил мне, что дурочка Катерина отправилась куда-то в компании негодяя Тараскина. Я отбросила одеяло и метнулась к окну, но увидела только лаково-зеленый бок квадроцикла, с ускорением прокатившего мимо окна. На железном коне восседали супруги Тараскины, я узнала красно-белый лыжный костюм Катерины и голубой комбинезон Вадима.
— Куда это ее черти понесли? — встревожилась я и побежала будить Ирку.
— Рота, подъем! — вскричала я, бесцеремонно ворвавшись в девичью светлицу.
Однако ни Ирка, ни Зинуля, укутавшиеся в одеяла по самые макушки, даже не шелохнулись. Тогда я стянула с подруги одеяло и задействовала Масин репертуар: обозвала Ирку несчастным валенком, бодро кукарекнула ей в ухо и доверительно спросила про ночлег летающих насекомых. Безберложные бабочки Ирку проняли, она покрутила пальцем у виска, едва не выколов себе глаз, и недобрым голосом поинтересовалась, не сошла ли я с ума.
— Я-то нет, а вот Катька, похоже, окончательно сбрендила! — доложила я. — Она уехала с Тараскиным на квадроцикле.
— Она совсем дура, что ли? — Ирка окончательно проснулась, села в постели и заелозила ногами по полу, пытаясь нащупать тапки. — В ее ли положении гонять по крутым горам на вездеходе?
— Ты еще прими во внимание, в какой дурной компании она гоняет по крутым горам! — напомнила я, подсовывая подружке ее обувку. — Боюсь, с мерзавца Тараскина вполне станется нарочно спихнуть молодую жену с квадроцикла на полном ходу! Катька убьется, это сойдет за несчастный случай, и алчный Тараскин единолично завладеет всем винно-водочным королевством.
— Ох, типун тебе на язык! Не нравятся мне твои пугающие фантазии! — Ирка поежилась и напялила поверх байковой пижамы теплый шерстяной жилет.
Громко топая, мы пробежались по комнатам и всюду выглядывали в окна, надеясь увидеть поблизости семейную пару чокнутых квадроциклистов, но катальщики уже удалились от дома на приличное расстояние. Мы бы их и не нашли, но помог Масяня.
— Мамочка! — крикнул он из комнаты, когда мы с Иркой пробегали по коридору мимо открытой двери.
— Что, детка? — притормозила я.
Ребенок выглянул из-за шторы и сообщил:
— А Катя опять посолила снег!
— Где? — Я подошла к окну.
— Там! — Мася указал на легендарную Лысую гору, известную также как вершина Б-52.
Ее пугающий силуэт был виден из окна во всей красе, однако рассмотреть без бинокля мелкие детали не представлялось возможным. К счастью, бинокль у Масяни был, и я не постеснялась его отобрать.
Сначала я очень близко увидела следы, оставленные на снежном склоне квадроциклом. Подкрутила настройку, повиляла биноклем, отслеживая косо идущую колею, и довольно высоко, выше середины склона, нашла саму машину. Мне были хорошо видны, главным образом, ее задние колеса, потому что катальщики поднимались на гору по спирали и остановили свое транспортное средство на боку Б-52. Пару секунд я тупо рассматривала рисунок протекторов, потом спохватилась, пошарила взглядом по горе и нашла Катьку в приметном красно-белом костюме. Она поднималась по склону, шагая вдоль цепочки следов, оставленных, очевидно, Тараскиным. Его уже не было видно. Катька шла медленно, но упорно и тоже забирала вправо. Вскоре и она скрылась за горой.
— Хоть бы помог женщине, скотина! Руку бы протянул, что ли! — сердито прошептала я, имея в виду гадкого Тараскина.
В следующий момент я со страхом вспомнила, что Катька рискует протянуть ноги.
— Тараскин увел Катьку на гору! — взревела я, вкратце проясняя ситуацию для Ирки и Коляна.
Разбуженный нашей беготней, он прибрел из своей комнаты и стоял в дверях, недовольно хмурясь и собираясь с силами для вопроса о причине утреннего переполоха.
— Они поднимаются на Б-52? — не поверила Ирка.
— Кто это летит на бомбардировщике? — все перепутав, захлопал глазами туповатый спросонья Колян. — Спасатели?
— Бежим ее спасать! — подхватила эту мысль более сообразительная Ирка.
Ей без объяснений было понятно, что ситуация опасная, а Колян, проникнувшись нашей тревогой, на слово поверил нам, что дело серьезное и не терпит отлагательства. Одевались мы, как солдаты по тревоге. Даже Мася, против обыкновения, не стал капризничать и послушно упаковался в многослойные зимние одежды. Уже минут через пять плотным табуном из трех взрослых лошадей и одного жеребенка мы галопировали вслед за молодоженами.
Наверное, это было глупо. Катька с Вадимом далеко опередили нас, и догнать их у нас было мало шансов. Вдобавок передвижение по снежному насту на своих двоих было гораздо более трудным и существенно менее скоростным, чем езда на квадроцикле. Пока мы, все замедляя шаг, топали к подножию Б-52, Тараскины вполне могли подняться на самую вершину. Этого-то я и боялась!
— Боже мой! Неужели эти ненормальные собираются оттуда скатиться? — выдохнула Ирка, озвучивая ту самую мысль, которая страшила меня. — Самоубийцы!
Мне от этих ее слов аж подурнело. Я всерьез испугалась, что Катька с вершины живой не приедет!
Прямой, как пробор на голове франта, ледяной желоб тянулся сверху вниз с самой макушки Лысой горы, и начала его мы не видели.
— Я думаю, Катя с Вадимом за адреналиновой бомбой пошли! — крикнул Колян, не посвященный в шокирующие подробности детективной истории.
— Думаешь, им мало было душевных переживаний в связи с гибелью Курихина? — усомнилась Ирка.
— Так ведь клин клином вышибают! — напомнил Колян. — Ребята после смерти Андрея Петровича в сильнейшем душевном напряжении, им сейчас рискованная авантюра — самое то, что доктор прописал! Слетят с горки, проорутся и успокоятся! Вот, видите?
— Слышим! — машинально поправила я.
Сверху, оттуда, где за крутым лбом Лысой горы начиналась сумасшедшая бобслейная трасса, уже несся дикий крик. Визгливо орала Катерина.
Спустя мгновение мы ее увидели. Катька летела по ледяному желобу, как красно-белая ракета. Через секунду ракет на трассе стало две, потому что Вадим стартовал с небольшим опозданием и катился метрах в трех за Катькой.
Лиц их на большом расстоянии не было видно. Я вскинула бинокль, который предусмотрительно прихватила с собой, но опоздала. Полет живых ракет скрыло от глаз зрителей облако снежной пыли. Ледяной желоб вчера припорошило снегом, но он был легким, сухим и не мог существенно замедлить скольжение.
Наверное, у Катьки захватило дух, потому что вторую половину спуска она совершила в гробовом молчании. Красно-белую фигуру вынесло в большой сугроб метрах в десяти от нас, а сине-желтую уже на финише закрутило и выбросило за борт желоба.
