Людмила Милевская - Вид транспорта — мужчина
Денисия отшатнулась:
— Нахчоева? Бандит Саламбек Нахчоев не ее ли родной брат?
— Он ее сын. Вы что-то о нем знаете?
— Только то, что написано в дневнике чеченской девочки.
Аронов разочарованно кивнул:
— Я видел у вас этот дневник, но не читал. Времени не было, так, полистал, но ничего интересного там не нашел.
— А я нашла, — сердито ответила Денисия.
— И что же?
— Там интересно все. Эта девочка, этот ребенок писала о том, что хочет учиться, что мечтает жить так же, как русские дети: в теплых и светлых домах, без бандитов и без войны. Она собиралась закончить школу и, как Мария Добрынина, стать правозащитником. А Нахчоев ее убил. Девочка не захотела стать его женой. Самое ужасное то, что девочка искала защиты как раз в этом Комитете солдатских вдов, а когда с риском для жизни до «вдов» добралась, то увидела там Нахчоева.
— Правильно, — горько усмехнулся Аронов, — сыночек к матери приходил.
— После этого девочка поняла, что ее защитить никто не может. Вы знаете, что-то мне нехорошо, — пожаловалась Денисия, вскакивая из-за стола. — Спасибо за завтрак, я лучше к себе пойду.
— А как же наш разговор?
— Потом поговорим.
— Как скажете, — согласился Аронов, провожая Денисию удивленным взглядом.
Глава 11
Вернувшись в свой номер, Денисия упала на кровать и разрыдалась. То ли ее потрясло подозрение, павшее на Валева, то ли сказалась полубессонная ночь, то ли просто накопилось, но нервы ее не выдержали.
Очень остро почувствовалось все: и смерть сестер, и бессилие перед Карлушей, и обилие зла в этом мире, и почему-то особенно было жалко чеченскую девочку. И над этим над всем Денисия безутешно рыдала.
Вот в такой неподходящий момент опять объявился Гусаров. Объявился и сразу накинулся на Денисию:
— Зоя! Что происходит? Ты где была? Я вчера тебе долго звонил. Ты знаешь, где я?
— Где?
— В Москве. Через несколько часов уезжаю. Давай скорей мчи к нашему памятнику. Я тебя жду.
Денисия схватилась за голову:
— А я не могу.
Александр (что на него нашло?) разъярился:
— Не можешь? Почему это?
— Я не в Москве, — испуганно сообщила она.
— Не в Москве? А где же?
Несмотря на то, что в его голосе послышалась угроза, Денисия сказала правду:
— Я в Париже.
— Что ты там делаешь? — удивился Александр.
— У меня неприятности, я пытаюсь их разрешить, — пояснила она и тут же об этом пожалела.
— А я для чего, по-твоему? — спросил он и начал ее ругать.
Припомнил все то, за что раньше хвалил. И слишком самостоятельная она, и слишком умная, и лезет туда, куда женщине не положено, и от него слишком многое скрывает…
Денисия тоже вспылила. В общем, они поругались.
Первым опомнился Александр.
— Что это мы с тобой творим? — спросил он.
Денисия испугалась:
— Неужели скандалим?
— Похоже на то.
— Ой, прости!
— Это я виноват. Понимаешь, беда у меня. Друзья один за другим гибнут. На самом верху предательство, а узнать и дотянуться я не могу, вот и психую.
Если можешь, забудь все, что по горячке вывалил.
— Уже забыла, — успокоила его Денисия и сообщила:
— Саша, я тут дневник прочитала, ну помнишь, ты дал… А тут случайно узнала, что мать бандита, Малика Нахчоева, работает в Комитете солдатских вдов. И еще у Эльдара Валева. Как такое возможно? Почему ее не посадят?
Гусаров крякнул:
— А за что ее сажать? Нахчоев уже взрослый, мать не отвечает за взрослого сына.
— Но она же работает в благотворительных организациях, сразу в нескольких!
— И оттуда ее невозможно убрать. Это общественные организации, а Комитет вообще коллегиальный орган. Ей там доверяют очень уважаемые люди.
Знаешь, Зойка, мне не хотелось бы, чтобы ты лезла туда, — слегка раздраженно сказал Гусаров.
Денисия поняла, что вот-вот он опять разозлится, но все же спросила:
— Но ведь всем известно, что в этом Комитете нечисто, так почему не трясут его? Почему органы им не занимаются?
— Занимаются и много против него накопали, но все не так убедительно, как хотелось бы. Понимаешь, в этом Комитете, как ни странно, полно и бандитских вдов. И Валев, выходит, авторитетом своим их надежно прикрывает, а он дружит с Добрыниной, а та президент Конгресса российских правозащитников.
К тому же Комитет солдатских вдов широко известен и почитаем во всем мире, поэтому и боятся его ворошить. Тронь это гнездо, и такая вонь пойдет по всему земному шару, что и в Антарктиде придется нос зажимать. А что касается Малики, как раз ее я знаю.
Она действительно хорошая, честная женщина. За своих соотечественников беспокоится, помогает всем, кому может. Она сама переживает, что сын у нее бандит. Послушай, — вдруг рассердился Гусаров. — Мы что, теперь о политике будем с тобой говорить? Когда ты из Парижа вернешься?
— Скоро.
— Хорошо, я еще позвоню, — буркнул он, и в трубке раздались гудки.
После разговора с Александром остался неприятный осадок. Ссора сама по себе расстроила, но, и это хуже всего, Денисия поняла, что между ними существует противоречие, и еще неизвестно, преодолимо ли оно.
«Гусаров-то у меня домостроевец, — прозрела она. — В его понимании удел женщины — дети, кухня, церковь. Я бы сюда добавила еще и постель. С остальным, Сашка явно мне дал понять, он и сам справится. Грустно».
Денисия решила, что с этим она разберется потом, и вернулась к дневнику чеченской девочки. На этот раз она с особым вниманием перечитала то место, в котором описывался ее поход в Комитет. Что там услышала девочка? С кем разговаривал там Нахчоев?
Что-то в прошлый раз ее зацепило, но что именно, Денисия не поняла. Вот оно, это место.
Девочка подкралась к двери и услышала два мужских голоса, один из которых принадлежал Нахчоеву.
Говорили по-русски, лиц она не видела, но зато хорошо слышала голоса. Речь шла о деньгах.
Денисия отложила дневник и задумалась. Все это она читала и в прошлый раз, более бегло, но и теперь ничего полезного она там не нашла. Говорил Нахчоев с неизвестным, у которого голос был низкий и хрипловатый, но сквозь него пробивался вроде бы высокий. Речь шла о деньгах…
И тут Денисию осенило: «Да это же был Карлуша! Ну да, девочка точно определила то, что сама она чувствовала, но передать не могла. Именно этот голос, хрипловатый басовитый тенорок».
Денисия попыталась припомнить голос Валева и не смогла.
«Что толку, — подумала она, — когда человек злится, голос сильно меняется, а Карлуша злился. К тому же Валева я ни разу живьем не слышала, только по телевизору. Что делать?»
Голова пошла кругом.
И тут в памяти всплыла фраза Аронова: «И делается все это под крылом у Добрыниной. Мария Владимировна, высокая душа, вдов в обиду не дает, всячески им помогает, а кое-кто из этой организации ее добрым именем пользуется во благо бандитам».
— Все, терпение мое лопнуло! Пора отправляться к Добрыниной! — решила Денисия, бросаясь к телефону и набирая номер, данный Ларисой.
— Скажите, пожалуйста, Добрынина из Австрии когда приезжает?
— Добрынина уже в Париже, — услышала она в ответ и решила: «Сейчас же к ней!»
Денисия торопливо сунула в сумку папку с документами и дневник, собираясь мчаться в офис Конгресса, но тут раздался стук в дверь. Она затаилась, подумав: «Открывать не буду, это Аронов».
Стук повторился, за ним последовал окрик:
— Эй! Есть кто живой?
«Точно он, — рассердилась Денисия и озабоченно глянула на часы, — черт, как не вовремя».
Она поняла, что так просто он не уйдет, а время летело неумолимо. Словно учуяв ее колебания, Аронов предупредил:
— Я знаю, вы там, вы из номера не выходили, поэтому буду под дверью стоять, пока не откроете.
Пришлось открывать.
— Проходите, — сердито сказала она, — но знайте, я очень спешу.
— Куда? — удивленно спросил он.
— Я не обязана перед вами отчитываться. Впрочем, скажу: похоже, вот-вот произойдет знаменательное событие, но при условии, что я поспешу.
Аронов усмехнулся:
— Может, в вашей жизни как раз тогда произошло знаменательное событие, когда вы меня встретили.
Денисия фыркнула:
— Не понимаю, о каком событии идет речь.
— О том самом, которого так жаждут все юные девы.
— И чего же все они жаждут? — скептически поинтересовалась Денисия.
— Явления сказочного принца, или вы ничего не слыхали о Золушке?
— Слыхала и даже читала, — заверила она. — Кстати, еще ребенком меня переполняла зависть вовсе не к судьбе самой Золушки.
— Да-а? — притворно удивился Аронов. — Кому же вы, будучи крошкой, завидовали?
— Ее крестной, фее. Значительно заманчивей что-то уметь самой, чем ждать милостей от сомнительных принцев. Сидеть у окошка и ахать: «Ах, как он там, придет или не придет? Заметит или не заметит?» Что может быть оскорбительней для современной женщины? То ли дело фея. Она все решает сама.
