Наталья Александрова - Дорогая, я женюсь на львице
Она не знала, сколько времени прошло с тех пор, как подруги с похитителем уехали – может быть, несколько часов, а может, и сутки… В темноте не было никаких признаков, по которым она могла бы это понять. День сейчас или все еще ночь?
Ира поймала себя на том, что последние слова произнесла вслух, и еще больше испугалась. Все заключенные начинают с того, что разговаривают вслух, а потом сходят с ума. А вдруг этот лысый бандит убьет Жанку с Катей, и тогда никто не придет ей на помощь? Ирина умрет от голода. Хотя еще раньше она умрет от страха.
Что-то маленькое и холодное коснулось ее ноги. Ирина взвизгнула и отскочила, при этом наступила на что-то мягкое, раздался противный писк… Сердце чуть не выскочило из груди от ужаса и отвращения.
– Мама! – заорала Ирина.
В это время у нее над головой раздались шаги.
Шаги были тяжелые, наверняка, мужские.
«Похититель вернулся, причем вернулся один, – подумала Ирина в ужасе. – Значит, он получил свою картину, и мы ему больше не нужны. Он убил Катьку и Жанну, избавился от их трупов, и теперь вернулся, чтобы покончить со мной…»
Она почувствовала, как по щеке сбегает слеза.
Перед ее внутренним взором пробежала жизнь. Дети, подруги, Яша… книжки, которым отданы последние годы…
«Какой ужасный конец – в этом темном сыром подвале, с мышами… Вспомнит ли обо мне хоть кто-нибудь?»
Крышка люка с грохотом откинулась, и в подвал хлынул свет, с непривычки показавшийся ослепительным.
– Эй, вы тут живы? – раздался хрипловатый мужской голос.
– Не приближайтесь ко мне! – выкрикнула Ирина. – Я дорого продам свою жизнь!
– Ирина Анатольевна! – удивленно проговорил наклонившийся над люком мужчина. – Что это с вами?
Только тут она узнала майора Продольного.
Грубое, широкое, хотя, безусловно, мужественное лицо майора показалось ей в этот момент прекраснее всех на свете. Кто назвал красивым Алена Делона? Кто считает обаятельным Брюса Уиллиса? Кому нравятся Том Круз или Пирс Броснан? Они не видели майора Ивана Никифоровича Продольного! Ирина вскарабкалась по шаткой лесенке, выбралась из подвала и, обливаясь счастливыми слезами, упала на руки бравого полицейского.
На следующий день подруги сидели в кабинете Себастьянова. На просторном столе красного дерева, по такому случаю очищенном от бумаг и альбомов, лежала картина из тайника. Покосившийся забор, две коровы, свинья…
– Так, – Вольфганг Степанович потер руки. – Это та самая картина? Холст действительно очень старый, а что там внутри… Посмотрим, посмотрим!
– Что, вы попробуете снять с нее верхний слой? – поинтересовалась Ирина, проявляя осведомленность в вопросах реставрации.
– Да ты что! – ужаснулась Катя. – Это такая долгая и кропотливая работа! Аккуратно снимать верхний слой надо будет несколько месяцев, иначе сама картина может пострадать!
– Вы совершенно правы, – Себастьянов с уважением взглянул на Катю. – Если наше предположение подтвердится, этим займутся лучшие специалисты страны… но пока мы можем заглянуть сквозь верхний красочный слой…
Он осторожно взял картину и вложил ее в большой аппарат, стоявший рядом с его столом. Аппарат ровно загудел, засветился голубоватым светом экран монитора. Вольфганг Степанович пробежал пальцами по клавишам, на экране начало проступать изображение.
– Это вроде, как в аэропорту, – прошептала Жанна на ухо Ирине. – Когда просвечивают твой чемодан…
Подруги через плечо хозяина кабинета уставились на экран.
Изображение на нем становилось все четче и четче.
Сквозь унылый, кое-как нарисованный пейзаж проступили человеческие фигуры. Двое мужчин за резным столиком, в руках одного из них стаканчик для игры в кости, другой взволнованно следит за его руками. За спиной игроков стоят две женщины в нарядных, богато расшитых парчовых платьях. Сзади виднеется высокое стрельчатое окно, за ним – цветущий сад…
Даже в бледном, нечетком изображении на экране видно, как тонко и талантливо выписаны человеческие лица и фигуры, детали одежды, убранство комнаты.
Вольфганг Степанович с неожиданной для его возраста и комплекции прытью вскочил из-за стола, схватил трубку телефона и закричал в нее:
– Кирилл! Кирилл Сергеевич! Приходи немедленно, и всех своих зови! Я нашел неизвестного ван Гроота!
Когда восторги стихли, и пожилые, представительные мужчины с просветленными от радости лицами покинули кабинет Себастьянова, где они только что визжали и прыгали от восторга, как кочевники племени мгвангве во время большого осеннего праздника, Вольфганг Степанович вспомнил о трех подругах, которые скромно ожидали завершения музейных ритуальных плясок.
– Да, – проговорил он смущенно. – Я так увлекся, что забыл о самой важной стороне дела… эта картина… она… как бы это сказать… она нашлась… найдена… обнаружена благодаря вам, и вы имеете право… то есть… – он окончательно смешался и замолчал.
– Не волнуйтесь, Вольфганг Степанович, – ответила за всех Жанна. – Мы будем счастливы, если эта картина поступит в фонды Эрмитажа. Да и то – где ей еще быть?
Себастьянов вскочил из-за стола, козликом подскочил к подругам – при его весе и размерах это было очень потешно – и принялся целовать им руки, рассыпаясь в благодарностях. Успокоившись и вытерев выступившие на глазах от умиления слезы, он серьезным тоном спросил:
– Но я хотел бы в знак благодарности что-нибудь сделать для вас! Подумайте, чего бы вам хотелось?
– Как золотая рыбка – три желания? – усмехнулась Жанна. – Ну, я привыкла сама выполнять собственные желания, а вот Катюше вы могли бы очень помочь!
– Да! – всполошилась Катерина. – Ведь мой муж все еще томится в заключении по ложному обвинению… Ведь его задержали по подозрению в убийстве Ирины Сергеевны Моськиной, а теперь ясно, что ее убил этот бандит, который охотился за картиной…
– Разумеется! – Себастьянов схватился за телефонную трубку. – Я постоянно контактирую с отделом ФСБ, который занимается предотвращением вывоза из страны ценных произведений искусства…
Он набрал номер, несколько минут с кем-то оживленно разговаривал и наконец, повернувшись к подругам, удовлетворенно произнес:
– Все в порядке, в течение часа ваша проблема будет решена, вашего мужа с извинениями освободят! Еще какие-нибудь желания у вас есть?
– Ну да, ведь золотая рыбка выполняет всегда три желания, – вполголоса проговорила Жанна.
– Ну, для меня замечательной наградой будет возможность описать всю эту историю в своем новом романе, – сказала Ирина. – Я даже знаю, как его назову – «Мышеловка на три персоны»!
– Девочки, – смущенно проговорила Катя. – Ну, если ни у кого больше нет желаний… Вы же знаете, как я люблю сладкое!
– Ну, вот мы и дома, – счастливо вздохнула Катя и открыла дверцу машины, – девочки, только вы не уезжайте! Нужно же это дело отметить…
– Может, в другой раз… – протянула Ирина, ей совсем не хотелось снова тащиться в квартиру профессора Кряквина, она и так провела там слишком много времени, ей осточертели африканские атрибуты. Опять-таки, пускай супруги побудут одни, зачем же мешать…
– Не выдумывайте! – решительно сказал профессор. – Должен же я как следует вас поблагодарить за свое освобождение. И Катюшу вы поддержали в трудную минуту…
Жанна с Ириной переглянулись – слава тебе, господи, профессор заговорил, как нормальный человек! И выглядит он ничего себе – глаза не бегают, за топор не хватается… Топор, правда, профессору в полиции не вернули – дескать, по делу он проходит, как вещественное доказательство…
– Как бы не поперли топорик-то, – горестно сказал тогда профессор, – приспособят его мясо рубить, а это ритуальный жертвенный топор, большая редкость, раритетная вещь…
– И правда, девочки, – затянула Катька свое обычное, – хоть чаю попьем. Правда, у меня к чаю-то ничего особенного…
Разумеется, на лестнице они встретили генеральшу Недужную.
– Катерина Михайловна! – заговорила она, щурясь против света на всю компанию, поднимавшуюся наверх. – Должна вам заметить, вы не имеете никакого юридического права поселить в квартире вашего осужденного мужа африканского шамана и его восемь жен! Я уж не говорю о сорока детях, это уже вообще переходит всяческие границы! Я специально узнавала у юриста! Ваш муж теряет прописку, и квартира…
– В чем дело, Эпопея Кондратьевна? – спросил профессор, отодвигая женщин и появившись перед генеральшей собственной персоной. – Отчего вы так интересуетесь моей квартирой?
– Ва-валентин Петрович… – оторопела генеральша, – вас выпустили до суда под залог?
– Не надейтесь, Эпопея Кондратьевна, – серьезно ответил профессор, – меня выпустили совсем. Нашли настоящего убийцу, так что я пока поживу в собственной квартире, как это ни противно окружающим…
Вся компания протиснулась мимо генеральши Недужной, взглядами выразив все, что они о ней думают.
