Наталья Александрова - Визит очумелой дамы
- Скажите, а где библиотекарь из зала русской литературы? - спросила я дрожащим голосом.
- Тамара Васильевна? - уныло переспросила девица. - А ее сегодня больше не будет...
- А вы не видали тут такую худенькую старушку.., в белых брюках, кофточка такая голубенькая, и панама - белая с синей лентой... - я как могла описала Лушу.
- Лукрецию Николаевну? - нисколько не удивилась девица. - А она сегодня не приходила...
- А Пришвин? - Я прикусила язык.
- Михаил Михайлович? - по инерции переспросила девица, но тут же опомнилась и подозрительно уставилась на меня. - А зачем он вам?
Что я могла ответить? Портрет писателя Пришвина исчез в неизвестном направлении.
***
Сивый пришел в себя и огляделся. Увиденное не доставило ему никакого удовольствия.
Непосредственно перед его лицом находился дощатый пол деревенского дома, усеянный осколками битой посуды, рассыпанными крупами и прочими наглядными следами борьбы.
Тут же он вспомнил короткую, но яростную схватку с неизвестно откуда свалившимся на его голову прибалтом. На этом воспоминания почему-то закончились, но, судя по боли в затылке и дощатому полу перед глазами, прибалт вышел из этой схватки победителем.
Сивый пошевелился, невольно застонал от боли и попробовал встать.
Это у него не получилось, и он наконец осознал, что его правая рука прикована наручником к железной трубе. К этой же трубе был пристегнут и его незадачливый напарник по кличке Жаба, но в отличие от Сивого Жаба не подавал никаких признаков жизни. Его окровавленная голова свешивалась на плечо, и внешний вид оставлял желать лучшего.
Сивый тяжело вздохнул и попробовал думать.
Склонности к этому тяжелому и вредному занятию у него не было, никакие умные и своевременные мысли в его голову не пришли, а с цепривычки голова заболела еще сильнее.
И тут он увидел спасительный предмет.
В каком-нибудь метре от него на полу лежал мобильный телефон.
То ли он случайно выпал из кармана Сивого во время драки, а подлый прибалт просто не заметил трубку, то ли он оставил его нарочно, чтобы поиздеваться над Сивым, потому что мобильник лежал дальше, чем его могла достать свободная рука.
Бандит тянулся что было сил, наручник врезался в кисть руки, но все равно дотянуться до мобильника не удавалось, не хватало каких-нибудь нескольких сантиметров.
Сивый заскрежетал зубами от бессильной злости.
И тут он увидел на полу сковородку - ту самую, которая неоднократно использовалась в этот день в качестве оружия ближнего боя.
Сковородка лежала ближе, и он довольно легко дотянулся до нее, а потом, вооружившись ею, как сачком, сумел достать недоступный мобильник.
Заполучив телефон, он набрал хорошо знакомый номер.
Ему ответил женский голос - нервный, злой и недовольный.
- Это я, - проскрипел Сивый, с трудом справившись с охрипшим голосом, - узнаете?
- Да уж как-нибудь! Чем порадуешь? Нашел девку?
- Вообще-то нашел, но...
- Что значит - но? - Голос женщины зазвенел от злобы. - Так нашел или нет?
- Нашел, но она сбежала...
- Вот как? - Голос стал тише и спокойнее, но Сивый знал свою заказчицу и не обманывался этим спокойствием, он понимал, что это - затишье перед бурей.
- Зачем же ты мне звонишь, - продолжала женщина, - ты должен преследовать девку, а звонить мне, только когда поймаешь ее!
- Дело как раз в том... - смущенно проговорил Сивый, - что я.., что мы не можем ее преследовать... Нас тут приковали...
- Что?! - воскликнула женщина в злобном недоумении. - Как это приковали?
- Наручниками.., к трубе.., приезжайте, это в Озерках, нам самим не выбраться... Помогите нам...
- Да ты с ума сошел! Я-то думала, имею дело с настоящим крутым профи, а ты - слизняк! Я тебя еще вытаскивать должна? Ну ты, блин, даешь! Не буду я светиться! Сами выкарабкивайтесь!
Сивый страшно разозлился на заказчицу.
- Светиться не хочешь? - заорал он в трубку. - Как миленькая приедешь, а то так засветишься, как елка новогодняя! Мы на тебя работаем, а ты не хочешь нас вытаскивать?
- Да пошел ты, кретин! - И в трубке раздались сигналы отбоя.
Сивый злобно швырнул в стену бесполезный мобильник, так что плоская серебристая коробочка разлетелась на мелкие куски. Теперь он сидел на полу с неудобно вывернутой рукой, в злобном бессилии скрежеща зубами и оглядываясь по сторонам.
И в это время на скрипучем рассохшемся крыльце дома раздались тяжелые шаги.
- Эй, хозяева! - прозвучал уверенный молодой голос. - Есть кто дома?
Сивый на всякий случай затаился.
- Точно, это здесь? - спросил второй голос, постарше и ниже тембром.
- Точно, сигнал был, что из этого дома доносятся шум, крики и прочие неположенные звуки. Надо сигнал проверить.
- Сейчас тихо! Может, ушли все?
- А дверь-то открыта!
Входная дверь скрипнула, и шаги стали приближаться. Сивый уныло огляделся и попробовал придать себе независимый вид. С рукой, прикованной к трубе, это плохо получилось.
На пороге появились два милиционера - один молодой и высокий, с вьющимся светлым чубом, второй постарше и пониже, зато оснащенный внушительным трудовым животом.
- Это что, блин, за картина! - воскликнул молодой милиционер, увидев двух братков с разбитыми головами, полулежащих на полу с прикованными к трубе конечностями. - Утро в сосновом лесу?
- Не заперто было, - объяснял Сивый без надежды на успех, - ну, мы, это.., и зашли. Перекусить там, пивка выпить...
- Ага, - обрадовался милиционер, - а наручники - это чтоб лучше сиделось, чтоб не торопиться никуда.., так, что ли?
- Наручники.., это мы случайно. Проверяли.
- А ключи потеряли?
- Потеряли, - хмуро согласился Сивый.
- А головы почему у обоих разбитые, а твой друг в отключке?
- Ну, поссорились мы с ним маленько.., это.., поспорили.
- О литературе, что ли? - поинтересовался умный милиционер.
- Слушай, кончай, а? - простонал Сивый. - Освободи нас!
- А мы вас сейчас оприходуем.., проникновение в чужое жилище, драка.., как злостное хулиганство оформим!
- Да ты чего! Дверь даже заперта не была! А мы с друганом по пьяни поцапались, не со зла! Ты че нам шьешь-то, че шьешь?
- Видишь, Сороченко, - вмешался в разговор пузатый милиционер, - ребята не согласные. Давай уж не будем их задерживать!
"До чего же мент понимающий, - наивно восхитился Сивый, - просто отец родной!"
Но "отец родной" продолжал:
- Давай не будем их задерживать, оставим как есть.., пускай сидят тут на полу, сколько им нравится!
- Э, мужики, вы чего! - завопил Сивый, увидев, что милиционеры разворачиваются и на полном серьезе собираются уходить. - Вы что - так нас и кинете здесь?
- Конечно, - спокойно бросил через плечо молодой Сороченко, - так и кинем. А на фига вы нам сдались?
- Эй, постойте, - кричал Сивый в удаляющиеся спины, - я все расскажу! Только не бросайте нас здесь!
- Да? - Сороченко остановился. - А есть что рассказывать?
- Конечно! Только от этой чертовой трубы отстегните!
- Ну что, Семеныч, отстегнем страдальцев? - повернулся хитрый Сороченко к своему старшему товарищу.
- Ну, конечно, если оформить чистосердечное...
- А думаешь, есть в чем?
- Да ты только на морды ихние посмотри! Чтобы у таких да не нашлось, в чем признаться?
***
В актовом зале шестьсот шестьдесят шестой школы царило праздничное оживление. Многочисленные родители, отпросившиеся на этот день с работы или бросившие свои важные дела, с умилением наблюдали за своими чадами, демонстрировавшими на школьной сцене безграничную любовь к великой отечественной литературе.
Завуч по внеклассной работе Эльза Афанасьевна стояла сбоку, частично скрытая малиновым бархатным занавесом, и руководила процессом.
- А теперь березки, березки пошли! - громким шепотом командовала Эльза Афанасьевна. - Синетутов, а ты куда направился? Ты же у нас не березка, ты же у нас дубок! Пойдешь, когда я скомандую! А теперь только березки идут! Березки, веточками покачали, покачали как следует!
Девочки, наряженные березками, выплыли на сцену из-за кулис, дружно покачивая проволочными ветвями с наклеенными на них листьями из зеленой гофрированной бумаги, и запели традиционную советскую патриотическую песню "То березка, то рябина".
Выдающийся советский писатель и природолюб Михаил Михайлович Пришвин, топорща свои пышные усы, удивленно взирал на это действо с портрета, укрепленного над самой серединой сцены.
Березки отпели свое, на сцену по команде завуча выбежал бравый дубок Синетутов и жизнерадостным голосом будущего космонавта сообщил собравшимся, что праздник, посвященный шестидесятой годовщине написания выдающимся писателем Пришвиным его классического произведения "Кладовая солнца", считается открытым. (Синетутов, правда, оговорился и сказал не кладовая, а кладовка.) Эльза Афанасьевна прошептала очередную команду, и на смену Синетутову вышел отличник Булочкин с приклеенными усами и уныло пробубнил подготовленный завучем поэтический текст:
