Дарья Донцова - Небо в рублях
– Правда, правда! – пьяно захохотала Катя. – Вот цирк, да? Я у Миладки тогда жила, с квартирой напряг был, потому и пришлось к Смоляковой проситься. Она меня пустила, правда, оговорилась, что всего на месяц может пригреть. Бабки тогда в санатории были, Ми купила им путевки, Настя с детским садиком на даче, а они с Китом в городе остались – не хватило денег, чтобы на природу выехать.
Я старательно слушала сбивчивую, заплетающуюся речь вконец опьяневшей Сониной. Очень скоро кусочки информации, несмотря на их разрозненность, начали складываться в целую картину, и я поняла, как обстояло дело…
Можно сказать, Ми повезло: в тот страшный для нее день старух не было дома, Настюша тоже отсутствовала, хотя навряд ли бы маленький ребенок сообразил, что к чему. Катя и Ми спокойно пили чай, когда раздался телефонный звонок. Смолякова взяла трубку и мирно сказала:
– Слушаю. – А потом взволнованно зачастила: – Что? Не может быть! Ошибка! Да, да, сейчас еду.
– Беда стряслась? – поинтересовалась Катя, увидав, что подруга с изменившимся лицом кинулась к шкафу.
– Бред! – нервно воскликнула Ми, натягивая брюки. – Звонили из милиции с диким сообщением. На Киевском вокзале в момент, как они выразились, совершения мошеннических операций арестован Никита. Можешь со мной поехать?
– Ладно, – кивнула Катя. – Да ты не переживай, скорей всего, это знакомый Кита, который назвался его именем. Сейчас увидишь негодяя, и правда выяснится.
Милада всплеснула руками.
– Как сама не додумалась до такой простой мысли? Конечно, произошла ошибка. Кит не способен на гадкие поступки. Ты же знаешь, он воспитанный, интеллигентный, тонко чувствующий мальчик…
Но, увы, Смолякова ошибалась. Мошенником оказался ее сын. И понеслось! Несчастная Милада потеряла сон и покой. К счастью, Никите на момент совершения преступления не исполнилось еще восемнадцати лет, до совершеннолетия парню оставалась неделя. Естественно, он был вполне взрослым человеком, но юридически считался полностью неответственным за поступки, поэтому и получил более чем щадящий срок.
Катя очень хорошо помнила, как к ней в квартиру вошла Ми, упала на диван и зарыдала.
– Дали три года. Но могут отпустить раньше, если будет себя хорошо вести.
Сонина пожала плечами и промолчала. А что она могла сказать? Ты плохо воспитала сына, он мошенник, а вор, как известно, должен сидеть в тюрьме, так, что ли?
– Кит не виноват, – захлебывалась слезами Ми.
Сонина опять не произнесла ни слова.
– Его втянули, – продолжала обезумевшая от горя Смолякова, – он мне все рассказал, нам дали свидание. Понимаешь, у Кита есть друг, а у того мама тяжело больна. Нужны деньги. Всю схему придумал приятель, Никита лишь помог парню, поступил благородно.
– Что же Никита не сообщил следователю правду? – не вытерпела Катя.
– Он человек чести, – простонала Ми, – взял всю вину на себя. У друга больная мама, известие об аресте сына ее бы убило.
– Чушь, – фыркнула Сонина.
– Нет, правда!
Катя покачала головой. Ясное дело, Никита вор, но, коли Миладе легче думать о том, что уголовник-сын на самом деле благородный рыцарь, пусть так. В конце концов, Сониной эта проблема не касается.
– Помоги мне, – зашептала Ми.
– Что хочешь? – настороженно поинтересовалась Катя.
– Не рассказывай никому о том, что Кит в колонии, – взмолилась Милада.
Сонина изумилась до предела.
– Ты хочешь скрыть факт ареста? Но каким образом?
– Я уволилась с работы, – зашептала Ми. – Правда, на службе пока ни о чем не подозревали, но вчера вышла газета со статьей о процессе, и я, чтобы не отвечать на вопросы, ушла.
– Ну и ну!
– Ничего, устроюсь.
– Наверное, – пожала плечами Катя.
– Бабки были в санатории, – продолжила Ми, – я им наврала, что Кита взяли в армию. И Насте то же сообщила, и всем знакомым. Даже Лена Рыбкина не в курсе. Никто не удивился. Лишь ты правду знаешь, пожалуйста, не выдавай секрет! Никита страдает безвинно, за благородство души. Он скоро выйдет, я добьюсь этого.
– Как? – ухмыльнулась Катя. – Ты украдешь свое чадо из-за решетки? Не смеши.
– Меня тут познакомили с одним дядькой, – сказала Ми, – за некую сумму он берется решить вопрос. Деньги просит громадные, но ничего, я отыщу сумму.
– В долг дать не могу, – живо отреагировала Сонина.
– Я и не прошу, – кивнула Милада, – в другом месте найду, продам все ценное, наскребу, не волнуйся. Только молчи! Никиточка выйдет, захочет учиться, а люди станут на него коситься. Умоляю, никому ни слова!
– Я-то не проговорюсь, – вздохнула Катя, – но ведь за бывшими уголовниками надзор осуществляют, и в документах, в анкетах всяких, указывать про судимость надо.
– Ничего, напишет в нужной графе «нет».
– Дурочка, – снисходительно сказала Катя, – кто же так поверит? Проверят сведения, и случится скандал.
Ми заломила руки.
– Мой замечательный помощник берется все устроить. Никита выйдет на свободу через полтора-два года, и сведения о его отсидке уничтожат, он окажется «чистым». Только придется отдать очень много денег.
Глава 23
Чем дольше я слушала пьяный, сбивчивый рассказ Кати, тем больше мне делалось жалко Смолякову. Похоже, у женщины действительно патологическая любовь к сыну. Распространенная болезнь, частенько поражающая тех, кто в одиночку тащит по жизни ребенка, или тех, кто не слишком-то счастлив в браке. Подобные женщины всю себя отдают своему чаду, но, увы, не всегда чадо получается славным. Я, кстати, никогда не завидовала своим знакомым, которых мамочки окружали неземной любовью. Не совсем просто складывались отношения в подобных семьях. Очень часто мамы потом начинали третировать повзрослевших деток, разводили их с мужьями, женами, устраивали сцены ревности внукам, с невероятной обидой при каждом удобном случае бросая в лицо отпрыскам слова: «Вот, вырастила неблагодарную свинью! Всю жизнь тебе отдала, а что в ответ получила?»
Думаю, подобная маменька на самом деле – хотя кому-то такое утверждение покажется странным – не любит свое чадо. Она эгоистично ждет, что дитятко сядет у ног родительницы, лишится собственной жизни, будет существовать около мамаши, и в тридцать лет изображая из себя пятилетку. Кое-кто, в особенности задавленные чересчур заботливой родительницей девочки, покорно исполняют предписанную роль и остаются бездетными, старыми девами. Другие, более бойкие, убегают, бросив мамочку, которая мгновенно вместо патологической любви начинает испытывать столь же патологическую вселенскую злобу. Встречаются сыновья и дочери, которые навсегда порывают с такой родительницей любые отношения, не приходят к ней в гости, не звонят, не пишут писем. Наверное, не следует чересчур строго судить этих детей – так и волк вырывается из капкана, отгрызая собственную лапу, ведь перед животным стоит вопрос: жить или не жить?
Но Милада-то совсем иная, она не давила на Никиту. А что выросло?
– Ага, – с торжеством воскликнула Катя, – чего молчишь? Давай теперь мне денег! Десять, нет, двадцать тысяч долларов!
– За что? – машинально спросила я и, тут же пожалев о заданном вопросе, добавила: – Вам лучше сейчас лечь.
Сонина пьяно расхохоталась и погрозила мне пальцем.
– Знаю, знаю! Ты из издательства! Боишься, лопнет светлый образ матери счастливой семьи? Тогда плати! Ми деньги дает, и ты… ик… ик…
– Вы шантажируете Смолякову! – осенило меня. – Потому и встречаетесь по восьмым числам. Расчетный день!
Сонина уставилась на меня. Внезапно ее взор начал трезветь, а мне стало противно. Вот, значит, как обстояло дело! Катерина, узнав о том, что Кит уголовник, постаралась свести общение со Смоляковой к нулю. Очень хорошо помню, как Лена Рыбкина сказала: «Одно время Катька совсем исчезла, а потом, когда Ми стала популярной писательницей, снова со Смоляковой общаться начала».
Сначала Сонина посчитала дружбу с матерью уголовника лишним делом, но потом раскинула жадным умишком и сообразила, каким образом можно легко «заработать» деньги. И теперь она шантажирует Ми.
– Вы о чем? – вдруг абсолютно не пьяным голосом поинтересовалась Катя.
На меня накатило чувство брезгливости, совершенно неуправляемое. Так я вздрагиваю до сих пор лишь при виде таракана. Наверное, поэтому не сумела сейчас сохранить нужную мину и ляпнула:
– Смолякова платит подруге деньги за молчание! Думаю, и квартиру вам она купила. Неужели не стыдно?
Катерина тряхнула головой, потом спокойно сказала:
– Милада помогает мне, потому что чувствует свою вину.
– Какую? – насторожилась я, крайне удивленная абсолютно трезвой речью собеседницы.
– Когда на Степочку напали хулиганы, – почти равнодушно сообщила Катерина, – ему проломили голову, нанесли смертельное ранение. «Скорая» привезла мальчика в больницу, а там даже не дернулись. Я бегала, просила сделать операцию, но слышала в ответ: «Не мучайте парня, он скоро умрет, травма не совместима с жизнью».
