Дарья Калинина - Бабушка по ипотеке
– Господин Клязьмин был тогда еще свободен?
– Ну, не сразу же твоя тетка понеслась его закладывать. Ей было необходимо время, чтобы собраться с мыслями. Да и соваться к следователю, я думаю, ей было страшновато. Могли ведь возникнуть вопросы, а где сейчас то самое золотишко, у кого оно и как оно у этого человека оказалось. Но не возникли. В общем, с момента ухода Эрики, ее развода с дядей Борей и нового скоропалительного брака прошло не больше полутора месяцев. Как раз за этот промежуток времени наша Любовь и дозрела, чтобы пойти к следователю и заложить ему и Эрику, и ее отца.
– Но зачем Эрика развелась с дядей Борей?
– Я тебе уже говорила. Точно этого никто, кроме самой Эрики, не знает. Но думаю, она не хотела иметь ничего общего с семьей, в которой есть воры. С нашей семьей.
– И очень глупо, учитывая то, чем занимался ее собственный папочка, и размеры его состояния. Да по сравнению с ним тетя Люба – это просто невинная овечка.
– Думаю, что Эрика могла не знать о том, какие махинации проворачивает ее отец. Даже уверена, что она ничего не знала. Ну, разумеется, пока отца не арестовали.
– Как это не знала?
– Хочешь верь, а хочешь не верь, но сплошь и рядом случается, что близкие не подозревают ни о чем дурном, чем занимается их родственник.
– Может, так и бывает, но Эрика должна была понимать, что всего того, чем владели они с отцом, на его официальную зарплату не купишь.
– В отношении своих близких, особенно тех, кого любим, обычно мы бываем слепы. Долгое время не можем поверить в то, что наш любимый человек делает что-то плохое. И даже поставленные перед фактом будем отрицать очевидное. Вот я помню, как одна моя знакомая в случае со своим сыном…
И дальше тетя пустилась в повествование, которое Жанна благополучно пропустила мимо своих ушей. И в данном случае поступила так совершенно сознательно. Ну не было ей интересно, что там случилось у знакомой тети Люси и ее сына. Разобраться бы со своими собственными знакомыми и родными.
Выходит, что дядя Боря и Марина – родные отец и дочь. В пользу этого говорит дата рождения Марины и фамильное сходство. Например, в Жанне фамильных черт очень много. Посторонние намекали ей на то, что она похожа на своих родных, но она пропускала их слова мимо ушей. И вот что получилось! Не увидела очевидных подозреваемых – дочь и отца. Одна Марина прикончить тетушку Любу, конечно, не могла, росточком не вышла. Но в компании со своим родным папулей – запросто!
– И возможность у них имелась, и причина.
Ведь что у дочери Эрики, что у ее мужа были свои счеты к Любови Михайловне. Эти двое не могли не понимать, что причиной всех их несчастий является один-единственный человек, одна-единственная женщина – тетушка Любовь.
– И конечно, они могли захотеть ей отомстить. Могли захотеть ее убить, – пробормотала Жанна.
Тетя Люся, которая продолжала вещать что-то про свою подругу, воодушевленно подтвердила:
– Вот, вот! Именно, что убить!
И она продолжала говорить о своем, а Жанна продолжала думать тоже о своем. Так что общались они чудесно, одна говорила, другая думала. И никто из них друг другу не мешал. Под конец они поблагодарили друг друга за интересный разговор, и каждая пошла спать, преисполненная симпатии к собеседнице.
«Какая у меня славная тетя, – тепло думала Жанна, заворачиваясь в одеяло сама и укутывая Алину, которая спала рядом с ней. – Наличие одной такой тети искупает собой наличие другой – воровки. И дяди, по всей видимости, убийцы».
Привыкнуть к мысли, что у них в семье завелись не только воры, сумасшедшие, но и убийцы теперь есть, было гораздо тяжелее, чем рассчитывала Жанна. Она без толку проворочалась в постели до половины четвертого утра и лишь под утро забылась беспокойным сном. В семь утра она уже проснулась и, чувствуя, что просто не в силах заставить себя пролежать в постели дольше, вскочила и направилась в ванную комнату.
Если Алина принимала водные процедуры почти каждый вечер (плескаться в чуть подсоленной водичке ребенку полезно), то сама Жанна доставляла себе это удовольствие куда реже. Утром она всегда опаздывала. Вечером после целого дня беготни и хлопот бывала уже без сил. Поэтому, встав сейчас под струи горячего душа, она почувствовала ни с чем не сравнимое блаженство.
– М-м-м… до чего же хорошо! Да здравствует горячая вода!
Ровно в этот момент воду и отключили. И горячую, и холодную. Разом! Жанна еще потыкала пальцем в воронку душа, надеясь, что оттуда польет волшебный дождик, но ничего не произошло. Хорошо еще, что она успела смыть с себя мыло. Можно сказать, повезло. Завернувшись в пушистое банное полотенце, Жанна стала вылезать из ванны. Стоило ей встать на пол, как из душа снова полилась вода. Правда, на сей раз она была только холодная.
– Все ясно. На себя мне время тратить не рекомендуется.
Но Жанна все равно сделала себе прическу и накрасилась. И хорошо, что воду отключили. А то она долго проторчала бы в душе, а на прическу времени бы не хватило. Волосы легли удивительно хорошо. Ресницы тоже удалось накрасить с первого раза. А ведь даже в лучшие времена, когда рука у нее была набита, Жанна могла сделать две или даже три неудачных попытки, прежде чем ей удавалось добиться желаемого результата. А тут все получилось неожиданно легко и быстро.
Девушка до пробуждения дочери еще успела погладить свое платье. Не все же одной Алинке форсить, разгуливая в еще бабушкой купленных или переданных заботливыми родственниками нарядных платьицах. У Жанны тоже имелся неплохой гардероб, состоящий из вещей, купленных ею еще в годы процветания, когда она не была матерью-одиночкой, живущей на нищенское пособие и такую же нищенскую зарплату уборщицы. С момента рождения Алины, когда начались сложности сначала с мужем, а потом и с мамой, Жанна не прикасалась к этим вещам. Довольствовалась каждодневным свитерком и брючками. Бегала в них что в праздники, что в будние дни. Летом могла на прогулку и вовсе выйти в лосинах и футболке. А тут вдруг решила надеть что-нибудь посимпатичнее и поэлегантнее.
Так что к тому моменту, когда Алина проснулась, Жанна стала напоминать самой себе саму себя ту… прежнюю, в жизни которой не было столько трудностей, а иногда случались и радости.
– Вот и молодец! Вот и умница! – повторяла Жанна самой себе, без устали вертясь перед зеркалом.
Отражение ей так нравилось, что она не удержалась и послала ему воздушный поцелуй. Потом счастливо засмеялась и послала еще один.
Дочка проснулась и впервые за все годы не расхныкалась, что не хочет вставать, что ей холодно, что она маленькая и хочет поспать, а уставилась на маму и тут же захлопала в ладоши:
– Мама! Какая ты красивая! Ты на праздник так оделась?
– Конечно.
– А я?! – заторопилась Алина, спуская тонкие ножки с кровати. – Мне тоже нужно одеться! Где мое платье! Мамочка, ну, пожалуйста, скажи, где оно?
Алина разговаривала с матерью необычайно ласково. Она всегда была тихой девочкой, но такой ласки Жанна от нее до сей поры никогда не видела. Обычно дочка держалась с матерью спокойно, но чуточку отстраненно. Целовать себя разрешала, но потом обязательно тыльной стороной ладони вытирала поцелованное место, словно ей было мокро или противно.
– Вот твое платье!
Алина завизжала от восторга, сама обняла и звонко чмокнула Жанну несколько раз подряд. Чудеса, да и только! Ее холодноватая девочка этим утром изменилась почти до неузнаваемости. Или дело было в самой Жанне? Может, это не Алина, а Жанна изменилась? Ну да, накрасилась, нарядилась, встретила утро красивой и оттого радостной. И утро тут же поспешило преподнести ей ответные дары в виде ласки ее любимого ребенка.
Дальше степень приятности событий только нарастала. Взяв роскошный букет, подаренный им вчера, мать и дочь вышли на улицу. И надо же такому случиться, что в это время выезжал их сосед – дядя Володя. Высунувшись из окна своего старенького «Опеля», он предложил:
– Не подвезти ли вас, прекрасные дамы?
– А подвезите, – беззаботно согласилась Жанна и снова рассмеялась.
И что с ней такое творится? Уже сколько лет она почти не смеялась, а тут смеется без умолку.
Дядя Володя тут же распахнул перед ними дверь своей машины.
– Садитесь! Я и карету в виде исключения помыл. Как чувствовал, что встречу таких прекрасных дам.
И он довез их до самого садика. Когда они вышли из машины – нарядно одетые, причесанные и с огромным букетом в руках, все их знакомые, что дети, что взрослые, просто попадали с ног. И было от чего, надо сказать.
На Жанне было ее любимое платье из шелковистого итальянского трикотажа, которое она много лет назад купила в Пассаже на свадьбу одной своей близкой подруги. Платье она надевала всего пару раз, так что оно было практически новым. И к тому же покрой его был классическим, не выходящим из моды столетиями.
Платье изумительно подчеркивало ее фигуру, компенсировало отсутствие груди и придавало бедрам необходимую округлость. К тому же было оно изумительного глубокого синевато-лилового цвета, который необычайно шел Жанне. Платье было вечерним, с открытыми плечами, так что сверху девушка накинула горжетку из черной блестящей канадской норки. Длина платья также требовала обуть туфли на каблуках, что Жанна и сделала. В руки она взяла крохотный клатч, мысленно взмолившись, чтобы Алине не потребовалось ни питье, ни сухарики, ни салфетки, ни что-либо другое крупнее расчески. Только она и мобильник и влезли в крохотный клатч.
