Елена Логунова - Закон вселенской подлости
– А не было у нас ключей, – признался лилипут. – У нас отмычки были! Говорю же, мы ловкие!
– Видать, с кривой дорожки начался творческий путь цирковой звезды, – съязвила Юля.
Лилипут засопел.
– Вы ничего не докажете, – заявила Лена-Лея. – Никаких отмычек не было, и фотографии никто не крал. А обрезать их мог и сам старый гад – еще сто лет назад, когда маму мою из дома выгнал!
– Э-э-э нет, срез на снимках свеженький, тут только недавно ножницами поработали, я потому и догадалась, – сказала я и встала. – Ну, что ж, позвольте откланяться!
– Что, мы просто так уйдем?! – шокировалась Юля.
– А что нам, за решетку их налаживать? – усмехнулась я. – Можно, конечно, попробовать, но зачем? Кому от этого лучше будет? Уж точно не одинокому больному старику, у которого никого на свете не осталось, кроме дочки и внучки, да и те не хотят его выслушать, понять и простить. А он, между прочим, внучку любит, гордится ею, в чужих девушках ее черты угадывает…
– Что за бред?! – выкрикнула мне в спину Лея.
Я обернулась.
– Какой бред, Лена? Гавриил Иосифович нам с Юлей сто раз говорил, что мы похожи на его внучку. Я еще удивлялась, как это мы обе можем быть на нее похожи, если такие разные? А теперь сама посмотри: рост и фигура у тебя, как у меня, а глаза голубые, как у Юли, и коса такая же русая!
Лея-Лена молчала.
В наступившей тишине я вышла из комнаты и услышала, как замешкавшаяся Юля морально добивает девчонку очевидным:
– Дедушка знает, как ты выглядишь, значит, видит тебя, он следит за твоей жизнью! Возможно, и помогает! Кстати, он очень скромно живет на доходы от сдачи комнаты, а пенсию и зарплату свою каждый месяц кому-то переводит, ты случайно не знаешь – кому?
И Юля тоже вышла, аккуратно, без стука, прикрыв за собой дверь.
Посмотрела на меня большими влажными глазами.
Я молча показала ей большой палец.
– Что могли, то сделали, – кивнула подружка.
– Все будет хорошо, – сказала я. – А пошли представление смотреть из-за кулис?
И мы пошли. Тигров, к сожалению, пропустили, но на слона Петрушу как раз успели!
Было пасмурно, но не холодно. Облака окутали мир сине-розовой ватой. Уличные фонари только-только разгорались и светили оранжевым. Мы с подружкой сидели на лавочке имени незабвенной бабы Веры и решали, как будем действовать, если Гавросич помирится с дочкой и внучкой.
– Они же тогда вместе жить станут, значит, придется нам отсюда съехать, – спокойно, как об уже давно решенном, сказала Юля. – Надо подыскать другую комнату.
– Может, целую квартиру снимем? – предложила я. – Дороговато, конечно, но мы что-нибудь придумаем.
– Можем работы мои продавать, – предложила подружка. – Я буду рисовать, а ты займешься продвижением. У тебя получится, ты умная и сообразительная, смотри, как раскрутила историю с чемоданом!
Я всерьез задумалась над этим предложением и не успела ответить.
– Что там у вас с чемоданами? Вы съезжаете с квартиры? – спросил знакомый голос за спиной.
– Я могу приютить бездомных девушек у себя! – сказал другой знакомый голос, и лавочка заскрипела под весом опустившегося на нее Эдика.
Он же Антон Собакин, он же Бульдог и Боксер, редактор отдела криминальной хроники.
– Ты, кажется, у нашего дедушки на балконе живешь! – напомнила Юля и хлопнула по руке, нахально обвившейся вокруг ее талии.
– Это было мое прикрытие, – хмыкнул Эдик-Антон, игнорируя хлопок. – Вообще-то у меня собственная двухкомнатная квартира имеется.
– И у меня тоже двухкомнатная, – сообщил Алекс, присаживаясь рядом со мной.
По моей талии вкрадчиво, осторожным удавчиком, поползла мужская рука.
Я сложила ладошку мухобойкой, чтобы звонким ударом пресечь это наглое поползновение, но неслышный миру голос в моей голове упреждающе рявкнул:
«Нельзя быть такой идиоткой!!!» – и я раздумала отбиваться.
Счастье в личной жизни – оно такое хрупкое. Как люстра из стеклянных пузырьков на лесках!
Не будем делать резких движений.
