Елена Логунова - Закон вселенской подлости
– Все-все? – Я против воли заинтересовалась.
Вот это бабушка, вот это божий одуванчик! Мышка-наружка!
– Да! Помнишь, когда мы впервые увидели Эдика?
– Когда Чучундру хоронить собирались.
– Ага, а на лестничной площадке как раз лежал парень в черном! – Юля зашелестела страницами. – Оказывается, баба Вера его не один раз возле дома видела.
Я напряглась и вспомнила лежачего парня в черном:
– Точно, это и был маньяк! Вчера он, кстати, снова во всем черном явился, включая бейсболку! Видимо, в тот день, когда мы имели неудовольствие лицезреть его в горизонтальной проекции, он заявился к нам впервые, но дальше лестничной площадки не прошел. Поскользнулся на масляной луже, упал и отключился! Интересно, кто там масло разлил?
– Интересно, откуда маньяк наш адрес узнал!
– Ну, это как раз очевидно, – я сердито посопела. – Ты же накануне бегала на свиданку к какому-то подозрительному Леонарду из Интернета, что ему стоило за тобой проследить?
– Думаешь, тот Леонард и был этим маньяком? – Юля тоже посопела (виновато), но быстро взбодрилась: – Ну вот! Теперь ты понимаешь, что Эдик вне подозрений, он не маньяк, маньяк не он!
Юля так горячо защищала нового друга, что мне стало нехорошо от понимая того, какую боль я ей сейчас причиню.
– Юльк, да я вовсе не об этом, – вздохнула я. – Я же не говорю, что Эд маньяк. Я говорю, что он не Эд!
– Как это?
– А так, – я требовательно посмотрела на предмет беседы. – Все, колись, как зовут тебя, акула пера?
– Черт! Черт, черт, черт! – Эд подергал себя за вихры.
– Черт – это в лучшем случае прозвище, – усмехнулась я. – Псевдоним, как Бульдог, он же Боксер! Давай настоящее имя.
Эд, который не Эд, достал из кармана книжечку удостоверения.
Я развернула ее, положив поверх похожих красных «корочек» следователя.
– Антон Собакин, – прочитала я вслух. – Ага, теперь понятно, почему Бульдог и Боксер… Редактор отдела криминальной хроники…
– Погодите, какой еще Собакин? – Юля скривилась, едва не плача. – Ты правда Собакин? Но это же ужасная фамилия, просто кошмарно звучит: Юлия Юрьевна Собакина…
– Ох, не о том ты думаешь, подруга! – вздохнула я. – Забудь про смену фамилии, до тебя еще не дошло? Этот господин увивался за тобой не потому, что ты запала ему в душу, а чтобы выполнить редакционное задание! Он за сенсацией гонялся! Узнал о маньяке, выяснил, кто может стать его следующей жертвой… А почему бы ему это не выяснить, он же редактор отдела криминальной хроники, значит, получает информацию от полиции… Кстати! – Я вспомнила: – Мне же звонил с настоятельным предложением встретиться некий Федор Федорович Федорович из полиции! Это тоже ты был?
– Ну, я как раз вышел с пресс-брифинга в ГУВД, считай, из полиции, – пробормотал обманщик.
– Юль, ты поняла? – Я посмотрела на подругу и отвела взгляд.
Юля выглядела потерянной и несчастной, как ребенок, у которого обманом отняли конфету.
«Обычно дети, у которых отнимают конфеты, очень громко орут, так что будь готова к шуму», – предупредил меня внутренний голос.
– Под маской друга был журналюга? – пролепетала подружка.
– Хорошая рифма, – похвалила я, просто чтобы ее подбодрить. – А вы, господин следователь, знали, что рядом с нами под маской друга прячется акула пера?
Алекс отвел глаза.
– Знал? Он не просто знал, он меня шантажом и угрозами заставил написать заметку, которая должна была привлечь манька! – объявил лже-Эд. – И привлекла!
– Скотина, – с чувством сказал ему Ромашкин.
– Сам скотина!
– А вот и не подеретесь, – с издевкой сказала я.
Следователь покраснел:
– Полина, ты все неправильно поняла. Конечно, есть работа, но есть и личное, а в данном случае…
– Юля, мы хотим это слушать? – обратилась я к подружке, лицо которой наливалось багрянцем, как скороспелый помидор.
«Сейчас обманутое дитя заорет как резаное», – догадался мой внутренний голос.
– Нет! – рявкнула Юля, оправдывая ожидания. – Лично я ничего больше не желаю слушать! Я хочу вышвырнуть отсюда этих мерзких, подлых, коварных…
– Козлов! – подсказала я, как никогда ранее разделяя чувства и чаяния подруги.
– А мы не уйдем, пока не объяснимся! – взвился Эд.
– Мы не уйдем! – подтвердил Алекс.
«О, смотрите-ка, у козлов тоже солидарность», – съязвил мой внутренний голос.
– Вы не уйдете, вы побежите, – пообещала я. – Потому что есть, как вы говорите, личное, а есть работа, долг службы, и куда ж тому личному супротив него…
И с этими словами я широким жестом с двух рук синхронно запулила в открытое окно два служебных удостоверения.
– Ты что творишь! – ужаснулся следователь Ромашкин, подскочив как ужаленный.
– Вот мы вернемся и тогда поговорим! – пригрозил Эдик уже из прихожей.
Как я и думала, оба лжекавалера побежали за своими служебными документами.
– Ха-ха, вернутся они! – мрачно хмыкнула Юля и закрыла дверь на замок и цепочку.
А потом еще придвинула к ней обувницу, села на нее и похлопала рядом с собой ладошкой, приглашая и меня занять место на баррикаде.
Я послушно присела и прислушалась.
По ступенькам лестницы затопали ноги.
– Идут, вражьи морды! – сказала Юля и, подняв руку, одним движением оборвала со стены коробочку электрического звонка.
– Правильно, побережем сон Гавросича, – кивнула я.
И выдернула из двери ключ, чтобы адресно сообщить в замочную скважину:
– Не смейте шуметь, негодяи, старенький дедушка только что спать лег!
– Единственный настоящий мужик в нашей жизни – Гавросич! – с надрывом изрекла Юля, отпихнув меня от скважины. – Вам не чета, коварные гады!
За дверью несогласно забубнили, но я, подвинув подругу, веско сказала в коммуникационную скважину:
– Все, хватит! Баста, карапузики! Сеанс общения закончен, идите куда подальше!
– В Саратов, в глушь, в деревню! – уточнила адрес, заимствовав его у русского классика, начитанная Юля.
За дверью стало тихо. Не думаю, что посланные карапузики сверялись с навигатором, уточняя расположение Саратова.
Я сунулась посмотреть в замочную скважину и тут же отшатнулась, потому что в глаз мне мощно дунули.
– Ладно, мы уходим, но это временное отступление! – вместе с ветром влетел в прихожую голос Алекса. – К вечеру ваш дед проснется, и тогда мы пошумим!
– Короче, ждите нас к ужину! – добавил Эдик.
И кто-то там легкомысленно засвистел, а потом шаги протопали вниз.
– Вот же наглые морды! – не без уважения молвила Юля. – К ужину их ждите, а? Странно, что меню не заказали!
– Предлагаю сварить пельмени! – кровожадно ухмыльнулась я. – Кастрюлю побольше поставим, пятилитровую, чтобы на всех хватило!
– Во-о-от, вижу, опыт – лучший учитель! – развеселилась Юля. – Теперь ты умеешь принять незваных гостей!
Мы похихикали, планируя, как будем отражать вечернее вторжение наглых морд, но нездоровое веселье быстро сошло на нет и сменилось унынием.
– Ну, почему мы с тобой, Полька, такие невезучие? – шмыгнув носом, риторически вопросила подружка.
– Потому что нельзя быть такими идиотками! – ответила я вечной истиной.
Юля, однако, в репликах в поддержку не нуждалась, у нее наметился драматический монолог:
– Вот вроде и красивые, и умные, и порядочные, и добрые, а все без мужиков и без мужиков! – на низкой ноте тоскливого коровьего рева загудела подружка. – И почему так происходит, и когда это кончится?!
– В самом деле, когда это кончится? – раздраженно поинтересовался из своей комнаты Гавросич. – Вы чего там гундите, дедушке спать не даете?
– Де-е-едушка!
Юля, почуяв благодарного слушателя, ринулась к старцу – чуть дверь ему не снесла.
– Гавриил Иосифович, у нас с Полей горе, наши кавалеры оказались не кавалерами!
– А кем? Дамами, что ли? – удивился дед.
Мы с Юлей переглянулись.
– Нет, ну, не так все плохо, – сбавила обороты подружка. – Они, конечно, не дамы, просто не настоящие мужики. В смысле, не по-мужски они с нами поступили.
– Честь девичью порушили?! – Гавросич сел в постели.
– Не, не порушили, – с сожалением сказала Юля и вздохнула.
– Тогда вон отсель, дайте выспаться, потом с вашими бедами разберемся, – дед опять зарылся в подушки.
– А они, наверное, шуметь будут, – накляузничала я. – Обещали вернуться. Стучать будут, звонить…
– Не, звонить не будут, – Юля покосилась на оборванный звонок. – Может, дверь ломать станут…
– Я им сломаю, – Гавросич зевнул и, свесив с кровати одну руку, лунатически помахал ею над полом. – Подоприте дверь чем-нибудь тяжелым, хотя бы вот чемоданом моим, на пару часов этого хватит, а там я проснусь и …
Он скомкал фразу, переведя ее в бессодержательный, но агрессивный храп.
