Дарья Донцова - Чудовище без красавицы
– Никогда наркотой я не баловался, – тихо ответил Павел, – прямо обалдел, когда менты в квартиру ворвались и «герыч» под матрасом нашли, в моей спальне, целых двести граммов.
– Может, Лена приторговывала?
– Да ты чего? – возмутился Федулов. – Зачем ей! Знаешь, сколько она в месяц сшибала! Нет, его кто-то подложил, но кто?
Я промолчала, в голову пришла одна мысль, но озвучивать ее при вдовце не следует. Вдруг у Леночки имелся любовник, решивший таким образом избавиться от законного муженька?
Возле квартиры Барсуковой я велела Павлу:
– Ничему не удивляйся, – и позвонила.
Послышался бодрый перестук, дверь распахнулась, и показалась Алла, стоящая на костылях, пустая штанина была пришпилена к поясу английской булавкой.
– Вилка! – завопила Барсукова. – Почему не предупредила, я бы ногу прицепила! Эй, Катька, Анька, готовьте чай, Ванька, беги на проспект за тортом, Женька, разгреби на кухне.
Мы сняли куртки. По коридору туда-сюда засновали дети с пакетами, кульками и банками.
– Ну вы раздевайтесь, мойте руки, – радовалась Алка, – сейчас я вернусь.
Ловко опираясь на костыли, она исчезла в глубине квартиры.
– Сколько тут детей! – ошарашенно сказал Павел.
– Только пять, – ответила я, – правда, еще три собаки, кошка да дико зловредный попугай, может здорово в макушку клюнуть, если придешься не ко двору.
– С ногой-то у нее что?
– Рак костей.
Павел поперхнулся.
– Рак?! Сколько же ей лет?
– Тридцать восемь. Да не переживай, ногу ей ампутировали давно, еще в детстве, Алке лет десять было. Сказали, полгода кряхтеть осталось. Только надо Барсукову знать, она докторам фигу показала и живет себе великолепно, детей нарожала.
– Она замужем? – мужик никак не мог прийти в себя.
– Сейчас нет.
– А была?
– Ага, четыре раза.
– Ну чего стоите, как дурак на именинах, – заорала Барсукова, – топайте сюда.
Мы вошли в просторную кухню, и я приказала:
– Так, слушайте меня! Это Павел, но его здесь нет и никогда не было, я никого не приводила.
– Отлично, – сказала Алка, – не было и не надо. Пусть угловую комнату занимает.
– Так там же Лешка живет?!
– Уже нет, – хихикнула десятилетняя Катька, – она его выгнала.
– За что?
– Он ей сказал, что Женька слишком много ботинок рвет, – наябедничал девятилетний Ванька.
– А Алка взяла его чемодан, – заржала одиннадцатилетняя Аня, – и в лестничный пролет спихнула. Шуму было! Словно бомба разорвалась. А Лешка как скажет!!!
– Эко диво! – ухмыльнулась я. – Могли и привыкнуть, что мать запросто всех сгрызет, кто вас, дурачков, обидит!
– Чисто гиена, – вздохнул Женька, – Лешка-то ничего был.
– Другой найдется, – отмахнулась Алка.
После чая я довела Павла до просторной угловой комнаты и пояснила:
– Белье в шкафу, устраивайся.
– Слышь, – очумело спросил парень, – а где она работает? Детей столько, ремонт отличный…
Я засмеялась:
– Угадай.
– Ну, – почесал в затылке «мармеладник», – торгует.
– Точно, только чем?
– Водкой?
Я решила больше не терзать мужика:
– Алка пишет любовные романы под псевдонимом Нора Бейтс.
– Погоди, погоди, – забормотал Паша, – Ленка их читала пачками… Нет, ты врешь! Нора Бейтс – англичанка! Я одну книжонку смотрел, там на обороте было написано!
Я захихикала:
– Ага, самая настоящая англичанка, цирк да и только!
– И за эти книжонки много платят? – не успокаивался Пашка.
– С каждого томика Барсукова получает около рубля…
– Фу!
– Так у нее тиражи по триста тысяч, умножь триста тысяч на рубль, сколько получишь? И потом учти, она пишет по книге в месяц и издает так же, усек?
– Во дела! – протянул парень. – Неужели столько за такую ерунду дают!
– А ты сам попробуй, – развеселилась я, – впрочем, подойди к любому лотку да пересчитай, сколько авторов в продаже, двадцать, ну тридцать, ладно, пятьдесят! На всю Россию с ее многомиллионным населением. А тех, кто способен писать сериями, и вовсе единицы! Ладно, давай устраивайся!
Я пошла к двери, потом обернулась:
– Только знаешь что…
– Ну?
– Завтра утром, когда выйдешь на кухню, первым делом скажи: «Здравствуй, Алка, я – Павел, меня Вилка велела спрятать». А то Барсукова за ночь тебя из головы выбросит, а дети убегут кто куда, каникулы ведь, напомнить некому будет.
– Ага, – кивнул Павел, – ну чисто сумасшедший дом.
Я вздохнула:
– Да уж, у Барсуковой даже шумнее, чем у нас.
У метро подпрыгивала вусмерть замерзшая бабулька с красной коробочкой в руках. Я заинтересовалась и спросила:
– Это что у вас?
– Домик для тараканов, – шмурыгнула носом озябшая бабушка.
Я уставилась на упаковку.
– С мебелью?
– Чего? – обозлилась бабка.
– Домик с мебелью?
– Иди давай отсюда, – просипела торгашка, – без тебя тошно, шутница фигова.
– Я совершенно серьезно, – ответила я, – просто интересно стало, зачем тараканам дом? Чтобы по всей кухне не ползали, а в одном месте жили, да?
Бабушка недоверчиво покосилась на меня и стала пояснять:
– Там, внутри, лежит приманка вкусная. Один сожрет и к другим поползет, а дрянь эта заразная, вот все и перемрут. Неужели рекламу никогда по телевизору не видела: «Рейд» убивает тараканов наповал»?
– Конечно, видела, – обрадовалась я. – Только сама коробка мне не попадалась на глаза.
– А ты купи, – предложила бабка, – отлично действует. Бери, бери, не сомневайся, тебе будет хорошо, и я домой побегу.
– Сколько стоит?
– Сто рублей.
– Дороговато!
– Ладно, девяносто пять, – уступила бабуся.
Я еще раз посмотрела на красную коробочку. Вчера ночью на кухне видела рыжего гостя, правда, одного, но где гарантия, что это не был отец большого семейства, вышедший на добычу пропитания для беременной жены и бесчисленных деток?
– Давайте.
Бабушка выхватила из моих пальцев деньги, сунула мне «домик», ледяную монету и опрометью бросилась в метро, очевидно, ее ждало любимое кресло у телевизора. Тяжело вздохнув, я двинулась за ней следом. Моим домашним тапочкам предстоит еще долго скучать в прихожей, надо поискать в квартире у Марьи Михайловны чемоданчик с деньгами.
Дверь открылась легко, я вошла в квартиру, ожидая увидеть дикий беспорядок. Хорошо помню, что тут творилось в тот день, когда напали на бедного Кита: разбросанные вещи, валяющиеся во всех углах посуда, осколки, обрывки…
Но сегодня здесь оказалось на диво убрано. Ковер в гостиной, где лежал без сознания мальчик, был тщательно вычищен, все предметы стояли на своих местах, только тонкий слой пыли на мебели свидетельствовал без слов: хозяйки давно нет. Значит, Марья Михайловна успела привести жилье в порядок… Однако она проявила завидную оперативность.
Чемоданчик я увидела сразу. Он стоял в комнате Никиты абсолютно пустой. На всякий случай я ощупала дно. Но, естественно, ничего не нашла. Рубашки, брючки и белье мальчика спокойно лежали аккуратными стопками на полках. Я сгребла вещи, запихнула в саквояж и потрясла его в руке. Так, похоже, именно столько и весила поклажа, когда я несла ее к Марье Михайловне… Полмиллиона долларов довольно тяжелая ноша… Впрочем, я ведь не изучала содержимое чемодана. Вполне вероятно, что деньги там и были… Но что-то подсказывало: нет, в саквояже лежали только тряпки… Впрочем, это можно проверить.
Недолго думая, я набрала телефон Катьки Гвоздиной, раздались редкие гудки. Все понятно, вечер на дворе, Катюшка давным-давно в театре. На этот случай у нас имеется мобильный.
– Ну, – прошипела Гвоздина, – кто там?
– Слышь, Катюха, у вас в спектакле «Мой любимый киллер» выносят на сцену чемодан с долларами, они настоящие?
– Ты, Вилка, совсем сдурела, – захихикала Катерина, – ну кто же такие сумасшедшие деньги даст?
– Нет, ты не поняла. Там, внутри, лежат пачки, имитирующие деньги, или просто наклеено на фанеру несколько бумажек, ну чтобы создавать эффект для зрительного зала?
– Нет, там «куклы», – пояснила Катерина, – если помнишь, по ходу действия я вынимаю их и швыряю в бандитов!
– Если я сейчас приду, дашь посмотреть на реквизит?
– Зачем?
– Ну мы хотим с детьми в школе пьесу ставить…
– Давай, – велела Гвоздина, – двигай.
Еле-еле передвигая ноги от усталости, я добралась до подвала, где устроился театр, в котором работает Катерина. Если не знать, что там раньше был общественный туалет, запросто поверишь в то, что помещение всегда служило «очагом культуры».
Гвоздина сидела у гримировального столика, стирая с лица косметику.
– Разве спектакль уже закончился? – удивилась я.
– Меня в первом акте убили, – радостно пояснила Катька, – финита ля комедиа, можно домой бежать. Вот за что «Федру» ненавижу! В первом акте на пять минут появляюсь, потом в третьем, в самом конце, прикинь, до чего неудобно.
– Показывай чемодан! – прервала я ее стоны.
