Наталья Александрова - Перстень Калиостро
– Точно, – поддакнул Александр, – квартиру делили пополам после революции, там даже дверь в стене была, ее заделывали.
– И живет там старушка, очень сообразительная, – продолжала Надежда. – Сейчас она слушает у стенки. А потом пойдет смотреть в глазок. И если вы появитесь только вдвоем, бабуля сразу же позвонит с милицию. Она не будет бегать по лестнице, ломиться сюда, чтобы выяснить, что же с нами случилось. Ей даны четкие инструкции: если мы не выходим из квартиры в течение десяти минут – звонить в милицию.
– Кто – тетя Пава? – оживился Александр. – Не сомневайтесь, она человек решительный. Она раньше пожарным диспетчером работала.
– Пять минут уже прошло, – продолжала Надежда, взглянув на часы, – валяйте, попробуйте управиться за пять минут, вряд ли это у вас получится. Все же вы непрофессионалы, это же надо уметь – людей-то убивать. А вы со своими умельцами связаться не можете, вон, как мобильничек-то крутите, накладочка, видно, вышла.
– Точно, – подал голос Саша.
– А ты говорила «фикус», – прошептала Надежда, – а он вон как соображает.
– Очухался, – пробурчала я.
– Что вы такое говорите? – Гусев сделал удивленные глаза. – Лариса, не надо нервничать, сейчас мы, как и собирались, отвезем Машу к ее сыну на завод, – он подчеркнул последнее слово, – и остальные поедут с нами, в целях общей безопасности. А вот когда мы восстановим семью, – он улыбнулся, взглянув на меня, – тогда мы отпустим всех вас, куда хотите.
Я ни на грош не верила старому лицемеру. Особенно испугало меня то, как он сказал «на завод», и как при этом выразительно взглянул в глаза Ларисе…
Но мы ничего не могли поделать – у них Лешка. А вот когда я получу сына, я разорву этих мерзавцев собственными руками.
Надежда все смотрела на часы. На лице у нее читалось ожидание, постепенно переходящее в недоумение.
Шаман никому, кроме самых доверенных помощников, не давал номер своего мобильного телефона, поэтому, когда телефон зазвонил, и он не узнал голос, то хотел было сразу же отключиться. Человек произнес торопливо:
– Муж и жена Гусевы. Шкиперская протока. Завод «Двигатель».
И все, в трубке послышались короткие гудки. Шаману это очень не понравилось, уж больно смахивало на ловушку. Но, во-первых, номер мобильника знали всего несколько человек, и не стоило тратить время, чтобы выяснить, кто же это звонил. Шаман подумал, что, возможно, его информатор очень торопился и говорил полушепотом, поэтому он и не узнал голос. Шаман не был бы тем, кем он был – тем, кого боялся и уважал весь криминальный Питер, тем, против кого бесполезны любые замки, любые охранные системы, – если бы не умел принимать вызов. Шаман решил рискнуть.
Он сделал несколько звонков, отдал необходимые распоряжения и поехал на Васильевский остров.
Машина обогнула просторный водоем, проехала по небольшому мосту и остановилась на узкой зеленой улице. Гусев открыл дверцу и попросил нас выйти. Его просьба, при всей своей елейности, напоминала приказ.
Я вышла из машины и огляделась. В этом месте раньше я никогда не была. Мы оказались словно в каком-то захолустье: улица превратилась в глинистый проселок, по обочинам поросший сорняками, со всех сторон виднелись протоки и каналы с песочными немощеными берегами. Невдалеке угадывался залив. Трудно было поверить, что в нескольких минутах езды расположены шумные, многолюдные улицы Васильевского острова.
Гусев повел нас к мрачному трехэтажному кирпичному зданию – унылому памятнику советской промышленной архитектуры. Подойдя к большим железным воротам, он достал из кармана что-то вроде пульта управления телевизором, нажал кнопку, и ворота постепенно разъехались, пропустив нас внутрь. Там все вполне соответствовало внешнему облику здания – большое пустое помещение с бетонным полом и тусклым освещением. Гусев снова нажал какие-то кнопки на своем пульте, и выкрашенная унылой грязно-зеленой краской стена прямо перед нами пришла в движение, она отъехала в сторону, открыв хромированную дверь современного лифта. В лифте уже наблюдался некоторый контраст с внешним видом здания: кабина лифта, достаточно просторная для пятерых, была отделана дубовыми панелями и зеркалами, на полу лежал пушистый бежевый ковер. Лифт пришел в движение, и через несколько секунд его двери снова открылись. Мы оказались в коридоре, весь пол которого был устлан таким же бежевым ковром, на стенах мягко светили матовые плафоны. Мы шли молча. Я с замиранием сердца ожидала, когда же увижу Лешку, Саша хмурился и кусал губы, а Надеждиного лица я не видела. Гусев открыл дверь в конце коридора, и мы, я по крайней мере, ослепли: после полутемного коридора мы очутились в залитой ярким светом оранжерее.
На десятках столов, стеллажей и полок красовались кактусы. Сколько их было? Сотни? Тысячи? Десятки тысяч? Плоские и круглые, гладкие и сплошь покрытые колючками, крошечные и огромные… Многие цвели, и, надо признаться, зрелище было потрясающее.
Но мне было не до кактусов.
– Где мой ребенок? – крикнула я Гусеву.
– Сейчас, сейчас, – отмахнулся он от меня.
Ему было не до вопросов. Он наслаждался встречей с любимыми кактусами. Он шел между рядами, и вид у него был, как у короля, который приветствует своих подданных. Он гладил их, разговаривал с ними, мне даже показалось, что кактусы ему отвечают, не все, но самые разумные, так сказать, человекообразные.
Надежда хмурилась, но с любопытством крутила головой, словно что-то разыскивая. Сопровождаемые Ларисой, мы прошли всю оранжерею и вошли в следующую дверь. Здесь была комната, которую я бы назвала лабораторией. Застекленные медицинские шкафы стояли вдоль стен, посреди комнаты стояли несколько лабораторных столов и жестких никелированных кресел, напоминающих зубоврачебные.
– Где мой ребенок? – снова заорала я Гусеву.
– Что вы так кричите? – укоризненно спросил он. – Возьмите себя в руки, присядьте, причешитесь, ребенок может испугаться.
Я хотела сказать, что мой ребенок узнает мать в любом виде и чтобы старый козел прекратил валять дурака, но ноги меня не держали, и пришлось опуститься в мерзкое лабораторное кресло. Тотчас же металлические зажимы сомкнулись у меня на запястьях, намертво приковав меня к креслу. В это время Александр изловчился и прыгнул на Ларису, стремясь завладеть пистолетом. Они боролись, а мерзкий Гусев уже подходил к Александру с невесть откуда взявшейся электрической дубинкой, другой рукой держа под прицелом Надежду, потому что меня ему было нечего опасаться.
И вот, когда дубинка уже была готова опуститься Саше на голову, Надежда взвизгнула диким голосом:
– Пилоцереус Пульпика! А я-то думаю, где вы его прячете!
Она разбила стеклянный колпак на одном из стеллажей, где под специальной лампой блаженствовал кактус, тот самый, что цвел на фотографии, с которой начались все мои несчастья. Надежда подхватила горшок и подняла кактус высоко над головой.
– Сейчас грохну его об пол! Да еще ногой разотру!
– Не трогать! – фальцетом завопил Гусев.
– Оставьте Сашу в покое, а то уроню, – предупредила Надежда.
Гусев жестом велел Саше подняться и указал в другое кресло. Саше опять изменили силы, и он опустился в кресло, потирая левую сторону груди.
– Где мой ребенок? – как заведенная повторяла я, эти вопросы помогали мне забыться, потому что если бы я начала рассуждать, то поняла бы, что Лешки здесь нет, а может быть, уже и вообще нет на этом свете.
– Кончай с ними, – подала голос Лариса, – чего ты тянешь?
– Не спеши, дорогая, – он взглянул на жену с улыбкой, – здесь мы в безопасности, никуда они не денутся. Поставьте кактус на место, Надежда Николаевна.
– Ничего, я уж подержу, – откликнулась Надежда, – мне не трудно, а так как-то спокойнее. Если вы выстрелите, то попадете в кактус. А если выстрелите мне в ногу, то я упаду и кактус разобьется, уж я постараюсь, хоть он мне и очень нравится.
– Бумаги у нас, – гнула свое Лариса, – эти придурки больше нам не нужны, что ты с ними возишься? Время дорого! Сбрось их в измельчитель.
– Мне торопиться некуда, – твердо ответил он, напирая на «мне». – Я должен знать, откуда они так много о нас знают, и кто еще знает… Не забывай о наших злопамятных кавказских друзьях… Я очень о них беспокоюсь… Не забывай, что группа, которую мы отправили на Шпалерную, как видно, пропала. Счастье, что они не знают этого адреса…
– Идиоты! – взорвалась Лариса. – Ничего не могли сделать как следует! Для чего ты их держишь!
– Для грязной работы, – кротко ответил он.
– Теперь грязную работу придется делать самим, – угрюмо произнесла она.
– Прежде всего нужно выяснить, много ли им известно. Не хотите ли присесть? – обратился он к Надежде, которая по-прежнему стояла, прижимая к груди горшок с кактусом.
– Спасибо, я постою, – упрямо ответила она.
– Тогда поговорим стоя. Кто вы такая? Как вы оказались замешаны в эту историю?
