Татьяна Луганцева - Табу на женатых мужчин
– Когда? – спросила Юлия Михайловна, хрустя хворостом.
– Да я думаю, прямо сегодня и поеду.
– А как же разговор с Толиком? – напомнила Юлия Михайловна.
– Ах, точно! Но у меня на сердце неспокойно. А вдруг этого Анатолия придется ждать с работы, – задумалась Муза.
– Давай выпьем! Лети стрелой в свой Бежецк! Я сама с ним встречусь и обо всем расспрошу. Ты оставь мне телефон, я потом тебе все сообщу! Сразу, как выясню у него! – предложила она.
Муза была ей бесконечно благодарна, на самом деле для нее это была помощь! Они так и сделали. После кафе Юлия Михайловна посадила Музу в автобус, который должен был доставить ее в центр на автовокзал, оттуда она должна была поехать на другом рейсовом автобусе в Бежецк. Транспортная связь по области осуществлялась через областной центр, из-за этого терялось очень много ценного времени.
Глава 19
Когда Муза добралась до места назначения, был уже поздний вечер. Чувствовала она себя прескверно: два автобуса, в которых она добиралась, везли ее с такой же деликатностью, как везли бы мешок с картошкой. Один автобус ехал с креном в сторону, отчего было очень неудобно сидеть все время в напряжении, и к тому же страшно, что он опрокинется под откос, особенно на поворотах. Это утомило нервную систему, да еще тревожные мысли и собственное бессилие. Было холодно, трясло, и Муза не смогла заснуть, хотя после вкусных пирожков и клюковки ее разморило, да и вообще она устала мотаться.
Бежецк выглядел чуть более цивильно, чем предыдущий городок, но здесь явно экономили на освещении – кругом было очень темно. Муза сразу же спросила у местных жителей, как пройти по нужному адресу, и уже скоро стояла у искомого дома. Домофон не работал, а то, что рядом с домом не наблюдалось ни пожарной, ни «Скорой», ни полиции, не могло не радовать в свете последних событий. Муза задумалась у железной двери подъезда, когда внезапно с характерным звуком открылось окно на первом этаже и из окна выглянул любопытствующий пожилой мужчина с седыми бородой и усами. Что тоже было нехарактерно, обычно такими вещами занимаются старушки.
– К кому ломишься, дорогая? – спросил он, кутаясь в куртку темного цвета.
– Я? Мне бы к Тамаре Зайцевой, – ответила Муза. – Поговорить.
– Ишь ты, поговорить. Не поздно ли? – прищурил глаза дед.
– Так я издалека приехала. Устала сильно. Мне только поговорить, и все. Пустите в подъезд или ей скажите, чтобы вышла. Пожалуйста! – попросила Муза.
Дед еще раз внимательно посмотрел на нее и исчез в окне, со звоном захлопнув старую деревянную раму, видимо, чтобы она вообще встала на свое место. Муза поняла, что он ее пустит внутрь, так и получилось. Дед, который оказался невысоким да еще и сгорбленным, сказал ей:
– Ну, следуй за мной, городская.
– Так мне, может, сразу к Тамаре? – робко спросила Муза.
– Сначала ко мне, – не согласился дед, указывая рукой на распахнутую дверь в свою квартиру.
Она на секунду замешкалась. Дед усмехнулся.
– Да заходи, не боись! Я один живу!
– Поэтому и страшно, – робко пискнула она.
Дед рассмеялся и взлохматил большой дрожащей пятерней свои седые лохматые волосы.
– Наконец-таки дождался комплимента! Девушка боится зайти ко мне в гости! Думаешь, я еще на что-то способен? Да мне под восемьдесят, сам не знаю, как так долго держусь на этом свете! Я тут прямо долгожитель.
Муза выдохнула и вошла в его квартиру, где пахло затхлостью и старостью.
– Иди, дочка, прямо в кухню! Там хоть два сидячих места нормальных есть, – сказал дед. – Тебя как звать-то?
– Муза.
– Интересно. Музыка – полное имя?
– Му-за, и все тут.
– А я – Павел Иванович.
Кухня выглядела очень бедно. Маленький стол под затертой цветной клеенкой, три табуретки, старая плита, поржавевшая раковина, да еще постоянно капающий кран. В кухне не было никакой техники, на плите как раз вскипал чайник со свистком. Когда-то это было распространено, даже модно, и Муза терпеть их не могла за неприятнейший, резкий звук.
– Давай выпьем, – вздохнул Павел Иванович.
– Да я не по этому делу, – откликнулась Муза, с ужасом в глазах глядя на большую мутную бутыль, явно с самогонкой. Муза такое раньше видела только в кино «Приключения Шурика» или «Самогонщики».
– Так мы по чуть-чуть за светлую память Тамары, – ответил старик, и Муза почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.
– Господи!
– Что? Дочка, ты что? – подхватил он ее обмякшее тело и пристроил на табуретке, прислоняя к холодильнику. – Ты чего? Не знала, что ли?
– Чего не знала?
– Что Томочка наша почила. Неужели?! Ой, горе какое! Ты извини меня, старика глупого! Почему-то я решил, что ты знаешь! Что тебе позвонили, ты и приехала в шоковом состоянии. Еще поговорить с ней хочешь. Вот, думаю, как переживаешь! Может, подруга ее, может, знакомая. Ты выпей, дочка! Полегчает! Сейчас сразу все как рукой снимет! – засуетился дед.
Муза подчинилась, крепкий алкоголь сразу же сбил ее с ног, словно это была последняя капля и точка в ее приключениях и путешествиях.
– Как это случилось? – спросила она у Павла Ивановича.
– Ты про Тамару-то? Так несчастный случай.
– Кто бы сомневался, – горько усмехнулась она.
– Она же неплохая женщина была, но в последнее время спиваться начала, злоупотреблять значит. Так по-тихому, частенько я ее видел, как уже с утра шла за пивом. Глаза прятала, ни к кому не приставала, не буянила. Спокойная женщина была, а сегодня рано утром в ее квартире случился пожар. Хорошо, соседи рано заметили, только и пострадала квартира Тамары и она сама. Говорят, напилась с вечера, утром еще не отошла и заснула с сигаретой, вот и все. Обычное дело, – пояснил старик.
– Обычное дело, – как эхо повторила Муза. – А было это когда?
– Так говорю же: сегодня днем! Не заметила, что ли, что во дворе все залито водой и пеной? Ах да! Темно же. Давай, за Тому! Царствие ей!
– Давайте! Господи, какой ужас! – Муза не знала, что ей делать и как теперь жить. Она захотела напиться, потому что это помогало расслабиться.
– Извините, что я без гостинцев, – икнула она.
– О чем ты говоришь, дочка! У меня все есть! Сейчас закусим! – снова засуетился Павел Иванович.
Все в его понимании было: хлеб обычный, нарезной батон, твердый сыр не первой свежести и жареная картошка с луком. Они выпили снова и снова. А потом Муза с удивлением поняла, как это ужасно, когда мозг все понимает, а веки закрываются, хотя глаза не хотят, чтобы их закрывали, и ноги, и руки какие-то не такие. Не то чтобы ватные, а вообще – как будто их нет. И дальше темнота, яма… Осознание, что она не должна засыпать, потому что находится в квартире незнакомого мужчины, рядом совершено преступление, а ей еще далеко ехать в гостиницу, пропало. Как-то стало в определенный момент все равно…
Муза никак не могла выбраться из липкой, темной грязи. Она хотела вдохнуть полной грудью, но у нее не получалось. Да и грязь эта ее не отпускала. Луч солнца, ворвавшийся в мрачное царство, очень больно резанул по лицу. Муза вздрогнула и открыла глаза. Кто-то резко отдернул шторы, впустив в комнату неожиданно яркий солнечный свет и облако пыли от штор.
– Ну? Очнулась? Голова болит? Только не говори, что у меня самогонка плохая. Просто вы перепили вчера, милочка! Да я еще, старый идиот, все подливал и подливал, за Тамару и за Тамару. Вот и отрубилась ты. Я тебя на диванчик пристроил, не обидишься? Уж раздевать не стал, только обувку снял и одеялкой прикрыл, – суетился вчерашний дед.
Муза присела, держа голову руками.
– Спасибо за заботу, есть еще добрые люди.
– Да не за что, милая! Лечиться будешь?
– Чего? От чего? – спросила она, ощущая во рту просто пустыню Сахару.
– Как от чего? От головной боли. Выпьешь?
Музу моментально затошнило.
– Да что вы! Конечно, нет! Я и думать не могу.
– Ну, как знаешь, а я полечусь, – запыхтел взъерошенный дед. – Кстати, тебе все время кто-то звонил, телефон просто разрывался. Адские устройства!
Муза мучительным рывком подняла себя с дивана и отбуксировалась в ванную. Потом она попрощалась с гостеприимным Павлом Ивановичем и покинула его, сообщив, что уезжает назад в гостиницу в областной город. Расстались они друзьями. В автобусе ей становилось все хуже и хуже. Хорошо, что Муза ничего не ела с утра, а то ее еще и вывернуло бы наизнанку. Телефон ее поразил – черт знает сколько пропущенных вызовов. Ей звонили и Григорий, и Алиса, и ее бывший Генрих, и еще куча непонятного народа. У Музы даже не было сил никому перезванивать, единственное, чего она хотела, – это добраться до гостиницы и упасть там трупом после всех мытарств и возлияний. И главное – собственной никчемности: она никого не спасла и ничего не узнала.
