Шарль Эксбрайя - Заговор корсиканок
Вежливо, не впадая ни в излишнюю заносчивость, ни в раболепие, Консегюд позволил себе выразить легкое удивление:
– Разрешите заметить, господин комиссар, что ваше обращение со мной внушает некоторое недоумение?
– Разрешаю.
– А могу я попросить вас сообщить мне причины, побудившие вас послать за мной, когда я уже собирался лечь спать?
– Вы, значит, устали, раз вздумали ложиться в такую рань?
– Мы не нашли в телепрограмме ничего интересного и хотели немного почитать в постели… И потом, честно говоря, мы и вправду малость утомились – весь день играли в шары с нашими соседями и друзьями Мюгронами. Это бывшие ювелиры из Ниццы, как и мы, удалившиеся на покой.
Оноре про себя с восхищением отметил ловкость противника. Всего в нескольких словах и как бы между прочим Га-стон дал ему понять, что на время трагедии у него несокрушимое алиби – учитывая несомненную респектабельность свидетелей, никто не посмеет усомниться в искренности их показаний.
– Скажите, Консегюд, вам известно о драме, случившейся сегодня во второй половине дня в ущелье Вилльфранш?
– По правде говоря, нет. А что?
– Убили одного из моих коллег, его жену и отца.
– О, господин комиссар, не могу даже выразить, как глубоко я огорчен и… удивлен…
– Не сомневаюсь. Насколько мне известно, Фред Кабри – один из ваших друзей?
– Ну, друг – слишком сильно сказано… В прежние времена, когда я еще не отошел от дел, мы и вправду виделись довольно часто…
– То же касается Акро, Пелиссана, Бенджена и Бэроля?
– Честно говоря, я вроде бы слышал эти имена, но довольно смутно представляю, о ком вы говорите…
– Вам действительно изменяет память, Консегюд, поскольку все эти люди входили в вашу банду.
Гангстер пожал плечами.
– Скажем, я предпочитаю не вспоминать о таких вещах, и потом… все это было так давно…
– Я придерживаюсь иного мнения.
– Позвольте заметить, господин комиссар, что в таком случае вы глубоко не правы. Однако, я полагаю, вы заставили меня приехать сюда вовсе не для того, чтобы поговорить о прошлом?
– Сегодняшнее тройное убийство совершили Фред Кабри и его приятели.
– Не может быть!
– Не только может, но, несомненно, так и было.
Гастон как будто погрузился в размышления.
– Видите ли, господин комиссар, – наконец проговорил он, – в те времена, когда мы с ним еще встречались, Фред никогда не совершил бы такой глупости! Так что, невзирая на ваши утверждения, уж простите, никак не могу поверить… Конечно, если он сам признался…
– Пока нет.
– Вот как? В таком случае… У вас есть свидетели?
Оноре вовремя заметил ловушку.
– К несчастью, нет.
– Тогда вы, вероятно, не испытываете полной уверенности…
– О да! Он хотел отомстить за свою жену Анаис, которую Пьетрапьяна отправил в Бометт[3].
– Господин комиссар, в мое время мужчина, по крайней мере настоящий мужчина, не стал бы убивать полицейского только потому, что его жену посадили в кутузку!
– Надо полагать, нравы переменились.
– Очень жаль, если так… А это тот Пьетрапьяна, что жил в «малой Корсике»?
– Совершенно верно.
– Я знал его в лицо и его красавицу жену, да и отца, впрочем, тоже… старого Доминика… Так их убили?
– Да.
– Надеюсь, хоть бабушка и малыши спаслись,от избиения?
– Да, слава Богу… Базилия была в Ницце вместе с детишками.
– В такой чудесный день?
Сервионе вдруг стало страшно за старуху и малышей. Умный и хитрый Консегюд быстро сообразил, что если убийцы не заметили Базилию, значит, она где-то пряталась и, следовательно, могла наблюдать за каждым их шагом.
– Оставьте нас, Кастелле.
Инспектор вышел, и Гастону на мгновение стало страшно. Почему полицейский вдруг решил избавиться от свидетеля? Это неприятно напомнило старые времена, когда из Консегюда выколачивали показания.
– А теперь внимательно выслушайте, что я вам скажу, Консегюд.
Сейчас комиссар заговорил совсем другим тоном, и Гастон почувствовал, как у него вспотели руки.
– Я очень любил Антуана Пьетрапьяна… его жену и отца…
– Я знаю, но…
– Пьетрапьяна были корсиканцами, как и я… А мы, корсиканцы, не привыкли молча сносить удары.
– Еще раз повторяю вам, господин комиссар, я…
– Вы не понимаете, зачем я все это говорю именно вам? Да по самой простой причине, Консегюд! Моих соотечественников убили Кабри и его дружки, а поскольку я не сомневаюсь, что, несмотря на все уверения, вы по-прежнему остаетесь главарем банды, вы тоже замешаны в этом деле. Меня бы даже ничуть не удивило, если бы вы и организовали всю операцию.
– Клянусь вам, господин комиссар…
– Идите к черту со своими клятвами! Это я вам клянусь, что, если сумею доказать ваше участие в убийстве, вам уже не придется стареть в Мон-Бороне!
– Господин комиссар, я протестую…
– Нет!
Консегюд напрягся, словно готовясь прыгнуть на врага, но, во-первых, он уже утратил прежний боевой запал, а во-вторых, Сервионе, как бы Гастон ни пыжился, нагонял на него панический ужас.
– И еще один совет, Консегюд: если, к несчастью, со старой Базилией или тремя сиротами что-нибудь случится, я буду считать виновным вас.
– И что это значит?
– А то, что я прикончу вас собственными руками… или позабочусь, чтобы это сделали другие…
– Но вы… вы не имеете права!
– Положитесь на меня, я не стану рассуждать о правах!
Хозяин «Веселого матроса» славился на всю округу как добродушный и компанейский парень. До глубины души он ненавидел только две вещи на свете: работу и полицейских. Первую – за то, что она, по его мнению, вредит здоровью, а вторых – потому что не раз сажали его в тюрьму. Но если повседневную работу Юбер мог свалить на свою законную супругу Антуанетту, то от полиции ему приходилось отбиваться самостоятельно.
Едва хозяин «Веселого матроса» успел устроиться в зеленой беседке под сенью виноградных лоз (уютнейший уголок, куда допускались лишь несколько самых близких друзей) и попробовать первый за этот день пастис, как появилась Антуанетта, ведя за собой незнакомого молодого человека. Богатый жизненный опыт сразу подсказал Юберу, что это полицейский.
– Этот господин хочет поговорить с тобой, Юбер…
Не двигаясь с места, тот указал на свободный стул:
– Прошу вас, месье. С кем имею честь…
– Офицер полиции Кастелле.
– Выпьете пастис?
– Нет.
– Как хотите.
Антуанетта сочла за благо вмешаться:
– Юбер, ты не думаешь, что следовало бы…
Но муж живо поставил ее на место:
– Когда мне понадобится твое мнение, я скажу! А пока убирайся отсюда, да так, чтобы пятки сверкали!
Антуанетта покорно исчезла. А Юбер добродушно улыбнулся полицейскому.
– Только дай им волю – живо перестанешь быть в доме хозяином! – пояснил он. – По-моему, старые порядки совсем уходят в прошлое. И это очень досадно! А кстати, чему я обязан вашим визитом?
– Преступлению в ущелье Вилльфранш.
– Грязная история! Уже известно, чья это работа?
– Да.
– Вот как?
Полицейскому показалось, что в голосе Юбера мелькнула тревожная нотка.
– Ваши друзья.
– Э-э-э, погодите! Тут явно какая-то западня! Во-первых, скажите толком, что за друзья…
– Ребята из банды Консегюда, ваши приятели.
– Из какой еще банды?
– Кабри, Акро, Пелиссан и прочие.
– Позвольте, господин инспектор, вы, должно быть, малость промахнулись!
– Вы думаете?
– А если нет, так, значит, либо в «Нис-Матэн» напечатали сплошные враки, либо им подсунули ложные сведения…
– С чего вы это взяли?
– Так ведь в газете-то пишут, что преступление совершено во второй половине дня!
– Ну и что?
– Да то, что ребята, о которых вы толковали, не двигались отсюда с полудня и до самой ночи! Стало быть, они ни при чем!
– Разве что вы не заметили, как они отлучились. Тут вполне хватило бы и часа…
– Невозможно! Мы весь день провели вместе!
Наступило долгое молчание. Хозяин «Веселого матроса» из-под опущенных век наблюдал за Кастелле. А тот, не глядя в сторону собеседника и не повышая голоса, сказал как нечто само собой разумеющееся:
– Ты врешь…
– Клянусь вам…
– Врешь, но это не имеет значения. Мы ничего другого и не ожидали…
Инспектор встал.
– Уверяю вас, вы совершенно напрасно вообразили, будто… – попробовал было спорить кабатчик.
– Ты сделал глупость, Юбер. Уж не знаю, что они тебе дали или пообещали в обмен на алиби, но, даже если ты заломил самую высокую цену, в результате останешься в накладе. Ты продешевил, Юбер. Сам подумай, как и чем можно оплатить долгие-долгие годы в тюрьме?
