Кэрол Дуглас - Кошачье шоу
— Сестра Серафина сказала… — снова начала Темпл.
— Сестра Серафина много чего и много кому говорит последние пару дней, — заметила Молина. — Жаль, что она мне многого не рассказывает. Она вообще ничего не хочет говорить, пока вы не приедете.
Тут сапфировый взгляд, острый, как разбитое стекло, приземлился на Мэтте.
— Может быть, мне стоит уйти, — предложила Темпл. Она уже видела Мэтта под давлением, когда его заставляли объясняться насчет своего прошлого, не менее сорока восьми часов тому назад. И ей вовсе не нужно было представление на бис, а Мэтт, наверное, не испытывал удовольствия от присутствия публики, внимающей его подробному рассказу.
— Останьтесь, — Молина указала Темпл на стул, точно та была дрессированной собачкой. — Вы стали свидетелем ночного расстройства. Если бы я хотела допросить вас отдельно, то сделала бы это. А теперь, мистер Девайн, сцена — ваша. Просто расскажи мне, что случилось, последовательно.
Мэтт засунул руки в карманы брюк и уставился на стол, ту часть, где была Молина:
— Позвонила сестра Серафина…
— Как ты ее узнал?
Он никак не отреагировал на ее перебивание, возможно, осознавая, что таких будет еще много:
— Она была моей учительницей в Чикаго.
— В Чикаго? — как ягуар, воскликнула Молина, хотя услышала пока только крупицу из его загадочного прошлого. — В католической школе?
— Святого Станислава.
— Польская? — спросила Молина, прищуривая сверкающие глаза на его светлые волосы.
Он рассеянно кивнул, концентрируясь на своем рассказе, на последовательности событий:
— Она как-то туманно описывала проблему, но я никогда не сомневался в ней. Монахини-учительницы всегда очень серьезны.
Теперь кивнула Молина и хотела что-то сказать, как вдруг Мэтт поднял на нее глаза и продолжил:
— Она сказала, что надо срочно приехать. Я подумал о машине Темпл. Хотел одолжить ее. Я вообще не помнил и не переживал о том, что у меня нет прав. Но Темпл настояла на том, чтобы вести самой. Тогда-то она и сказала мне, что вы разузнавали о моем прошлом и выяснили об отсутствии водительского удостоверения.
— Тебя беспокоит, что я тебя проверяла?
— Да. У вас не было причины.
— Я — коп. Копы очень любопытны. Это уже вполне себе причина.
— Неофициальная.
Молина растопырила пятерню — сильную, с короткими, почти мужскими, ногтями и тяжелым перстнем:
— Достаточно официальная для официального лица. Мэтт снова перевел взгляд на стол:
— Темпл вела машину не слишком быстро.
— Не слишком быстро и не слишком медленно, в машинке не слишком большой и не слишком маленькой… — передразнивала Молина. — Мисс Барр всегда шагает в ногу с законом, вышагивает на своих высоченных каблуках. Но однажды она может упасть.
Мэтт вспыхнул, но глаз не поднял:
— Сестра Серафина встретила нас у двери монастыря. Она объяснила, что мисс Тайлер было плохо, возможно, физически, совершенно точно — эмоционально и душевно. Она хотела, чтобы я совершил обряд помазания больной мисс Тайлер на случай, если ее состояние было… опасным.
— Тебя? — Молина встала, все еще не разжимая рук. — А где был пастор сего прихода?
Темпл видела, как в Мэтте боролись правда и некая приверженность.
— Мисс Тайлер была в ссоре с отцом Эрнандесом относительно вопроса, попадают кошки в рай или нет. Она не утешилась бы, а еще больше разволновалась, подойди он к изголовью ее кровати.
— И все же, церковные раздоры то разгораются, то затухают. Уверена, она не была бы против его присутствия на своем смертельном одре.
— Серафина не думала, что ее состояние было тяжелым, также она не посчитала отца Эрнандеса подходящим для этого.
— Он же приходской священник. Его необходимо было позвать. Он не был в ярости, что его проигнорировали?
— Не знаю.
— Это странно! Все ходят вокруг отца Эрнандеса, как не в своей тарелке. Он всегда представлялся мне таким аристократом, который не отнесся бы к этому по-доброму. Почему позвали не его, а тебя? Почему?
— В этом и была вся проблема. Поэтому сестра Серафина не сказала вам, из преданности. — Мэтт вздохнул. — Он был нетрудоспособен.
Молина приняла объяснение, прикусила нижнюю губу на несколько мгновений — переваривала информацию:
— Какое признание! Ты говоришь, что отец Эрнандес был… что? Говори начистоту!
Темпл увидела, как руки Мэтта сжимаются в кулаки. Порой Молина была как цепная пила, и он был готов взорваться от соприкосновения с ее лезвием. Но от Молины ничего не утаишь. Она четко видит цель:
— Скажи, либо мне придется выбивать это из сестры Серафины. Или из самого отца Эрнандеса. Он был что?
— Пьян, я полагаю, — сказал Мэтт полумертвым, отверженным голосом.
Только отвергал он не отца Эрнандеса, подумала Темпл, а его собственные чувство по отношению к этой бесстыдной новости.
— Понятно, — Молина снова прислонилась к столу, словно под тяжестью неприглядного открытия. Темпл видела, что ей не понравилось то, что она сама наудила. — Теперь я понимаю молчаливость сестры Серафины. Монахиня или нет, она думает, что помогает путем сокрытия проблемы, знаете ли, — потом она добавила, почти грубо: — Религиозную терпимость — в сторону! Ей надо заставить его лечиться.
— Может быть, теперь, — молвил Мэтт.
— Хорошо. Скандал в церкви. Но разве она сама не могла провести обряд? В крайнем случае? Серафина не произвела на меня впечатление человека, который струхнул бы под давлением.
— Она могла, но знала, что мисс Тайлер в том возрасте и из той эры, когда такое считалось позором: монахиня принимается за таинство, даже если и в крайнем случае.
— И поэтому она позвонила тебе, потому что…
— Потому что я был священником.
— Ты священник? Я, конечно, полагала, что «горячая линия» это вполне пасторальная работа, но…
— «Горячая линия» это работа, — перебил он, глядя на нее с хладнокровием. Кот, как говорится, уже практически был готов сигануть из мешка, так что самое худшее почти позади. — Теперь это моя работа. Я сказал, что был священником. В прошлом.
Темноволосая голова Молины медленно кивнула:
— Разумеется, ты обязан был действовать, в случае необходимости. Что ты делаешь в Лас-Вегасе?
Он даже не дрогнул:
— Работаю. Просто работаю. Тут везде требуются мужчины с моим образованием.
Молина неожиданно переключилась на Темпл:
— Вы католичка?
— Нет. Унитарий. Типа того. Ну, я была унитарием. Оба посмотрели на нее в упор.
— Простите, — пожала плечами Темпл. — Я знаю, вера должна быть непоколебимой, но я просто… как-то… оступилась… Это что? Испанская Инквизиция?
— А это что за комментарий? Оскорбление на национальной почве? — парировала Молина.
Темпл опять сглотнула и только потом поняла:
— Вы — латинского происхождения и… католичка?
В Миннесоте немного латиноамериканцев, и вообще Темпл всегда считала фамилию «Молина» итальянской.
— Латинского, да. Католичка, вроде того, — передразнивала она Темпл. Она нахмурилась, раздраженная тем, что приходилось объясняться самой. — Моя дочь ходит в школу при церкви Девы Марии Гваделупской.
Дочь? Темпл не могла представить себе Молину в роли матери. Ну, может, как мать — да, но не как жену. И еще — латиноамериканка с голубыми глазами?
— А теперь, когда мы знаем, откуда мы все взялись, — иронично заключила Молина, — может быть, мы можем уже вернуться к фактам. Ты… — она кивнула в сторону Мэтта, — совершал помазание мисс Тайлер. Ты… — подняла она бровь на Темпл, — наблюдала, удивляясь. А потом что?
Отвечала Темпл, ей казалось, что Мэтту надо передохнуть:
— Потом сестра Серафина решила, что мисс Тайлер лучше не становится, и тогда она набрала девять-одиннадцать. Роза — сестра Святая Роза Лимская — поехала с мисс Тайлер в больницу. Когда медперсонал уехал, мы разговаривали и пришли к выводу, что, возможно, бессвязные речи мисс Тайлер о Святом Петре и предательстве в Саду не были просто религиозным замешательством и страхом смерти. Я заметила, что на конце ее трости была свежая грязь, так что…
— Погоди, — руки Молины поднялись, как у регулировщика. — Ты… Ты заметила, что там была свежая грязь. Я вижу, что тебя сильно поразил религиозный ритуал, но, Барр, что заставило тебя думать о трости в такой момент?
— Эта трость меня поразила. Нет, правда! Она резная и раскрашена вручную. Я заметила, что ее прислонили к сундуку, на котором я сидела, в спальне мисс Тайлер и… Я видела следы грязи на полу. Поэтому мы все поспешили в сад, так Мэтт нашел распятого на задней двери кота.
Лейтенант Молина не двигалась, а только утомленно смотрела на Мэтта, который заново переживал произошедшее: всю жестокость, с которой изуродовали Петра, и как он потом освобождал бедное животное. Темпл съежилась от мысли, как Мэтт подносил гвоздодер к дереву и аккуратно вытаскивал длинные гвозди из кошачьих лап, и не один раз, а два. Даже Молина была впечатлена.
