Дарья Донцова - Укротитель Медузы горгоны
Пряхова на мгновение замолчала и привычным жестом поправила на запястье золотой, явно очень дорогой старинный браслет в виде ажурного наручника. Потом еще раз пригубила вина из хрустального фужера и предалась воспоминаниям. Я решила выслушать ее не перебивая, а уж потом задать ей свои вопросы…
Наину на удивление легко приняли на работу, потому что она понравилась Насте Алферовой, помощнице режиссера. Сам Берти на костюмершу ни малейшего внимания не обращал, он общался исключительно с артистами, любые другие проблемы решала Анастасия.
Новая костюмерша сразу поняла, что Альберт Сергеевич гений, и старалась не пропускать ни одной репетиции. Пряталась в будке осветителя, затаив дыхание, наблюдала за действом, которое, на ее взгляд, было сродни волшебству. Вот только что Сергей Иванович Петров ел в буфете сосиски и обсуждал с коллегами, куда лучше поехать на рыбалку, а через пятнадцать минут он – король Лир, и у Наины от жалости к несчастному старику слезы текут из глаз. Кто же превратил глуповатого дядьку в героя пьесы Шекспира? Вознесенский! Только Берти, маг, волшебник, кудесник, мог заставить артиста не играть, а жить на сцене. Работать с таким человеком, даже если он понятия не имеет, как тебя зовут, огромная радость и честь. Но ведь без Наины замысел режиссера не может осуществиться полностью, костюм имеет огромное значение! И Пряхова старалась изо всех сил.
Как-то раз она, готовя одежду для Офелии, опустила кружевную полоску, которую хотела пришить к ночной рубашке героини, в тазик с красящим составом и вдруг услышала знакомый голос Берти:
– Какого черта ты тут делаешь?
Пряхова вздрогнула.
– Здравствуйте, Альберт Сергеевич. Я вот… э… тут…
– Что за гадость в этой миске? – перебил Вознесенский, непонятно как попавший во владения костюмерши.
– Какао, – пролепетала Наина. – Понимаете, Офелию всегда наряжают в белое, но я подумала, что легкий серо-розовый оттенок сорочки придаст ее облику… ну… вроде она слегка посыпана пылью или пеплом… такая вся… нездешняя, неземная. Белый цвет очень яркий, в глаза бьет, а Офелия уже душой не с нами. Извините, я путано говорю. Я с Настей посоветовалась, и та сказала: «Сделай два варианта костюма, покажем оба режиссеру, он выберет».
– Зачем тебе какао? – перебил Берти.
– Кружево покрасить, – объяснила Пряхова, – краски с нужным оттенком не найти, чай-кофе не подходят, а вот какао в самый раз…
Вознесенский развернулся и ушел.
На следующий день Алферова велела Наине:
– Иди в кабинет Берти.
– Ой! – перепугалась та. – Он меня уволить хочет? За какао?
– Ступай, – приказала Анастасия.
Стараясь не расплакаться и кляня себя за неуместную вчерашнюю болтливость, Пряхова впервые за три года работы в театре с трепетом вошла в кабинет Вознесенского. А тот сказал:
– Садись, Наина. Хочешь стать моей женой?
Наине показалось, что она ослышалась.
– Простите, Альберт Сергеевич?
Берти вдруг улыбнулся:
– Занят я. Нет времени на букеты-конфеты. Ты мне подходишь. Если примешь ряд условий, переедешь жить в мою квартиру.
– Я согласна на все! – быстро сказала Наина.
Берти сдвинул брови.
– Сначала надо обсудить сценарий совместного бытия. Ты занимаешься хозяйством. Я в домашние дела не вмешиваюсь, отдаю тебе зарплату, дальше делай с ней все, что заблагорассудится. Мне нужны чистота, аккуратность, хорошая еда и раз в неделю женщина в постели. Никаких детей. Я не езжу в отпуск, не беру выходных, и ты тоже не покидаешь Москву. Брак будет гражданским, ты при посторонних нашей близости не показываешь, обращаешься ко мне по имени-отчеству, никому про свою семейную жизнь не болтаешь. Она секрет для всех, кроме Анастасии. Продолжаешь работать в театре костюмером, получаешь зарплату. Вопросы есть?
– Почему вы выбрали меня? – пролепетала обескураженная Наина. – Есть же Настя!
– Алферова хорошая помощница, но она не умеет готовить и не желает выполнять интимные обязанности супруги, – откровенно ответил Берти. И вдруг добавил: – Я тебя не обижу.
Глава 28
Надо очень любить мужчину, чтобы согласиться на такое предложение. А Наина испытывала к Берти не просто сильное чувство, она преклонялась перед ним, поэтому тщательно соблюдала все условия. Никто, кроме Анастасии, понятия не имел, что скромная, неприметная костюмерша и Берти близкие люди. Они никогда не приходили в театр и не уходили вместе, Наина по-прежнему наблюдала за репетициями из будки осветителя, а Настя Алферова едва кивала ей при встречах. Был лишь один случай, когда Берти продемонстрировал свое истинное отношение к Наине. В труппу к Вознесенскому постоянно пытались попасть артисты. Режиссер был терпелив, давал каждому желающему возможность показать, на что тот способен. Но почти всегда, сыграв сцену, соискатель слышал короткое: «Нет».
Альберт Сергеевич не церемонился. Он не вуалировал отказ словами: «Спасибо. Вам непременно позвонят и сообщат о моем решении». Вознесенский считал, что не следует заворачивать кирпич в бархат, и сразу отсылал тех, кто ему не подходил.
Как-то раз на пробы заявилась известная в те годы актриса Розалия Глаголева. Красивая, уверенная в своей гениальности женщина совершенно не сомневалась, что ее-то Берти примет с распростертыми объятиями и даст главную роль в новой постановке. Обычно артисты показывались режиссеру в своей собственной одежде, но Розалия потребовала наряд по роли. И разозлилась на Наину, когда та принесла ей платье.
– Милочка, я, по-твоему, доярка? – завизжала Глаголева, увидев сценический костюм. – Или почтальонша с толстыми ногами? Что за хрень ты мне приволокла? Размер на беременную слониху!
– Сейчас заколю аккуратно, – почтительно предложила Пряхова. – Мы ведь не шили костюм на вас специально, я принесла, что на складе есть. Не волнуйтесь, очень осторожно булавочками лишнее уберу, вам будет комфортно.
Розалия затопала ногами. Пряхова услышала в свой адрес много нелестного, но не обиделась на скандалистку. Наина прекрасно знала, что некоторым артистам перед спектаклем нужно поскандалить, «подстегнуть» свои эмоции, иначе они на сцену не выйдут.
Для одной очень известной советской певицы, чей голос чаровал миллионы поклонников по всему миру, администратор специально нанимал «мальчика для битья», который попадался под руку дивы минут за пятнадцать до старта оперы. Прима краснела, нападала на парня, раздавала ему пощечины, потом вылетала из-за кулис к зрителям и гениально исполняла арии. В ее жизни был лишь один провал – когда купленная верным помощником «боксерская груша» заблудилась в кулуарах старейшего театра России и вовремя не попалась на глаза исполнительнице главной партии. Пришлось певице выходить к публике, так сказать, не подготовленной, и она завалила спектакль.
Короче, Наина никак не отреагировала на скандал. Затем, как обычно, поднялась к осветителю и через пять минут поняла: сейчас Берти отправит Глаголеву лесом. Таких актрис, как Розалия, режиссер называл «ночной горшок, украшенный бутылочными осколками».
– Блестит красиво, но внутри пустота, ни одной эмоции, только натужное их изображение, – объяснял Альберт Сергеевич гражданской супруге. – Лучше уж ночная ваза с честным дерьмом, чем этакое инженю-пипи в мармеладе.
Услышав от Вознесенского «нет», Розалия взбесилась. Сначала она грохнула о пол бутафорскую лампу, но та не разбилась, потому что была сделана из пластика. Затем, сжав кулаки, кинулась за кулисы и там столкнулась с Пряховой, которая только что спустилась из «гнезда» с прожекторами.
– Это ты виновата! – завизжала Глаголева, схватив Наину за плечо. – Гадина!
Поскольку актрисе уже не требовалось выходить на сцену, Пряхова, не стесняясь, вывернулась из цепких рук знаменитости. Розалия взбеленилась еще больше и залепила костюмерше пощечину. И тут, словно гриб после дождя, около Розы вырос Берти. Вознесенский поддал ногой под зад распустившей руки бабе и прошипел:
– Убирайся вон, скотина!
Что было с Глаголевой дальше, Наина не узнала. Альберт же Сергеевич отвел ее в свой кабинет и сам заварил жене чай. Он не помыл стакан и ложку, высыпал в чайник всю пачку заварки, забыл про сахар, но Пряхова в тот день была беспредельно счастлива. Правда, испугалась, что местная публика начнет судачить на их с режиссером счет. Однако все в театре клеймили позором Розалию и хвалили Вознесенского, который встал на защиту простой костюмерши, осадил зарвавшуюся знаменитость.
А наутро случилось и вовсе чудо. В семь часов утра Берти, никогда не просыпавшийся раньше полудня, вошел в спальню и сказал Наине:
– Давай руку, левую.
Она выполнила приказ.
Альберт Сергеевич защелкнул на запястье жены золотой ажурный антикварный браслет и сказал:
– Носи его всегда. Это тебе в знак моего хорошего отношения.
