Маргарита Малинина - Мертвые тоже скачут
Нет, тут что-то не то. Откуда у этого Хабарова дом в Валищево? Откуда у него мои привычки, мои вкусы, мои интересы? Возможно, моему отцу просто подбросили чужие документы. Но Акунинский сказал, полицейские знали его как Хабарова и долгое время ловили. Что же получается? Что мой отец вел двойную жизнь? По одним документам был Любимовым, моим отцом, работал сантехником в ЖКО, играл в азартные игры, а по другим – был Глебом Хабаровым, разыскиваемым за неоднократное мошенничество преступником областного масштаба? А так бывает? Я ничего не понимаю. Будучи подростком, я часто рассматривала имеющиеся фотографии отца – с их с мамой свадьбы. Да, он был молодой, их было немного, пять или шесть, но там видно его лицо. Мне казалось, что я хорошо его изучила. Потом, не знаю когда, мама выбросила и их. Пару лет назад я снова полезла в дальний отсек запыленного стеллажа, где мы храним, кроме прочего хлама, старые черно-белые фотоснимки, и тех, со свадьбы, уже не обнаружила. На мой вопрос мать сухо ответила: «Выбросила. Зачем они нужны?» Да, это мог быть просто похожий мужчина, но откуда он узнал нашу семейную тайну? Откуда он узнал, что он так сильно похож на отца? Он столько говорил о деде, о себе… Откуда мошеннику это знать? И почему, почему он пьет тот же чай, что и я?..
Поняв, что мне нужна поддержка, я, оказавшись дома, сразу направилась в комнату Валеры.
Он был там и, слава тебе, господи, сидел на кровати. Сидел! Так что еще не все потеряно. Пока он сидит, говорит, думает – он тот же самый, он Валера, он не зомби.
– Помоги мне, помоги мне… – дрожащим голосом прямо с порога начала я, стараясь не разреветься. – Я знаю, ты просил меня о том же, а я пока не смогла тебе помочь, и ты имеешь право отказать мне, но… Мне так нужна твоя помощь!
Мертвицин подскочил с кровати, помог мне усесться и только после этого устроился рядышком.
– Катя, в чем дело? Что стряслось?
Я передала свой разговор со следователем.
– Ты понимаешь? Он хотел всем этим сказать, что тот человек, с которым я провела день под крышей этого дома, – не мой отец, а известный мошенник! Как я могу в это поверить?
Валерий задумался. Ответ меня ошеломил:
– В принципе, такое могло быть. – Ну вот, а я надеялась, он придаст мне уверенности, что у следователя поехала крыша и отец был все-таки отцом. Теперь почему-то именно слова Валерия заставили меня согласиться с Акунинским. – У меня почему-то есть ощущение, что я сталкивался с подобными обманщиками… Ладно, это не важно. Просто подумай, откуда у твоего отца взялись документы на имя… как его там?
– Хабарова Глеба… какого-то. Не помню отчества.
– Ну вот. Откуда? И тем более на него заведено уголовное дело. Верь своему следователю. Иное дело, что тебе трудно, очень трудно и невыносимо больно осознавать то, что тот, кому ты поверила, тебя так жестоко обманул. Причем не просто обманул, он сыграл на твоих не реализовавшихся дочерних чувствах, это очень низко. Я так понял, у тебя и отчима не было?
– Нет. Нас три женщины – мама, бабушка и я.
– Ну вот. Это очень тонкий ход. Уже такая незначительная информация открывает для человека с определенными психолого-аналитическими способностями вариант подступа к тебе, дверь к твоему сердцу. Конечно, этот тип невыносимый подлец. Эх, если бы я знал раньше… Я бы еще там, за игровым столом пристрелил его!
– Ах, Валера, не нужно! – Я уткнулась в его холодную, простреленную грудь и зарыдала. Не знаю, чего в этом было больше – обиды на лжеотца или умиления на заботу и нежность Мертвицина.
Мы немного помолчали, затем он сказал:
– Что же, получается, это все из-за меня?
– То есть? – не поняла я, шмыгая носом. – Что – все?
– Если бы он не проиграл, он бы не стал тебя обманывать. Хотя, подожди… Как ты говоришь, у вас одинаковые привычки?
– Да! – вспомнила я, и мою наивную душу вновь озарил лучик надежды. – Ведь это невозможно, если бы мы были неродными по крови! ДНК не обманешь!
– Эх, конечно, анализ ДНК не обманул бы, а вот молоденькую девчушку, озабоченную отсутствием папы, обмануть проще простого. Но, видимо, пасли тебя очень долго, так что моей вины нет, и это меня немножко успокаивает. Однако тебе от этого не легче.
– Пасли? Как это? – не поняла я. – Что ты хочешь сказать?
– Что я хочу сказать? – Валера потер ямочку на подбородке и продолжил: – Что выяснить твои предпочтения в еде, телепрограммах, книгах, средствах гигиены, твой образ мыслей в определенных жизненных ситуациях проще простого. Но на это требуется чуть больше времени, чем три дня. Значит, этот Хабаров давно планировал ограбление. И это даже не ограбление, ты же сама отдала ему мешочек. Непонятно только, если ты отдала его еще там, на вокзале, на кой черт он потащил тебя в Валищево? – Здесь я, разом перестав плакать, покраснела от стыда. Дело в том, что я рассказала не всю историю. Теперь, несколько смущаясь, я объяснила ему конечную цель псевдородителя – изумрудное ожерелье. – Вот и ответ. Следуя его плану, ты должна была отыскать спрятанное дедом ожерелье и отдать ему, якобы для того, чтобы он сумел отыграться и вернуть тебе уже весь набор целиком. Что ж, лихо придумано.
– Но как, как он мог узнать про драгоценности? Ведь мы свято хранили эту тайну!
– Свято? – усмехнулся Валера. Усмехнулся совсем как живой человек. У меня на душе потеплело. Возможно, еще не все потеряно. Возможно, я смогу его вернуть к жизни. Не для него. Для себя. – Катя, тайны в некоторой степени эфемерны. Знаешь поговорку: «Что знают двое, знает и свинья»? Вот за минувшие два часа ты успела рассказать «свято охраняемую тайну» как минимум двоим – следователю и мне. Причем я – вообще человек посторонний. Сечешь? Представь себе, за столько лет сколько раз ты, или мама, или бабушка могли проговориться. Мог проговориться и твой настоящий отец, если он жив, конечно, и если он знает об этом. И дед твой мог. А для профессионального разводилы это вообще проще пареной репы выяснить. Любую тайну.
– То есть этот тип следил за мной, подслушивал разговоры с подругами, обходными путями опрашивал кого-то, кто располагает обо мне информацией… Так что ли?
– Более-менее так.
– Боже! – Я вскочила. – Что за свинья! Я не верю в это! Но ведь он похож на моего отца!
– Ты ведь его никогда не видела! – логично возразил Мертвицин.
– Были фотографии… Немного, и все же. Правда, он там молодой.
– Вот видишь! Мы часто видим то, что хотим видеть. Он знал, ты больше будешь опираться на желаемое, чем на рациональное.
Кровь бросилась мне в лицо, я закричала:
– Но откуда он мог знать, что я не знаю, как выглядит мой отец?! Откуда он мог знать, что мать выбросила все его фотографии? Я не верю! Не верю в это!
– Тише, тише… Он выяснил это так же, как и все остальное. Эх, как жалко, что я ничего не помню… Я мог бы помочь тебе, вспомнить, о чем мы с ним говорили, когда встречались за одним столом… Быть может, я видел его только раз, но мне кажется, что мы с ним играли частенько, не знаю почему. Я во всем стал сомневаться, я уже не могу верить сам себе, – с горечью сообщил он.
Мы замолкли и посмотрели друг на друга. Наши лица выражали сострадание. Мы жалели друг друга, и мы жалели самих себя. Мы были сейчас одним целым, и наши проблемы были общими проблемами, одними на двоих.
Одновременно мы сделали шаг навстречу друг другу и слились в объятиях.
– Что же это творится? – прошептала я в его ухо, ощущая такой желанный, такой уже родной холод его тела. – Что мы делаем?
– Это не наша вина, – ответил он мне тоже шепотом.
Мы так и стояли, соединившись, готовые вот-вот перейти к более непристойным действиям, как тут из сумки, брошенной на кровать, на которой спал Валерий, тренькнула гитара – это пришло SМS-сообщение.
– Я сейчас, – сказала я, вырываясь из его объятий.
– Нет-нет! – Он только сильнее прижал меня к себе, не желая отпускать.
– Я быстро! Только прочту, что там. Вдруг что-то срочное?
Он все-таки разжал руки, недовольно проворчав:
– Надеюсь, это не малец?
Целых десять секунд, в течение которых я достигла кровати, расстегнула сумку и выудила мобильный, до меня доходил смысл сказанного.
– Ты имеешь в виду Кирилла? Перестань называть его так! Мне это не нравится! – Мне вдруг пришло в голову, что около часа назад я говорила то же самое именно Кириллу про Валерия. Эти мужики меня с ума сведут своей ревностью!
Я вошла в меню и про себя матюгнула мысль, которая имеет обыкновение материализоваться в те моменты, когда ее никто об этом не просит. Нет, сообщение было не от Кирилла – от Жени. В двух словах он выказывал желание помириться. Прочитав послание, я ощутила себя прямо-таки дрянью. В то время, как мой парень страдает из-за нашей ссоры, думает обо мне и решается все же на написание эсэмэски, я милуюсь с симпатичным трупом. Дурдом какой-то!
Валера предпринял попытку вновь заключить меня в объятия, но я увернулась.
– В чем дело? – Я отвела глаза. – Я угадал, это он?
