Иоанна Хмелевская - Чисто конкретное убийство
Только бы немцы не…
На этом обрывалась вторая страничка.
Мы выпили кофейник кофе, море чая и две рюмки коньяка, пока нам удалось прочитать все содержимое, где-то действуя просто по наитию, потому что напитки, украсившие странички, определенно этому препятствовали. Больше рукописей в хламе из беседочки пани Амелии мы не нашли. Печатное слово — пожалуйста, но вся литература имела отношение к садоводству, кулинарии, скотоводству и домоводству, не затрагивая никаких тайн.
— Суперзамечательно, — странным тоном произнесла Баська — Это что, должны быть данные о фрагменте моего наследства?
— Судя по тому, что это все валялось в семье россыпью… — с сомнением начал Патрик.
Баська тут же его перебила:
— Тогда, может быть, кто-нибудь из вас отгадает, где стоит этот гребаный домик?!
— В лесу, — напомнила я иронично. — В самой чащобе.
— А где этот лес?!
— Можно над этим поразмышлять, — ласково успокоил ее Патрик. — Путем дедукции. Не в Беловежской пуще…
— Откуда ты знаешь? Почему не в Беловежской?
— Потому что там Геринг охотился. Если бы они нашли такой домик, ему жарили бы там кабанов и оленей.
И уж наверняка до того они загнали в пущу людей, чтобы Герингу не преподнесли дурацких сюрпризов. Беловежская пуща, по-моему, отпадает.
— Давайте возьмем исторический атлас, — посоветовала я. — А то я путаю, где были до войны какие пущи. Патрик, у тебя ведь есть приятель, который в качестве хобби изучает партизанскую борьбу. Я бы сделала ставку на самые спокойные места, с надеждой, что немцы туда не…
— Неспокойных мест они боялись, — запротестовал Патрик.
— Но они были вынуждены туда лезть. Бартош наверняка про этот домик знал, он меня таскал по разным лесным чащобам. В одной я даже выхлопную трубу за что-то зацепила и оторвала.
— Анна Бобрек! — живо воскликнула Баська — Я уверена, что ее он таскал еще больше.
— Ничего подобного, это у меня был автомобиль, а не у него. И не у нее.
— Но я бы ее все-таки расспросила..
Рассуждения продолжались недолго — Патрик обратил наше внимание на то, что, если у Феликса действительно имеется заныканный список вещей, то этот список знает больше всех. Так что нужно в конце концов нанести Феликсу давно запланированный визит.
Баська поскрежетала зубами, фыркнула и согласилась, а потом потребовала немедленной реставрации чего-то вроде трехзубой вилки длиной шестьдесят сантиметров, с декоративной, хотя слегка попорченной ручкой. Это напоминало ей не столько трезубец Нептуна, сколько жаренных в камине волов, и Баська утверждала, что вилка внушает ей надежду.
— Какую надежду? — с подозрением поинтересовался Патрик.
— Что я найду этот треклятый домик и зажарю там что-нибудь огромное, чтобы отпраздновать великий момент. Не обязательно вола, можно обойтись индюком.
— Обожжешься, — предостерег Патрик, разглядывая ручку вилки, но любимая работа так и манила его, поэтому он забрал эту штуковину и отправился к себе в мастерскую.
Баська посмотрела ему вслед, решила, что атмосфера очистилась, и без всяких предисловий приступила к сути.
— Я хочу ребенка, — яростно прошептала она.
— В каком смысле?
— Обычном. Я хочу завести ребенка. Сама родить.
Я испугалась.
— И что? Не можешь?
— Кто сказал, что не могу? — Ее удивление граничило с возмущением. — Могу, конечно. Нет никаких препятствий, я недавно проверялась.
Теперь я поняла суть вещей, даже две сути, но продолжение все равно предпочла бы услышать от нее. Баська продолжала — должно быть, давление в ее внутреннем котле достигло предела.
— Как раз в этом ты и была такой мудрой: предсказала, что и мое время придет. Видимо, как женщина я нормальнее, чем предполагала. Физиология меня толкает, кусает и когтями дерет, все в точности так, как ты говорила: все во мне требует ребенка. Я не люблю детей, но хочу ребенка.
— Я надеюсь, что Патрик не сопротивляется?
— Ну что ты, какое там сопротивление, он бы хотел иметь шестерых детей!
— Так в чем препятствие?
— Во всем. Главным образом — во мне. Не выношу принуждения, ни в каком виде! Вот все эти семейные сопли-вопли так мне надоели, что я поклялась не иметь детей.
— Почему, собственно?
— Назло. Раз все разводят такие сюси-пуси вокруг детей, я не буду. И с замужеством то же самое.
Баська резко встала из-за стола и принялась вышагивать вокруг него, по дороге сердито пиная разбросанные по полу вещи. Возле буфета она повернула обратно. Я вмешиваться не собиралась, но тут у меня вырвалось само:
— Но уж если ты решилась на Патрика, лучше было бы выйти за него замуж, чтобы у ребенка был законный папочка. Существуют разводы, если что…
Баська на полдороге сменила направление, вернулась к своему стулу и плюхнулась на него еще решительней, чем с него сорвалась. При этом она ударилась коленом, зашипела и помассировала ушибленное место.
— Без надобности.
Ох как нелегко было с ней разговаривать…
— Что без надобности? Папочка или замужество?
— Замужество. Я уже замужем.
— О господи! Ты меня доведешь до того, что я тяпну ненавистного коньяка, на нервах кого-нибудь собью, меня менты поймают и посадят. За кого ты вышла, мать честная?! Надеюсь, за Патрика? И когда?!
— За Патрика, за Патрика, я же говорю, что я его выбрала. В прошлом году. Я даже хотела тебя пригласить, потому что ты — единственный человек, достойный доверия, но ты куда-то пропала, и я не могла тебя найти. В свидетели мы пригласили двух совершенно чужих людей, никто до сих пор ни о чем не знает, ты первая.
Баська снова вскочила с места. Она носилась по всему дому, слегка прихрамывая, пустилась в путешествие вокруг стола, выскочила на балкон, вернулась, внезапно заметила бутылку, налила себе коньяка, половину выпила.
— Фамилию я не меняла и не сменю, — заверила она меня и продолжила тему дальше, изливая все истерики, неврозы, бессонницы и всякие другие пакости, которые уже два года доводили ее до бешенства. Никаких успокоительных отрав она в рот не брала, тоже назло (да и на всякий случай), и не будет добивать организм всякой химией!
Я слушала ее терпеливо, но без особого удивления, потому что предвидела нечто подобное. Ведь я ее хорошо знала. С точки зрения физиологии она была абсолютно здоровой, идеально нормальной, без каких-либо патологий. Сильная, энергичная, ничем не болела. Поэтому она так сильно и злилась. Настолько нормальное существо не может и в любом случае не должно позволять себе какие-то безумства, а именно этого ей как раз и хотелось. Характер вступил в конфликт с физиологией, физиология стала лидером — и все тут. Давно пора!
Баська ругательски ругала охотничий домик, и тут я что-то смутно вспомнила. Воспоминание было расплывчатым, причем таким, какие я охотно вычеркивала из памяти. Ассоциация с буреломом, стволом столетнего дерева, который перегородил дорогу на берегу озера. Дорогу… Если это была дорога, то я — горбатая циркачка: узкая, болотистая, с уклоном к воде… А выезжать обратно мне пришлось задом…
При чем тут это? Конечно, Бартош!
Неужели он до сих пор будет попадаться мне на каждом шаху?
Но где-то в той истории был и охотничий домик…
Я его в глаза не видела, так до него не доехала и поклялась, что больше никогда в жизни не позволю затащить себя в дикие пейзажи! Я даже отметила это жуткое место на карте, вопрос только, на какой именно. Атлас автомобильных дорог пятнадцатилетней давности? Или еще более древний? Какое счастье, что я ничего не выбрасываю!
Однако я решила пока не будить в Баське никаких надежд. Сначала сама поищу, может быть, даже на местности. Там многое могло измениться, столетний бурелом мог сгнить, кто-нибудь мог спихнуть его в озеро, чтобы окончательно испаскудить воду… Тут же проснулось очередное неприятное воспоминание: Бартош на разных картах любил отмечать всякие разные места. Это были штабные карты, тоже святыня, доступа к которой я не заслуживала. Мне было дозволено один раз посмотреть. Но, может быть, Анна Бобрек?..
Я перебила Баську на полуслове:
— Насчет Анны Бобрек ты права. Я попробую по блату дознаться, что у нее нашли. Но подожди, прежде чем сменим тему… Почему ты начала эти разговоры с меня, а не с Патрика?
Баська моментально переключилась:
— Потому что не хочу, чтобы он терзался, временами во мне просыпается гуманизм. С одной стороны, радость, а с другой — одни огорчения. Я совсем не хочу, чтобы он впал в невроз.
— Насчет радости я понимаю, а вот огорчения откуда?
— Презренный металл, — мрачно пояснила она. — Надо было бы что-то сделать с квартирой, тут маловато места для детей. Ну хорошо, я тебе расскажу, только ты ему не говори, что я тебе рассказала. У Патрика есть брат, на десять лет моложе.