Наталья Александрова - Теща Франкенштейна
– Не переживай, подруга! – Я легкомысленно махнула рукой. – Когда сможешь, тогда и заплатишь, а пока возьми мне кусок миндального торта и себе что-нибудь, я считаю, что мы с тобой вполне заслужили маленький праздник!
Вообще-то сладкого я стараюсь есть поменьше, не для здоровья, а чтобы сохранить фигуру. Но после стресса, перенесенного в больнице и особенно в пакгаузе, мне требовалась порция положительных эмоций. На худой конец – хороший кусок торта…
Конечно, я понимаю, что снимать стресс сладким – это порочный метод, который рано или поздно приведет к тому, что нельзя будет без содрогания смотреть на себя в зеркало.
Чтобы увериться в этом, достаточно было оглядеть посетителей кафе.
В основном это были девушки и женщины в возрасте от восемнадцати до шестидесяти лет. Причем если восемнадцатилетние выглядели еще вполне стройными, то уже годам к тридцати любовь к сладкому явственно проступала лишними килограммами на боках и других частях тела.
Вот француженки – совсем другое дело. В юности они совершенно ничего собой не представляют, настоящие гадкие утята, к тридцати начинают хорошеть, а к сорока годам они просто красавицы. А все потому, что сохраняют хорошую фигуру и с годами наполняют изящную форму богатым внутренним содержанием…
Но это я так, к слову.
В действительности, за столиками кафе попадались всякие женщины – помоложе и постарше, покрасивее и поневзрачнее, похудее и потолще, хотя полненькие преобладали. Но куда приятнее выглядит женщина немного полноватая, но с приятной улыбкой, с хорошим цветом лица и гладкой кожей, чем угловатая засушенная особа с неухоженными волосами и потухшим взглядом.
Одна такая сидела за соседним столиком. Правда, сидела она к нам спиной, так что ее лица я не видела, но слишком широкие и угловатые плечи, короткие волосы неопределенного цвета и сутулая спина говорили сами за себя. Наверняка у нее маленькие бесцветные глаза и узкие, неприязненно сжатые губы. Такой женщине хорошо работать налоговым инспектором или дознавателем из отдела по борьбе с экономическими преступлениями – при одном ее появлении виновные должны бледнеть, дрожать и каяться во всех своих грехах.
На столе перед мымрой стояла чашка черного кофе (наверняка без сахара), на полу возле стула – полиэтиленовый пакет с логотипом крупного магазина.
Люба помахала рукой официантке, та приблизилась, и мы заказали себе по пирожному и еще по сто грамм мороженого. Гулять так гулять. Худеть начнем с понедельника.
Официантка отошла, записав наш заказ.
Засушенная личность за соседним столиком допила свой кофе, встала из-за стола и направилась к двери.
Я машинально следила за ней взглядом, и что-то в ее походке показалось мне странным.
Она шла как-то напряженно, скованно, как раньше говорили – проглотив аршин. Но не только это… еще какая-то странность была в ее походке и во всех ее движениях…
– Женщина, вы пакет забыли! – окликнула ее официантка.
Я бросила взгляд на соседний столик.
Действительно, пакет с фирменным знаком магазина остался на прежнем месте, возле ножки стула.
А хозяйка пакета и не подумала остановиться, наоборот, прибавила шагу и вышла из кафе.
Может быть, она просто не расслышала возглас официантки? Может быть, в дополнение ко всем недостаткам внешности у нее еще и проблемы со слухом? Хотя где это вы видели рассеянного налогового инспектора. Такие люди вообще никогда ничего не забывают, а уж тем более не оставляют большие пакеты в местах скопления людей…
Гораздо быстрее, чем эти мысли промелькнули в моей голове, сработали мои инстинкты. Не знаю уж, откуда что взялось, может быть, всплыла память далеких предков, которым приходилось держать ухо востро, чтобы не попасть на завтрак саблезубому тигру или пещерному медведю.
Как бы там ни было, но я схватила Любу за плечо, сдернула ее со стула и вместе с ней откатилась в дальний конец зала, ближе к выходу…
– Ты что – с ума сошла? – зашипела Люба, пытаясь сбросить мою руку и подняться. – Новую кофту перепачкала…
– Лежи! – рявкнула я и навалилась на нее всем весом.
– Да в чем дело?! – вскрикнула она…
И тут и ее голос, и все остальные звуки оживленного кафе перекрыл оглушительный грохот. Там, где только что сидела странная засушенная особа, полыхнуло белым пламенем, легкий столик взлетел, как бумажный самолетик, перелетел через зал и обрушился на барную стойку, посыпались бьющиеся стекла.
Теперь я поднялась на ноги и помогла встать Любе.
Вокруг раздавались крики удивления и ужаса, посетители повскакали со своих мест. Кажется, никто особенно не пострадал, только у одной девушки на щеке появилась глубокая царапина да барменшу порезало осколком стекла. Она держалась стойко – зажала порез салфеткой и уже кому-то звонила по мобильному телефону.
Но на Любу было страшно смотреть.
Ее лицо залила мертвенная бледность, губы тряслись, а зубы выбивали частую дробь, как телеграфный ключ при передаче особо срочного сообщения…
– Опять… – бормотала она слабым, дрожащим голосом. – Опять… когда же это кончится!.. Петра нет в живых… теперь и Ларисы нет… а это все продолжается и продолжается!..
Теперь я ничего не могла возразить.
Уж на несчастный случай это никак не походило, магазинные пакеты сами собой не взрываются. Кто-то действительно упорно и целенаправленно пытается лишить Любу жизни.
Хотя… уж больно злодей невезучий! Столько попыток – и все неудачные! Может быть…
У меня мелькнула какая-то смутная мысль, но я ее тут же потеряла, потому что к кафе подъехали одна за другой машины «Скорой помощи» и милиции, в зал протиснулись люди в белых халатах и в черных кожаных куртках, которые после знаменитого сериала стали настоящей униформой сотрудников милиции.
Посетительницы кафе, которые первые минуты после взрыва растерянно молчали, теперь говорили без умолку, обмениваясь впечатлениями о только что перенесенном кошмаре. Многие из них хотели бы для снятия стресса съесть или выпить чего-нибудь вкусного, но раненую барменшу уже увели к машине с красным крестом, чтобы оказать ей первую помощь, да и остальной персонал кафе был не в том состоянии, чтобы продолжать нормальную работу.
Милиционеры попросили всех задержаться, чтобы ответить на несколько вопросов.
Я усадила трясущуюся как осиновый лист Любу на свободный стул и попыталась привести свои мысли в порядок.
Что мне показалось странным в той женщине?
Ну, засушенная грымза, но мало ли таких?
Нет, меня что-то насторожило, как только она пошла к выходу. Еще до того, как ее окликнула официантка.
Что-то в ее походке, в ее движениях…
Я постаралась восстановить в памяти картинку.
Вот она идет к дверям.
Напряженная, прямая спина и какая-то неуверенность движений. Такое ощущение, что ей трудно поддерживать равновесие, что она боится упасть, как человек, впервые в жизни вставший на коньки.
Или на каблуки.
Да ерунда, у нее и каблуки-то были совсем невысокие…
Не высокие для женщины. Но для мужчины и такой маленький каблук представляет определенное неудобство.
И тут вся странность ее походки и движений приобрела смысл.
Та женщина держалась и двигалась, как мужчина. Как мужчина, который идет в туфлях на каблуке.
В замечательном фильме «В джазе только девушки» именно так ходили два главных героя, переодевшись женщинами, пока не освоились со своей новой ролью.
Ну да, конечно, это был мужчина. Точно так же, как тот маляр, который в день нашего знакомства с Любой уронил на нее ведро. И наверняка как водитель автокрана, который стрелой разнес цветочный павильон, в котором мы с Любой разговаривали. Да и исполнители тех покушений, при которых я не присутствовала, но о которых рассказывала мне Люба, тоже были мужчинами.
Или это был один и тот же мужчина?
Я попыталась вспомнить маляра в люльке, который уронил на нас ведро. Был ли он похож на эту террористку с пакетом?
Черт его знает… вроде не очень похож, но ведь я видела его только мельком, причем снизу, а под таким углом зрения человека толком не разглядишь… Опять же существуют парики и еще множества разных приспособлений для того, чтобы изменить внешность.
Против ожидания, с нами милиция разобралась быстро. Майор с внушительным животом, позволяющим заподозрить его владельца в неумеренном потреблении пива, записал наши координаты, мимоходом похвалил меня за вовремя проявленную бдительность и присовокупил, чтобы продолжала в том же духе.
– Вот уж спасибо! – фыркнула я. – Надеюсь, больше с диверсией меня жизнь не столкнет! Как там у вас говорится? Снаряд в одну воронку два раза не падает?
– Это не у нас, а у них, – майор махнул рукой в сторону парня самого неприметного вида, который внимательно осматривал оставшиеся в зале следы разрушения – мусор на полу, битые стекла, разломанный столик и стулья.
