Маргарита Южина - Парад нескромных декольте
– Нет, ну за пять-то и я бы, наверное, согласился, – закивал Акакий.
– Так что ж ты даром каждый день из себя дурака корчишь? – вздохнула Клавдия.
– Нет, подождите! – встрял Жора. – А Ольге-то какой прок на дураков деньги тратить? Шуточки-то дорогие получались!
– А ей что! Она же деньги все равно у Ивана просила, якобы на нужды сына! – отмахнулась Наталья. – А прок самый прямой: она же не просто так веселилась, думала, Иван увидит, что его знакомая умом сдвинутая, и бросит ее, а вернется, конечно, к прежней семье. Только он, идиот, все терпел. Ольга потом знаете как обижалась! Говорит: «Мне обычной измены простить не смог, а этой дуре что угодно прощает!» Очень огорчалась.
– Ну а потом-то что? – торопила Клавдия.
– А потом-то, мне кажется, она его от огорчения и того… прикончила… – печально вздохнула Наталья.
– Вот вы это идите и скажите в милиции! – торжественно произнес Акакий.
– Фиг! Не пойду! Я же говорю – «мне кажется», а мало ли что мне показаться может. Я уже думала…
– А что с Лизой? – напомнила Клавдия.
– Так я к тому и подхожу. Это случилось, когда Иван еще жив был. Я как-то у Ольги сидела, а у дочки ключа не было, она и забежала к Бережковым, чтоб я ей ключ отдала. Там с Вадиком и встретилась. И видно, произошла у них любовь с первого взгляда. Я сначала не против была. А чего, пусть молодые дружат. Но потом увидела, как Бережковы протестуют против их дружбы, и стала свою дочь отговаривать. Зачем, мол, тебе сынок богатеньких, не пара мы им, а она… Да что там говорить – любовь… И ведь Вадик дома упирался. Люблю ее, говорит! А родители на пену исходили, так им моя дочка не по душе пришлась. Лишили они сына всех материальных благ, и стал мальчишка сам зарабатывать.
– Ну а чо, молодец! – воскликнул Жора. – Я вон тоже рано горбатиться стал!
– Тоже, что ль, на дорогах грабил? – икнула Клавдия.
– Не, не грабил, конечно, но копейку зарабатывал.
– А этот грабит! – со слезами выкрикнула Наталья. – И ведь сколько раз ему говорила – не смей, сама под суд отдам! А он мне: а жить, мол, на что? Если я, говорил, попадусь, родичам волей– неволей придется раскошелиться. Ну а теперь-то родичей нет, и Лизочка беременная, а он все равно грабит. Кому раскошеливаться придется?
– А и не надо кошелиться! Пусть в тюрьму сядет! – решительно рубанул ладошкой Акакий.
– Ага! А кто семью кормить станет? Лизочке жизнь загубил, а теперь сядет? И ведь хотел на Север, на заработки, а сам опять по преступной дорожке… – мелко всхлипывала Наталья. – Я даже думаю иногда, не он ли нас с Ольгой траванул?
– Но ведь… вы же говорили, что вас отравил какой-то Ольгин кавалер, – оторопела Клавдия.
– Кому? Когда это я вам говорила? – выпучилась Наталья.
– Вы не нам, вы… нашему сотруднику говорили, – нашлась Клавдия.
– А-а-а, это вы про больницу… А я и не знала, что вы сотрудники. Верно, ему говорила. Так ведь отрава, это ж такое дело… Вадик мог просто чашки ядом намазать, а тот Ольгин ухажер чаю туда налил да подал. Кстати, Вадик в тот день приходил к матери. А зачем, так и не сказал. Помню, Ольга при встрече мне тогда сказала: «Вадик опять забегал, все настроение испортил». Я спросила, чего он хотел, а она ответила: «Кто его знает, покрутился да убежал. Он же мне теперь ничего не говорит!» Я сначала этому значения не придала, даже милиции говорить не стала, а теперь вот подумала. И так я за свою Лизу боюсь… А она… Она ж у него на крючке, точно вам говорю. Я и в больнице долго не задержалась. Разве можно лежать-прохлаждаться, когда такое творится! Приехала домой и сразу к дочери. Она мне про вас и рассказала. Говорила, что вы бурно Вадиком заинтересовались, даже телефон свой оставили, а она, дескать, все равно вам звонить не собирается. Отругала я ее: «Разве ж можно закон нарушать? Вадик ступил на скользкую дорожку, и ты туда же? Хочешь всю жизнь в тюрьму с сухарями бегать?» В общем, серьезно с ней побеседовала. И телефончик ваш переписала. Хотела сама позвонить, когда он объявится, а она… Она сама куда-то делась. С ним, наверное, сбежала. А если нет?
Наталья всплакнула.
– Да ну что вы, в самом деле… – бросился неуклюже прижимать ее к своей груди Жора.
Она прижиматься не хотела, но напарник Клавдии этого даже не чувствовал, по-другому жалеть Жора не умел.
– От… отпустите, вы мне шею помяли… – кряхтела несчастная. – Я у вас помощи хотела попросить – найдите мне дочь. Этот бандит опять население грабить собирается, а она ему в рот смотрит. Ох, утянет он ее в болото! А ведь у нее скоро ребеночек родится…
– Хорошо, мы вам ее найдем. Когда привести? – посмотрел на часы Акакий.
– Я думаю, как только найдем, так и приведем, правда же? – ласково улыбнулась Клавдия, толкая Акакия пониже спины. – Вы только скажите, адреса ее подруг, друзей у вас есть?
– Да нет же! Иначе я бы уже и сама отыскала! В том-то и дело! – снова принялась рыдать Наталья.
– Ладно, попробуем так, без адресов. Но уж и вы, если вдруг дочь объявится, позвоните нам. Договорились?
Конечно, они договорились. Команда сыщиков поспешила на улицу.
– Ну, соколы мои, какие у вас идеи? – сосредоточенно хмурилась Клавдия.
Сокол Кака нарезал круги вокруг супруги, и идеи у него были весьма дохленькие.
– Я предлагаю просто ходить по городу и внима-а-ательно по сторонам смотреть. Она же где-то ходит!
– А я на машине могу ездить и смотреть, – проявил чудеса сообразительности Жора.
– Понятно, идей нет, – вздохнула Клавдия.
– Нет, ну еще можно наклеить ночью осторожненько на милицейский стенд «Кого разыскивает милиция» фотографии Вадика и Лизы, – снова подарил чудную мысль Акакий.
– Правильно. Только ты сначала проверь, может, там уже висят эти фотографии. Нет, тут надо что-то… Слушайте, а какой адрес у Натальи? – вдруг насторожилась Клавдия.
Акакий немедленно обежал вокруг дома и, задыхаясь, сообщил:
– Улица Водолазов, восемь. А квартира была семьдесят первая.
– Вот и славно. Отсюда и пойдем плясать! – неизвестно чему обрадовалась Клавдия и полезла в машину.
Что за пляски она собралась устраивать, Клавдия никому не сказала.
– Жора, ты завтра обязан принести мне бутылку дорогого коньяка и коробочку приятных конфет, – проговорила она, уже выходя из машины возле дома.
– А мне можно бутылочку водки, – мгновенно сориентировался Акакий Игоревич. – Только чтобы как слеза, и…
– Нечего деньги зря тратить! Своих слез в бутылочку накапаешь! – сверкнула на него глазами Клавдия. – Мне для дела надо! Жора, только чтобы утром. А теперь всем отдыхать!
С отдыхом опять ничего не получилось. Едва Клавдия открыла дверь квартиры, навстречу ей выскочил Тимка со странно грязно-белыми лапами. Чем-то грязно-белым была измазана и его роскошная шерсть. Кота, видимо, такое украшение изрядно беспокоило, потому что он беспрестанно облизывался, орал и лез на руки.
– Кака! Что это с Тимкой? – испугалась хозяйка.
Акакий Игоревич испугался еще больше. Он принялся бегать в обуви по чистым коврам, падать на колени и заглядывать коту в морду – брать на руки любимца он остерегался.
– Клавочка! С нашим мальчиком приключилась беда! Клава! Какого черта ты там застряла! Надо ветеринарку срочно вызывать! Кот исходит какой-то гадостью, а ты там с обувью возишься…
Клавдия сбросила сапоги, пошла открывать форточку на кухне, и оттуда раздался ее богатырский хохот.
– Ясно, Тимочка, – забормотал Акакий, сторонкой обходя питомца, – это у тебя бешенство. Клавдия уже подхватила. Ну спасибо, дорогой! Тебя сумасшедшего я еще вытерплю, но вот Клавдию… Не подходи ко мне, предатель!
– Кака! Ты сказку про то, как «битый небитого везет», читал?
– Бить будет… – прошептал Акакий, пробираясь к телефону.
– Да оставь ты трубку! – усмехнулась жена, хватая кота на руки. – В той сказке лиса голову тестом измазала…
– Да и бог с ней, с лисой. Ты забыла – у нас кот.
– Ты мне лучше скажи, кто нам в дом тесто приволок и на столе оставил? – допытывалась супруга.
– Так это что, на Тимке тесто, что ли? – не поверил Акакий.
– Тесто. Вот, попробуй, – протянула Клавдия кота прямо в нос Акакию. – Тесто. Только уже перекисшее. Где ты его взял, горе мое?
– Так это ж Петр Антонович в магазин ходил! Он хотел, чтобы ты пиццу нам сготовила. А они с маменькой собирались в бассейн. Он еще и сосиски притащил, и сыр, и… Тимка! Где сыр, я тебя спрашиваю! А сосиски?
Кот глупым не был. Он слопал все колбаски, еле справился с сыром, а что осталось, загнал под диван. Теперь он понял, что пришло время разборок, и, прижав уши, потрусил в спальню, чтобы как следует обтереться о шелковое покрывало.
Кота поймали и в наказание долго мыли всякими мылами и шампунями. Кот в знак протеста орал диким ревом. Соседи долбили по батарее, Клавдия покрывала их отборными интеллигентными ругательствами в сливную дырку ванны, Акакий поливал из душа и животного, и любимую жену.
