Галина Куликова - Блондинка за левым углом
— Можно полюбопытствовать, что же ты все-таки перевезла сегодня?
Лайма, язык которой уже совсем не ворочался, сделала широкий приглашающий жест все той же единственной функционирующей рукой — смотри, мол, наслаждайся.
Повинуясь этому неопределенному взмаху, Шаталов встал и медленно побрел по квартире, внимательно осматриваясь в ожидании благодатных перемен и приятных неожиданностей. На маленьком столике около домашнего кинотеатра он обнаружил видеокассеты с фильмами, одно воспоминание о которых вызывало отвращение к сексуальной жизни.
— Ты это смотришь? — удивленно поинтересовался Геннадий.
Лайма лишь что-то буркнула в ответ и засопела. Дальнейший осмотр гостиной привел его к стопке книг, две из которых он с ухмылкой отложил, а третью, с золотым тиснением на переплете, стал осторожно рассматривать.
— Пико… делла… Мирандола…— напряженным голосом зачитал он вслух блестящие буквы. — Ты это вот читаешь? — с подозрением поинтересовался Шаталов у мирно сопящей Лаймы.
Та безвольно мотнула головой. Дальнейший осмотр квартиры привел к таким бесценным находкам, как странные зеленые одеяния на вешалках в спальне и дикая фаянсовая чашка с надписью «400 лет Архангельску» на посудомоечной машине. Ископаемые щетка, мыло и паста добили Шаталова окончательно.
Когда он снова появился в гостиной, держа в одной руке вешалку с юбкой-фартуком, а в другой сжимая тюбик с «Поморином», Лайма уже спала, откинувшись на спинку кресла.
— Послушай, — вежливо поинтересовался у спящей Шаталов, — ты ведь не хочешь сказать, что носишь эту дрянь?
Звук его голоса на минуту вернул Лайму в мир людей и вещей.
— Что, дорогой? Ты что-то говорил?
— Я не говорил, я спрашивал. Скажи, ты правда носишь эту одежду? — Он потряс перед ее носом зеленой юбкой.
— Какая гадость, — возмутилась Лайма. — Где ты ее взял?
— В шкафу, на вешалке.
— Ну, значит, какая-то твоя баба оставила, — Лайма зевнула и снова начала уплывать в царство снов.
— Ничего подобного! — взревел Шаталов. — Какая баба?! Это ты привезла!
Лайма, не открывая глаз, миролюбиво кивнула головой.
— Послушай, — настойчиво продолжал Геннадий. — Послушай же! Ты меня слышишь?
— Слышу, — потусторонним голосом профессионального медиума отозвалась Лайма, глаз так и не открыв.
— Ну, посмотри же на меня, — потребовал Шаталов.
Лайма, вняв его мольбам, приоткрыла один мутный глаз и уставилась в пространство.
— Милая, — боясь, что она снова заснет, заторопился Геннадий, — скажи, зачем тебе «Поморин»? В последний раз я видел его лет двадцать пять назад, в пионерском лагере. Где ты его взяла? Ты ведь не чистишь им зубы?
Лайма еще несколько секунд крепилась, следя открытым глазом за его губами, потом отчетливо произнесла: «Никогда!» — и мягко свалилась с кресла на ковер. Шаталов взял подозрительную пасту в руки и опасливо отвинтил колпачок. Из тюбика полилась мутная коричневая жижа, вонявшая жабами. Он сказал: « Фу-у-у!» — и швырнул тюбик в раскрытую форточку.
Ранним утром, когда Лайма еще крепко спала, Геннадия поднял на ноги срочный звонок, и он, наскоро приведя себя в порядок и хлебнув кофе, умчался, не оставив даже записки. «Освобожусь — позвоню, а там разберемся», — решил он, уже сидя в машине.
Лайма проснулась сильно после полудня. Пробуждение напоминало сцену из фильма «Ожившие мертвецы». Усилием воли она отскребла себя от кровати и добрела до зеркала в ванной. По дороге проверила, кто есть дома. Дома был Кларитин, который спал в туалете с тапком в обнимку. Ни самого Шаталова, ни записки от него обнаружить не удалось.
Лайма была не готова к тому, что узрела в зеркале, поэтому крепко зажмурилась. Неужели Шаталов, проснувшись утром, увидел рядом с собой на подушке вот эту зеленую кикимору? Да… Нужно быстро что-то с собой сделать. Затем решить кошачьи проблемы. Потом связаться с Медведем и Корнеевым, чтобы договориться о встрече. На последнем месте, как всегда, оказалась личная жизнь. Шаталов как-то сам собой отодвигался назадний план.
Приняв душ, Лайма еще раз посмотрела в зеркало. Кикимора все еще была там. Человеческий облик предстояло создать практически из ничего. Она потратила уйму времени и старалась изо всех сил, дав себе клятву больше не пить. По крайней мере, столько.
Обеспечив Кларитина едой и водой до вечера, Лайма вышла из квартиры и замерла перед лифтом. Вчера ночью, перед тем как напиться, она так и не пришла ни к какому выводу: случайностью было ночное нападение или это спланированное покушение на нее? Мысль о втором варианте была неприятной. Тем не менее, приходилось считаться с фактами.
Получается, ей нужно держать ухо востро. Для начала пришлось отказаться от лифта, чтобы проверить, не караулит ли ее кто внизу. Кроме индифферентного консьержа, там никого не оказалось. Второй шаг — живой добраться до машины. «А вдруг машина заминирована?» — мелькнула страшная мысль. Ловить попутку? Тоже можно угодить в капкан. Вызывать такси поздно. И как вообще жить дальше? Это же невозможно — так вот ходить и бояться всего!
Она подошла к машине и попыталась заглянуть под днище. Присела на корточки и пошарила внизу рукой. Вытерла руку платочком, села за руль и отважно повернула ключ в замке зажигания — семи смертям не бывать, а одной не миновать! По дороге лихорадочно соображала, с кем бы обсудить ситуацию. Лучше всего, конечно, с самим Борисом Борисовичем Дубняком, но где его взять? Провалился как сквозь землю. С Корнеевым и Медведем? Но что они смогут предложить? Отправят ее к чьей-нибудь знакомой бабушке в Урюпинск. Или станут по очереди ее охранять. Но охрана, как свидетельствует мировая практика, вряд ли поможет. Да и как к такому развитию событий отнесется Шаталов? Охранник у дверей спальни! Нет, это отпадает. Вопрос, требовавший немедленного решения, повис в воздухе.
По дороге Лайма поняла, что страшно хочет есть и готова ради пищи на подвиг и на подлость. Несмотря на то, что Корнеев и Медведь ждали ее в штаб-квартире с самого утра, она решила завернуть по дороге в ресторан и основательно подкрепиться. Кто знает, как сложится сегодняшний день?
Она подъехала к своему любимому ресторанчику, где относительно недорого и вкусно кормили. Официанты ее знали и обслуживали быстро. Единственное, чего она не учла, — фактора времени. Был обеденный час пик, когда со всей округи, из всех многочисленных фирм и фирмочек, из банков и страховых компаний сюда слетались на бизнес-ленч мелкие и среднего калибра клерки и их боевые подруги — аккуратные девушки из секретариатов и бухгалтерий. Клерки были двух видов: лихорадочно озабоченные и демонстративно расслабленные. Первые всем своим видом давали понять, что обед — это досадная помеха в работе и за это время они могли бы сделать много полезного для родной организации. Вторые демонстрировали собственным примером, что тот, кто не умеет нормально отдыхать, не может и нормально трудиться. Строго говоря, большинству из них после обеда в родной конторе и делать-то было нечего, но они скорее умерли бы, чем признали сей прискорбный факт.
Лайма вошла в переполненный зал и огорченно остановилась — ни одного свободного столика! Лицо поспешившего к ней навстречу администратора выражало одновременно радость узнавания постоянного клиента и безмерную горечь из-за того, что помочь ему он решительно ничем не может. Но сегодня Лайма была не в том настроении, чтобы пасовать перед трудностями. Молча обойдя изумленного администратора, она стала продвигаться вглубь помещения в поисках свободного места, готовая к штурму. Штурма не потребовалось — у дальней стены обнаружился столик на двоих, за которым спиной к ней, ссутулившись, сидел сильно облысевший мужчина в оранжевой рубашке, на которой проступали темные пятна пота. Лайма твердым шагом подошла к нему и спросила:
— У вас свободно?
— Да, да, — робко ответил мужчина, глядя снизу вверх на решительную незнакомку. — Садитесь, пожалуйста.
Лайма села, по-деловому положив руки на стол. Окинула соседа быстрым взглядом и оценила его на «три» по десятибалльной шкале. «Командировочный, — решила она. — Одет странно: брюки мятые, допотопные сандалии, портфель между ног поставил». Возраста мужчина был предпенсионного, а лицом и фигурой смахивал на заведующего сельским складом, отправленного на курсы повышения квалификации. Он уже скушал суп и отодвинул от себя тарелку, ожидая, когда принесут второе. Выглядел при этом вялым и унылым. Так и сидел, уставившись взглядом в пустую тарелку. А на интересную соседку толком даже не взглянул.
Обычно столик обслуживал очень приятный молодой человек по имени Слава, корректный и немногословный. Он хорошо знал вкусы и привычки Лаймы, ему не придется ничего объяснять. Сегодня это было бы очень кстати. Впрочем, ожидание затягивалось. Лайма начала нервничать, и вдруг увидела, что к их столику приближается незнакомый молодой человек в форменной одежде и с большой тарелкой в руке. Он поставил тарелку перед «завскладом» и, повернувшись к Лайме, воскликнул:
