Дарья Донцова - Прогноз гадостей на завтра
– Почему? – жадно спросила Варвара и прибавила: – Давайте еще кофейку попьем, подождет ваша хозяйка, не развалится!
Я поудобней устроилась в кресле, получила из рук хозяйки дивный напиток, ухватила четвертый эклер и сообщила:
– Эдик сначала ухаживал за мной. Только не подумайте чего дурного, мы просто ходили вместе в кино. Но моя мама, когда узнала, что Малевич из провинции, сочла, что зятем академика и оперной певицы должен быть другой человек. Одним словом, меня отправили на несколько месяцев к морю, а когда я вернулась, Эдик уже сделал предложение Нине. Ниночка отчего-то решила, будто я затаила на нее злобу, и мы перестали общаться… А может, боялась, что муж вновь воспылает страстью ко мне… Естественно, мы, сталкиваясь в коридорах, здоровались, но и только. Однако когда я узнала о безвременной кончине Нины, плакала целую неделю. Такая молодая, красивая, талантливая… Ужасно, рак никого не щадит.
– А как фамилия вашей мамы? – неожиданно поинтересовалась Варя.
– В жизни она носила папину, Романова, но выступала под девичьей – Орлова.
– О боже, – взвизгнула Варя, – я прекрасно ее знала, слышала в «Травиате» и еще, по-моему, в «Аиде».
– Нет-нет, – поправила я, – в «Чио-Чио-Сан».
– Точно, – обрадовалась Арбени, – ну надо же, какая встреча! Моя семья не имеет никакого отношения к музыке, мы всегда были только зрителями. Хотя папа, Модест Арбени, и Ниночкин отец – родные братья. Но у них так интересно гены распределились. Один пошел в бабушку-художницу, стал живописцем, у меня дома все писали полотна, одна я в бизнес ударилась, а второй Арбени наследовал талант от деда, великолепного музыканта, та часть фамилии связала свою судьбу с консерваторией. Но только отчего вы решили, будто Нина умерла от рака?
– Так все говорили, рак легких!
– Ничего подобного, – фыркнула Варя.
– Что же с ней случилось?
– Болячка неизвестная, – развела руками Арбени.
– К сожалению, – вздыхала я, – когда Нина скончалась, меня не было в Москве, на похороны я не попала… Потом думала зайти, навестить Эдика, но постеснялась… Была в те времена не замужем и не хотела, чтобы он решил, будто я рассчитываю на возобновление отношений… Ну а затем Малевич очень быстро перестал вдовствовать, женился на этой Геме… Ужасно, что все так страшно закончилось, Эдика убили, а Гема покончила с собой… Вы были у них на похоронах, в Белогорске?
– Нет, – почти грубо ответила Варя, – и совершенно не испытываю никаких угрызений совести по данному поводу. Оба получили по заслугам. Это им господь за Ниночку воздал!
– Зачем вы так!
– А зачем они с Нинушей так? – злобно выкрикнула Варя. – Вы же ее знали, чистая, наивная и абсолютно не приспособленная к жизни, большой ребенок! Она обожала Эдика, а он ей чем заплатил? Смертью?
– Ой, что вы такое говорите, – деланно ужаснулась я.
– Абсолютно правильные вещи! – парировала Варя. – Жаль, нельзя шум в газетах поднять, не хочется марать грязью имя Нинуши… Эта Гема! Змеюка подколодная!
– Они дружили с Ниной, причем всю жизнь!
– Заклятая подруга, – фыркнула Варя, – это Ниночка с ней дружила, а Гема лишь позволяла о себе заботиться. Знаете, как она завидовала Ниночке, прямо синела вся.
– Да зачем бы ей это делать? – удивилась я. – Ведь она сама не из социальных низов происходила. Отец – известный ученый, профессор, да и мать наукой занималась. Дом полная чаша, в деньгах не стеснялись.
– Так, да не так, – пробурчала Варя. – Вот послушайте, как дело обстояло.
Профессор Даутов и впрямь хорошо зарабатывал. Гема в детстве не нуждалась. Игрушки, книжки, сладости… всего было в избытке. Но у Нинуши эти же вещи оказывались на порядок лучше. Дело в том, что Даутов редко выезжал за рубеж, в семидесятых годах ученых не слишком часто выпускали за границу, только на конференции и симпозиумы. Существовало даже неписаное правило: за год можно было выехать два раза в соцстрану или один – в логово капитализма. На руки выдавали мизерные суточные. Жалкие гроши. Максимум, что мог привезти Даутов дочери, – жвачку или заколки… Поэтому Гема одевалась в советскую одежду, играла отечественными игрушками и душилась духами фабрики «Новая заря». К тому же и отец, и мать девочки, как многие ученые тех лет, совершенно не придавали никакого значения одежде.
– Какая тебе разница, – пожимал плечами папа, глядя на Гему, – ну скажи на милость, не все ли равно, кто сшил эти брюки из синей корабельной парусины, индийцы или американцы? По мне, так первые сделали лучше, их штаны мягче, стоят недорого и везде продаются. Покупай, будешь как все!
Гема молчала. Ну как было втемяшить папе в голову, что как все быть не хочется! Обладание американскими джинсами мигом возносило их владельца на вершину, как теперь бы сказали, рейтинга… Невозможно было объяснить это и маме.
– Сколько? – отшатывалась та, когда Гема подкатывалась к ней с просьбой. – Сколько? Двести рублей за штаны! А ты отдаешь себе отчет, что столько получает в лаборатории старший научный сотрудник! И где берут эти джинсы? В туалете на углу Столешникова переулка? Ну, деточка, извини, пойдем в ГУМ и купим в приличном месте за нормальную цену!
Приходилось, скрипя зубами, носить добротные сапожки на меху, пальто из буклированной ткани и шапочку из хвостиков норки. В конце семидесятых годов Гема ничем не выделялась на московских улицах.
У Ниночки же дело обстояло по-другому. Ее отец, известный музыкант, мировая величина, вовсю катался по городам и странам. В отношении некоторых личностей коммунисты делали послабления. Гонорары за концерты, почти девяносто процентов, он должен был отдавать государству, но устроители гастролей частенько ухитрялись сделать так, что у музыкантов на руках оказывалась вполне приличная сумма. Поэтому Ниночка щеголяла в красивой белой куртке, отороченной черным мехом, которую папочка привез из Канады, в изумительных сапожках на платформе, которые он же доставил из Германии. У нее у первой появились шариковые ручки, ластики с картинками, ажурные колготки, мохеровые кофты, магнитофон «Грюндиг»… Ниночка никогда не была жадной, всегда делилась с Гемой, но от этого зависть последней не убывала…
Потом Нина вышла замуж.
– Гема влюбилась в Эдика как кошка, – сплетничала Варя, – небось опять завидовала Нинушке…
– С чего вы это взяли?
– Достаточно было иметь глаза, – хмыкнула Варя, – она то бледнела, то краснела, когда встречалась с Малевичем, все время оживленно хихикала и стала носить мини-юбки, одним словом, вела себя как ошалевшая тинейджерка… Я очень боялась, что Эдик, который, между нами говоря, был еще тот бабник, в один прекрасный момент не устоит и трахнет лучшую подружку жены. Мало, знаете ли, найдется мужиков, способных оттолкнуть то, что само плывет в руки!
– Эдик изменял Геме? – спросила я.
Варя хмыкнула:
– Да. Сколько у него баб было! Жуть.
– А кто последняя, если не секрет?
Арбени вздохнула:
– Отвратительная особа, совершенно не из нашего круга. Танцорка из стрип-бара. Кажется, ее Лена звали… Да, точно, Лена. Я столкнулась с ними на тусовке и обрадовалась.
– Чему?
– Ну так ему и надо, на этой Лене просто клеймо стояло: «Сволочь». И ведь влекло его к таким. Я думаю, что он Нине изменял, только та никогда не рассказывала, слишком интеллигентная была. Ей-богу, изменял с Гемой, я в этом почти уверена.
Я тяжело вздохнула. Зря пришла к Варе, о Лене мне было известно с самого начала.
Когда Эдик, Нина и Гема собрались вместе провести летний отдых, Варя не выдержала и сказала двоюродной сестре:
– Ты бы поосторожней с подружкой, не ровен час уведет супруга. На фиг она тебе сдалась на море? Неужели не хочешь вдвоем с Эдиком побыть?
Но Ниночка, светлая душа, замахала руками:
– Какие глупости приходят тебе в голову, да Гема мне как сестра…
– У тебя одна сестра, я, – ответила обиженно Варя, – и вижу, что Гема относится…
– Слушать ничего не желаю, – твердо ответила Нина, – не смей говорить гадости про Гему!
Варя обиделась и ушла. Помирились они только в больнице, когда Нинуша уже едва могла говорить от слабости.
– Все-таки эта тварюга добилась своего, – кипела Варя, – земля на могиле осесть не успела, а она оттащила Эдика в загс.
– Ну, наверное, он сам не прочь был…
– Сучка не захочет, кобель не вскочит, – грубо заявила Варя, – русская народная истина. Эдик, как все мужики, слабый, ведомый, только хвост распускал. Хоть бы ради приличия полгода подождали! Но нет, горело у нее, хотела заполучить Малевича, прямо тряслась вся.
– Я так слышала, что Ниночка сама перед смертью просила Гему не бросать Эдуарда…
– Кто же сказал вам подобное? – взвилась Варя.
– Ну, во-первых, сама Гема…
– Не смешите меня!
– Во-вторых, разболтала медсестра, которая присутствовала при этой сцене.
– Ложь, – твердо заявила Варя, – наглая и беспардонная.
