Елена Логунова - Секретная миссия Пиковой дамы
— Все втроем?
— Нет, только Васенька! — Голос у Анечки был на удивление бодрый. — Пришлось срочно мыть попу, стирать штанишки и переодеваться, поэтому я не сразу подошла к телефону, уж извини!
— Пустяки, я все понимаю, ситуация знакомая, — усмехнулась я. — Твоему Васеньке сколько уже?
— Васенька — это девочка! — засмеялась Анечка. — Василиса Микулишна, то бишь Николаевна! Ей год и два, хотя все принимают ее за полуторагодовалую, она у нас крупненькая, в папу!
Васенькиного папочку, третьего мужа Анечки, я не помнила вовсе, поэтому перешла прямо к интересующему меня вопросу.
— Анютка, у меня к тебе вопрос: помнишь, ты говорила мне про какого-то доктора Лукова? — спросила я. — Вроде бы это ему ты обязана счастьем материнства?
— Ему, именно ему! — голос приятельницы зазвенел благодарностью. — Если бы не Андрей Вадимович, не было бы у меня Васеньки! Он просто чудотворец, гениальный доктор и человек замечательный! Как он меня поддерживал, как убеждал не бросать попытки!
Анечка участвовала в программе «Дитя из пробирки» не то три, не то четыре раза и всякий раз выкладывала за свой шанс кругленькую сумму в американских долларах. Официально процедура стоила около полутора тысяч баксов, а еще наверняка приходилось приплачивать «сверху» врачам и медсестрам! Я вспомнила, что Анечка продала свою двухкомнатную квартиру в центре города и купила недостроенное жилье на окраине, чтобы всю разницу потратить на луковские эксперименты. Конечно, замечательно, что опыты увенчались успехом, но сейчас Анечка с семейством живет в девятиэтажке, которая еще не сдана в эксплуатацию, и поэтому там нет газа и парового отопления. Вторую зиму подряд Анечка с малышкой поднимается на седьмой этаж без лифта и топит в квартире буржуйку. Хорошо еще, в доме уже есть вода и газ, а на рожденье ребенка коллеги по работе подарили Анюте мобильный телефон. В связи с этим деятельность доктора Лукова вызывает у меня двойственное чувство: спасибо, конечно, врачам за их труды, но для пациенток участие в программе «Дитя из пробирки» — дорогое удовольствие. А сам-то Луков, если верить тому, что говорят люди, стал чуть ли не миллионером!
— Он святой! — убежденно сказала Анечка, словно подслушав мои мысли. — Ты знаешь, что у него восемь детей?
— Ничего себе праведник! — я не удержалась от шпильки. — Восемь детей! Доктор явно не чужд плотских утех!
— Ну и что? — Анечка немного обиделась. — Он всем им дал жизнь, а теперь дает хорошее воспитание и образование! Можешь не сомневаться, детки у Луковых замечательные, образцово-показательные, не какое-нибудь хулиганье! Что такое хорошо, что такое плохо, знают не понаслышке. Андрей Вадимович сам человек очень строгих правил, высоконравственный и принципиальный!
— Больше католик, чем сам папа римский, — тихонько пробормотала я, начиная подозревать незнакомого мне Лукова в лицемерии и ханжестве и чувствуя к нему растущую неприязнь. — Анюта, а ты не можешь дать мне домашний адрес или телефончик этого святого человека? Раз он был твоим лечащим доктором, ты, наверное, сохранила какие-то контакты?
— А тебе зачем? — удивилась приятельница. — У тебя же уже есть сынишка?
— Это не для меня, для одной моей подруги, — соврала я. — Ты помнишь Ирку? Они с мужем не прочь стать родителями.
Ирка поперхнулась чаем и мучительно закашлялась.
— Диктуй, я записываю!
Не найдя под рукой пишущего прибора, я ногтем процарапала на побелке стены шестизначный номер домашнего телефона Луковых, поблагодарила Анечку и положила трубку.
— Что ты там сказала о нашем с Моржиком размножении? — грозно поигрывая костылем, поинтересовалась Ирка.
— Не обращай внимания, это так, к слову пришлось. — Я снова сняла трубку и набрала луковский номер.
— Алле-о? — отозвался приятный девичий голос.
Очевидно, это отроковица из числа восьми докторских потомков, решила я.
— Добрый вечер, — вежливо сказала я. — Извините, могу ли я услышать Андрея Вадимовича? Он дома?
— Папа, тебя! — прокричала барышня в сторону. — Подождите, пожалуйста, он сейчас подойдет.
Я терпеливо подождала секунд тридцать. Где, интересно, ходит доктор? По километровым коридорам своего многоэтажного особняка? Приставным шагом с палочкой?
Я успела так живо вообразить себе дряхлого дедуську в теплом халате на вате и профессорской шапочке, торопливо шаркающего шлепанцами к телефону, что немного растерялась, когда в трубке послышался приятный мужской и вовсе не стариковский голос:
— Луков слушает.
Надо же, и не запыхался вовсе…
Поспешно смяв в мягкий пластилиновый комок воображаемого старичка в тапках, я вылепила из него респектабельного мужчину средних лет — в демократичном шерстяном джемпере, с благородной сединой и дорогими очками на мясистом носу.
— Добрый день, — сказала я. — То есть добрый вечер. Здравствуйте.
— Скажи еще: «Привет!», «Хэллоу!» и «Здоровеньки булы!» — сердито прошипела подслушивающая Ирка.
Я отмахнулась от нее.
— Андрей Вадимович, вас беспокоят с телевидения, — сообщила я, надеясь таким образом расположить собеседника к разговору. — Меня зовут Елена, я журналист, готовлю материал для программы «Отцы и дети». Мне посоветовали пригласить вас к нам в студию в качестве гостя — разумеется, как отца.
— Извините, мне это неинтересно, — отчеканил Луков.
Можно подумать, это интересно мне! Я разозлилась и отбросила в сторону всяческие китайские церемонии:
— Андрей Вадимович, подскажите, пожалуйста, где я могу найти вашу дочь Наталью?
— Ах вот оно что… — протянул Луков. — У меня нет такой дочери! Забудьте это имя! И не смейте впредь беспокоить меня по этому вопросу! Шантажистка!
Трубка сердито загудела короткими гудками. Я обалдело посмотрела на нее и повторила:
— Кто шантажистка? Я шантажистка?!
— Похоже, в благородном луковском семействе не без урода? — резюмировала догадливая Ирка. — Кажется, наша Наталья — паршивая овца?
— Это он паршивый козел, — выругалась я в адрес доктора. — А Анечка, наивная душа, его еще расхваливает: «Ах, святой человек! Ах, идеальный отец!» А он от родной дочери отказывается, как от собачки шелудивой!
— Во-от, видишь, правду говорят, будто яблочко от яблони недалеко падает, — неизвестно чему обрадовалась Ирка. — Наталья эта вышвырнула вон свою собачку, а папенька вышвырнул ее саму!
— Наверное, было за что, — проворчала я.
Ох, зря я это сказала! Остаток вечера азартная Ирка без устали строила версии, почему праведник Луков не желает признавать блудную дочь. Впрочем, что она блудная — это тоже Ирка придумала.
— Я знаю! — драматически воскликнула она, вламываясь в мою комнату.
Я сидела на ковре у книжного шкафа, выбирая себе умиротворяющее чтиво на сон грядущий. Нижняя полка была набита мягкими маленькими томиками женских романов — Ирка большая любительница романтических «слюнтяйств». Я перебирала книжки, отыскивая самую толстую и с самым мелким шрифтом, чтобы не проглотить роман в один присест. Заодно читала аннотации на задней стороне обложки.
— Она опозорила семью, вступив в неравный брак! — выдала Ирка свою версию. — Например, вышла замуж за бедного студента из нищей страны. За негра из Анголы! Или, еще того хуже, вступила с ним в добрачную связь, поправ столь ценимые Луковым моральные принципы и семейные устои! Ну, как тебе такая версия?
Я вытянула из стопочки отвергнутых мной романов замусоленный томик тошнотворно-розового цвета. На обложке был изображен мускулистый пират с повязанными алым платком буйными кудрями и пистолетом, опасно засунутым под резинку штанов. Корсар стискивал в объятиях голубоглазую монашенку в полном крахмально-саржевом обмундировании.
— «Прекрасная Анна-Мария, заточенная корыстными родственниками в монастырь, потеряла графский титул, огромное наследство и право на земную любовь, но волей судьбы на пути юной миссионерши встал отважный грешник, душу и тело которого прекрасная монашенка должна спасти во что бы то ни стало!» — продекламировала я. — Тебе это ничего не напоминает?
Неприязненно зыркнув на меня, Ирка удалилась.
Я покончила с дамскими романами, рассортировав их на те, которые смогу проглотить, не нажив несварения желудка, и те, которые вызывали острую изжогу уже одной картинкой на обложке.
Скрипнула дверь, и на пороге опять появилась Ирка в теплой пижаме, правая штанина которой была разрезана до бедра, чтобы облегчить процесс одевания загипсованного голеностопа. Фланелька была в бело-голубую полосочку, и подруга, если посмотреть на нее прищурившись, походила на узника Синг-Синга, опухшего от голода и травмированного в тюремных разборках. Очевидно, она перед визитом ко мне посмотрелась в зеркало и у нее возникли ассоциации, схожие с моими, потому что новый ее сценарий дышал уголовной лирикой, как песни радио «Шансон».
