Дарья Калинина - Криминал на лабутенах
– Да.
– Откуда?
– Она сама сказала мне об этом неделю назад.
– И как вы отреагировали?
– А как бы вы отреагировали на известие о том, что у вас будет сын, а возможно, дочь?
Глаза Рудольфа были полны удивления.
– Конечно, я был счастлив. Прыгал до седьмого неба от радости. Даже подумал, не сказать ли об этом маме, но потом мы с Элей решили, что скажем, когда подадим заявление в ЗАГС. Пусть мама порадуется сразу двум хорошим новостям. На следующей неделе собирались с Элей заявление подавать. И вот… теперь уж не подадим.
– Скажите, а почему вы все-таки расстались с Элей этой весной?
– Я же говорю, мама была тому причиной. Ну и бабушка.
– Но вы же сказали, что ваша мама и, наверное, бабушка были бы Эле в качестве невестки только рады?
– О да! Они-то были бы ей очень рады.
Тон молодого человека прозвучал как-то странно. И Милорадов попросил его объясниться.
– Извольте. Дело в том, что бабушка, которая скончалась в этом ноябре, была парализована уже четвертый год подряд. Лежала в кровати практически пластом. А весной, в мае, свалилась с инсультом и мама. На ней в основном держался весь уход за бабушкой. Конечно, у мамы было не все так плохо, врачи обещали, что она обязательно поднимется, но вот когда… Четких сроков они назвать не могли. И потому в мае я неожиданно для себя оказался сразу с двумя лежачими больными на руках. Парализованная бабушка и полупарализованная мама, от которой тоже никакой помощи не было. Представляете мое положение?
Следователь представлял и в душе ужасался. За такими больными нужен серьезный уход. И осуществить его без помощи профессиональной сиделки практически невозможно. Видимо, спортивные достижения Рудольфа не позволяли ему нанять такую помощницу, либо женщины не хотели видеть у себя в доме чужого человека. Бывает же и такое.
– Из-за бабушки мне уже пришлось отказаться от участия во многих соревнованиях, пойти на полставки учителя. Мама одна с бабушкой уже не справлялась, тем более что работа у нее суточная, а оставить бабушку одну на сутки просто невозможно. К тому же ее нужно переворачивать, поднимать, протирать, купать. Маме одной с этим было никак не справиться. Поэтому я решил, что пойду поработаю годик в школе, авось бабушке станет легче, ну… так или иначе. Но бабушка все жила и жила, я был этому только рад, но и оставить маму и бабушку одних, вернуться к привычному образу жизни тоже не мог.
– Что же случилось в ноябре?
– Бабушка умерла. А мама к ноябрю уже встала на ноги. Конечно, некоторая заторможенность в ней еще присутствует, но она уже вышла на работу и вообще ведет практически тот же образ жизни, что и до инсульта.
Кажется, теперь Милорадов начал понимать, в чем крылась причина разрыва Рудольфа и Элеоноры, случившаяся этой весной. Но все еще боялся верить своей интуиции.
И потому спросил:
– Значит, в мае вы получили двух парализованных больных и решили, что нельзя вешать такую обузу на хрупкие плечи своей возлюбленной?
– Да, я решил, что это будет несправедливо по отношению к Эле. Я не мог поставить ее перед таким выбором.
– И вы ей ничего не сказали? Ну, про маму, про бабушку?
– Конечно, нет! Иначе Элеонора никогда бы не согласилась на разрыв со мной. По такой причине – никогда! Благородства у нее было так много, что иногда я этого даже пугался. Она была готова опекать и заботиться о каждом существе, которое ей встречалось на пути. Котят, маленьких ребят, стариков – всех она опекала, для всех у нее находилось и ласковое слово, и время, а подчас и деньги. Всегда у нее на попечении кто-нибудь находился. Вот и недавно она мне призналась, что у нее есть новый опекаемый.
– Да?
Милорадов спросил просто так, чтобы показать, что он слушает. Но Рудольф ухватился за возможность поговорить о своей любимой как утопающий за соломинку.
Он с жаром подтвердил:
– Да! Какой-то бедный одинокий старик. То есть не так, чтобы материально бедный, а вот душевно вокруг него была пустота. У детей – у него две дочери, у них своя жизнь, свои интересы. Старик с ними не совпадал. Конечно, они его навещали, но большую часть времени старик был предоставлен самому себе, тосковал. Эля тут же приняла его судьбу как свою собственную проблему. Принялась его опекать, помогать, всюду с ним таскалась. Я считал, что зря она посвящает постороннему человеку столько времени, но такой уж она была. Даже до чужого человека ей всегда было дело, что уж там говорить о моих маме и бабушке. Конечно, она бы взялась ухаживать за ними. А я этого не хотел.
Теперь голос Рудика звучал задумчиво:
– Нет, она никогда бы не оставила меня, стала бы мне во всем помогать.
– А вам не кажется, что так было бы и лучше?
– Теперь я думаю, что так оно и было бы. Но тогда… Тогда мне казалось, что я должен поступить благородно.
– То есть уйти?
– Да. Уйти и освободить Элю от своего общества и общества двух больных, которые висели отныне за моими плечами. И я ушел, а Эля осталась и, как она мне после призналась, очень страдала. Я тоже страдал, но я хотя бы знал, за что страдаю. Она же, бедняжка, ничего не понимала и винила во всем одну себя.
Теперь Милорадову было все ясно. Вовсе не другая женщина побудила Рудольфа бросить в мае свою возлюбленную. Вернее, женщина имелась и даже целых две, но совсем не в том смысле.
Значительная доля недоверия, которую испытывал Милорадов к подозреваемому, растворилась еще при знакомстве с ним. Вторая порция растворилась сейчас. Но оставался еще невыясненным вопрос, как Рудольф оказался на месте преступления, зачем он приходил к Элеоноре в ее кабинет в день убийства. Что его туда привлекло?
Но когда следователь задал этот вопрос физкультурнику, тот воскликнул:
– Как это что? Она была моей беременной невестой. И она нуждалась в защите!
– Защите от кого?
Рудольф смутился, но потом все же сказал:
– За пару дней до этого случая на Элеонору уже было совершено одно покушение. Какой-то здоровенный детина набросился на нее прямо посредине улицы, ударил ее по лицу, пытался повалить на землю. К счастью для Эли, мимо шли студенты из соседнего училища. У них как раз закончились занятия. Молодые ребята, их было много, они не побоялись дать отпор негодяю. Эля говорит, что, если бы эта группа ребят не вышла из-за угла дома, этот тип, наверное, убил бы ее.
– Убил?
– Во всяком случае, он ей угрожал убийством.
Следователь задумчиво посмотрел на Рудольфа. Врет? Придумывает? Но Рудольф выглядел озабоченным. И заметив взгляд следователя, добавил:
– Я не вру. Более того! Эля на следующий день позвонила очень испуганная и сказала, что снова видела этого типа. Ей даже показалось, что он следит за ней.
– Он снова пытался напасть на нее?
– Нет. Но, возможно, все обошлось потому, что, когда Эля заметила этого типа, она находилась в людном месте и к тому же сразу позвонила мне. Я примчался и проводил Элю до дома.
– Как выглядел этот человек?
– Эля не разглядела. На нем была темная куртка, капюшон на лице. Ботинки на нем были грубые, Эля с ужасом о них вспоминала.
– Какие-нибудь детали?
– Темная борода на лице. Только ее и было видно из-под капюшона.
Борода могла быть и фальшивой. Если нападающий имел план покушения на женщину, то он должен был подумать и о том, чтобы остаться неопознанным.
– Заявление в полицию подавали?
– Шутите? Конечно, нет.
– Зря.
– А у нас бы его приняли?
Милорадов запыхтел, стараясь скрыть свое смущение. Он понимал, что любой дежурный постарался бы руками и ногами отбрыкаться от такого заявления. Нападающий сбежал. Примет его жертва разглядеть не успела. Да и преступления как такового не случилось. Следов побоев на потерпевшей нету. Мало ли, что там девушке показалось? Может быть, тот субъект вовсе и не собирался ее бить или применять к ней иное физическое воздействие. Просто мимо шел, голова закружилась, вот и ухватился за первое, что под руку подвернулось. А сил своих не рассчитал, вот худенькой девушке и показалось, что он ее повалить хочет.
И следователь сделал себе отметку проверить, правду ли говорит физрук про свою маму и бабушку. Сделать это было очень просто. Для этого нужно было всего лишь послать запрос в районную поликлинику и выяснить диагнозы этих двух женщин.
Милорадов приободрился, он чувствовал, что может доверять молодому физкультурнику. И теперь спросил у него почти по-дружески:
– Итак, в день убийства вы зашли к невесте… и что?
– У Эли было еще много дел. Она сказала, чтобы я не ждал ее. Что она позвонит мне позже, когда закончит. Я ушел и больше ее не видел.
– Какой она была? Вам не показалось, что она чего-то боится или нервничает?
– Ничего такого. Она вела себя как обычно. Может быть, еще более ласково. Наверное, чувствовала что-то такое…
И устремив на следователя внезапно наполнившиеся слезами глаза, Рудик спросил:
