Дарья Калинина - Криминал на лабутенах
Анджик повертел пальцем возле виска. Жест достаточно красноречивый, чтобы Мариша поняла, какого он мнения о ней самой и ее умственных способностях. Она не собиралась так легко сдаваться, но тут неожиданно в их перепалку вмешалась Алиса.
– Вы оба говорите сейчас не о том, – заявила она. – Звонил, не звонил… Какая разница? Папа умер. Всё! Его уже не воскресишь. Нам теперь надо подумать, как исполнить его последнюю волю.
– Какую именно?
– Как нам сделать, чтобы не возвращать его долг.
И прежде чем кто-то сумел что-либо предложить в ответ, Алиска воскликнула:
– Предлагаю сказать, что деньги украдены. И ты, Мариша, это тоже подтвердишь.
Марише такое предложение совсем не понравилось. К тому же она считала, что это не выход.
– Вы с папой изначально затеяли глупость. Ну и что с того, что деньги украдены? Саму квартиру продать можно. Уверена, папин кредитор именно этот выход из положения и предложил бы.
– Брось! Ты что, не понимаешь папин расчет? Тот человек, которому папа был должен, он не стал бы так поступать. Это же его старый друг. И он слишком порядочен, чтобы требовать от папы подобное. Папа на его благородстве и хотел сыграть. Мол, такой я бедненький, обокрали меня, неужели ты – мой старый и лучший друг – станешь требовать с меня в такой ситуации старый должок? Неужели не простишь?
Постепенно до Мариши доходило, что затеяли ее папа и сестра. И с каждым словом Алиски на душе у нее становилось все гаже. Мало того, что они действовали за спиной Мариши, сговорились между собой и использовали Маришу втихомолку, как пешку. Но они еще и задумали подлое дело. Обмануть человека, который поверил отцу и одолжил ему кругленькую сумму, причем без всякого залога или иного обеспечения.
И в голову Мариши полезли всякие нехорошие мысли насчет Алиски и степени ее искренности.
– А ты мне не врешь? – прищурившись, взглянула Мариша на сестру. – Может, папа тебя ни о чем не просил? Может, и долга никакого не было?
– Можешь проверить каждое мое слово.
– Как?
– Скажу тебе имя человека, которому папа был должен. Поговори с ним, и все сама узнаешь. Только я тебя очень прошу, не говори ему, что деньги у меня.
– Не обещаю этого.
– Тогда и я от всего отопрусь! Никаких денег у меня нет, знать я ничего не знаю.
– Алиса! Как ты можешь?
– А что? Папа сам так хотел! – закричала Алиса. – И вообще, эти деньги наши с тобой по праву.
– Они не наши. Они принадлежат тому человеку, у которого папа их одолжил.
– Для нас одолжил! Папа хотел, чтобы деньги нам с тобой достались, его дочерям, а не чужому человеку. Ради этого папа все и затеял.
Мариша не знала, что ей и сказать.
– Говори имя папиного кредитора, – хмуро произнесла она. – Поговорю с ним, потом и решим.
Алиска недовольно нахмурилась и сказала всего два слова:
– Георгий Андреевич.
И в ту же минуту Мариша поняла, что, скорее всего, сестра сказала ей правду. Мариша и сама встречала этого Георгия Андреевича у папы. Она знала этого человека. Знала и его жену. Знала их отношение к папе – очень теплое, дружеское и участливое. И знала, что они оба очень обеспеченные люди, ученые, преуспевают в своем деле и имеют соответствующее вознаграждение за труды.
Да, этот человек мог дать отцу в долг крупную сумму. Дать без всякого залога и даже расписки. И возможно, папа впрямь решил, что хорошо обеспеченный друг может пережить потерю этих денег без особого напряга. Могло такое быть, могло. Папа к старости стал очень своеобразно относиться к деньгам.
К примеру, сидя на тугой кубышке, он не упускал случая, чтобы не потрясти свою старшую дочь – Маришу. Изображал перед ней нуждающегося и крайне стесненного в средствах человека. Именно Мариша платила по всем папиным счетам, не беря от отца ни копейки и свято веря, что он живет на одну лишь пенсию, очень и очень скромную к тому же. А на самом деле деньги у отца водились и, как теперь выяснилось, деньги немалые. Однако папа пользовался любой возможностью, чтобы не платить самому, а по возможности жить за счет другого человека.
Розовые очки у Мариши с носа давно свалились. И своего отца она идеализировать прекратила. Почти прекратила. То же самое касалось и ее сестры, которая, очень похоже, пошла в этом плане в отца. Но все же Мариша не стала принимать окончательного решения, пока не поговорит с самим Георгием Андреевичем и не выяснит у него все хорошенько.
Перед тем как проститься с сестрой, Мариша достала из сумки аккуратно завернутый осколок флакона духов, найденный на квартире Лены. «Ночь души», такое название значилось на флаконе. Стоило сыщице развернуть целлофановый пакетик, как по комнате немедленно распространился аромат мяты и пачули.
Глядя на сестру, Мариша спросила у Алиски:
– Твои?
– Мои. А что?
– Ничего. Просто хотела узнать, какие духи в твоем вкусе.
Мариша не сказала сестре правды, по какой причине ее в последнее время столь интересуют различные парфюмерные композиции. Алиска вышла из доверия у старшей сестры. И Мариша считала, что нечего ей говорить о поисках обладательницы стойкого аромата из смеси запахов розы и лилии. Но именно с этой женщиной Марише хотелось бы познакомиться сильнее всего. Ведь именно эта женщина находилась с ее отцом перед тем, как тому стало плохо. Ее запах настолько сильно впитался в одежду отца, что его учуяла даже медсестра «Скорой».
Этот же запах уже сама Мариша учуяла и в больнице, в палате отца после того, как его навестила некая блондинка. И теперь Марише было крайне важно понять, кто же пользуется этими духами. Ясно, что не она сама, не Алиска и даже не Элеонора. Но кто тогда?
Между тем Милорадов вернулся в родное отделение, где его уже ждал Рудольф – бывший спортсмен и учитель, а нынче прямой кандидат на скамью подсудимых. Договоренность о встрече с ним была еще накануне вечером. Следователь Милорадов привык считать себя неплохим физиономистом. Также он доверял своему первому впечатлению о людях, во всяком случае, верил до тех пор, пока действительность не разубеждала его в обратном. И потому сейчас бывший учитель из школы, где произошло убийство, показался следователю человеком не опасным. Было что-то трогательно беззащитное в глазах этого крупного человека.
И это было плохо. Милорадов намеревался обвинить его в ужасном преступлении, убийстве своей любовницы или возлюбленной, назовите как желаете. А теперь вот его намерение уперлось в этот по-детски открытый взгляд. Уперлось и забуксовало.
– Я задержался, извините, – буркнул Милорадов, совсем не обрадовавшись тому, что подозреваемый оказался так симпатичен.
– Ничего, – тоже негромко пробормотал в ответ Рудольф. – Ради подробностей о смерти Эли я готов был вас ждать хоть до ночи. Скажите, как это случилось? Мне необходимо знать!
– Она была вам так дорога?
– Не могу даже передать насколько!
Возглас, который вырвался у Рудольфа, заставил Милорадова поежиться. Н-да, обвинить этого человека в убийстве Элеоноры будет нелегкой задачкой.
– А вчера вы говорили обратное. Утверждали, что ваши отношения с покойной едва ли выходили за рамки обычной дружбы.
Рудольф помолчал, а потом признался:
– Я струсил. Соврал вам. Как услышал, что Эля убита, а вы мной интересуетесь, душа в пятки ушла.
– Чего же вам бояться, если вы невиновны?
– Ну, знаете, как иной раз бывает. И не виноват человек, а задержать все равно могут.
Физкультурник потеребил шапку, которую держал в руках, и добавил, словно это могло как-то оправдать его поведение:
– Я ведь не за себя испугался.
– А за кого?
Рудольф ничего не ответил. Снова молчал и теребил шапку. И следователь решил зайти с другой стороны.
Он сказал:
– Но что вы так переживаете? Вы же с потерпевшей один раз уже расставались.
– Когда?
– Весной.
– Да, – признался Рудольф. – Пришлось. Мне пришлось пойти на этот шаг.
– И что же вас вынудило?
– Мама. И… бабушка.
– Вы – такой взрослый человек и слушаетесь советов мамы и бабушки?
Милорадов не скрывал своей иронии. Но Рудольф ничуть на него за этот тон не обиделся.
– Мама ничего не знала о том, что я порвал с Элей. И бабушка тем более. Если бы они узнали, пожалуй, заставили бы меня жениться на Элеоноре.
– А вы этого не хотели?
– Нет! – воскликнул физкультурник. – Категорически не хотел!
– Но тем не менее в конце этой осени вы с покойной снова сошлись.
Рудольф вздрогнул:
– Умоляю вас, не говорите так про Элю. Покойная! Слышать о ней как о мертвой для меня невыносимо.
– Вам бы хотелось, чтобы она была жива. Зачем же вы тогда ее убили?
Рудольф изумился:
– Что вы?! Как вы можете даже думать такое! Я Элю обожал. Более того, у нас с ней должен был быть ребенок! Кто же убивает беременную подругу?
– Так вы знали, что Элеонора беременна?
– Да.
– Откуда?
– Она сама сказала мне об этом неделю назад.