Джанет Иванович - Лужёная глотка
— Подумать только, разрушили такой план, — съязвил Хукер.
— Не то слово. Да еще уперли ту приспособу. Рэю это пришлось сильно не по душе. Она ему нужна позарез. Он рвет и мечет.
— Что в этой штуковине такого особенного?
— Точно не знаю. Но думаю, она та еще штучка.
У Хукера в руке появился телефон.
— Теперь все, что тебе осталось сделать — пересказать это полиции.
— Ага, точняк, — огрызнулся Родригес. — И в скольких убийствах ты хочешь, чтобы я сознался? Может, мне удастся легко отделаться, и меня поджарят всего лишь дважды.
Хукер покосился на меня.
— Он в чем-то прав.
— Ты можешь немного изменить рассказ, — обратилась я к Родригесу. — Скажи, что Оскара убил Рэй. Мы не станем возражать, если ты чуток исказишь факты.
— Верно, — согласился Хукер. — Лишь бы мы были чисты, как стеклышко, и могли продолжать жить спокойно своей жизнью.
— Рэй всегда среди людей, — возразил Родригес. — Он легко может обеспечить себе алиби.
— Пусть так, тогда как насчет того, чтобы сказать, будто Оскара убил Люкка? Ты мог бы пойти на сделку с правосудием, — предложил Хукер. — Я такое тыщу раз видел по телевизору.
Родригес скрестил руки на груди и сжал губы в ниточку. Он уже сказал все, что собирался.
Мы с Хукером вышли на улицу и поежились.
— У нас проблема, — заявил он. — Родригес не собирается сознаваться полиции в убийстве.
— Да ты что, вот так сюрприз.
Тут такое дело. Я далеко не Нэнси Дрю. Я выросла с мечтой собирать сток-кары и гонять на них. Раскрытие преступлений никогда не входило в мою горячую десятку желательных профессий. Ну нет у меня такой склонности. И насколько я знаю Хукера, у него тоже. Так что мы, мягко говоря, влипли.
— Давай так, — предложила я. — Сделаем анонимный звонок в полицию, скажем, чтобы забирали его. А когда они окажутся здесь, то обнаружат при нем орудие убийства.
Хукер покосился на меня.
— Это ты о пистолете, что засунула к себе в карман? Том самом, который сплошь в твоих отпечатках?
Я осторожно извлекла из кармана пушку.
— Ага, о нем.
— Это может сработать, — согласился Хукер. — Я даже придумал для него превосходное местечко.
Сорок минут спустя Родригес уже был заперт в автобусе Шлепка. Мы запихнули его внутрь, приковали к поручню у ступенек и вручили ему разряженный, только что начисто вытертый от отпечатков пистолет.
Хукер захлопнул дверь фургона. Мы запрыгнули во внедорожник, укатили прочь из владений Уэво и припарковались на маленькой стоянке возле аэропорта, где, как хотелось верить, мы казались совершенно не стоящими внимания. С этого места нам отлично была видна дорога, ведущая к «Уэво Мотор Спортс». Все, что нам оставалось сделать — это позвонить в полицию, а после сидеть и ждать, когда начнется веселье.
Я уже было собралась пересечь парковку, войти в здание и воспользоваться таксофоном, когда мы увидели, как автобус Шлепка с ревом катит по дороге и пролетает мимо нас.
Мы с Хукером стояли, разинув рты.
— Пожалуй, я оставил ему чересчур длинную цепь.
— Нам действительно лучше хранить верность гонкам. По меркам полицейской академии, мы с тобой круглые двоечники.
Хукер запустил внедорожник и рванул следом за автобусом.
— Предпочитаю думать, что мы просто повышаем квалификацию.
Родригес с дрифтом затормозил в конце дороги на аэропорт, описав широкую дугу, свернул налево и взял курс на скоростную автостраду.
В среднем автобус имеет три с половиной метра в высоту, два с лишним в ширину и почти четырнадцать в длину. Весит почти двадцать пять тонн, работает на дизеле, а радиус его поворота составляет двенадцать с половиной метров. Управлять им, конечно, не так сложно, как восемнадцатиколесником, но он тоже огромный, неповоротливый и требует некоторой осторожности в маневрах.
Но Родригесу плевать было на осторожность. Он гнал, как сумасшедший. Его швыряло из стороны в сторону, и он то и дело вылетал за разделительную полосу двухполосной дороги. Фургон выскочил на обочину, снес рядом с чьим-то домом почтовый ящик и вновь вырулил на дорогу.
— Хорошо, он хоть убивать умеет, — притормаживая, заметил Хукер, — потому что водитель из него никудышный.
Мы не отставали от автобуса до самой автострады и дружно затаили дыхание, когда Родригес вклинился в общий поток. Автострада была многополосной, с довольно плотным движением. Смеркалось, и автомобилисты покидали торговые центры в поисках ресторанчиков быстрого питания, где можно провести воскресный ужин. Обычно движение на автостраде упорядоченное, но сегодня Родригес посеял здесь хаос. Он один умудрялся занимать всю дорогу и, перетекая на смежные полосы, до чертиков пугал окружающих. Он врезался в бок минивэна, и тот отлетел через дорогу. В него влетел голубой седан, и кажется, еще несколько машин угодили в этот кавардак, но мы уже были далеко.
— Как думаешь, он заметил, что задел минивэн? — спросила я Хукера.
— Вряд ли. Скорость-то он сбросил, но вот с заносами так и не справился.
Мы приближались к главной развязке, когда на светофоре загорелся красный свет. Автобус шел на скорости около сорока миль в час, и я не видела, чтобы у него горели стоп-сигналы.
— Ой-ой, — выговорила я. — Нехорошо. Нам стоило накинуть на Берни привязной ремень.
Хукер сбросил газ, увеличивая расстояние между нами.
— Тормози! — орала я Родригесу. Я, конечно, не ждала, что он меня услышит. Просто не могла сдержаться. — Тормози!
Наконец, вспыхнули стоп-сигналы, но было уже слишком поздно. Автобус пошел юзом и, завиляв из стороны в сторону, чиркнул правым боком грузовик, перевозящий металлолом. Переднюю обшивку фургона словно срезало консервным ножом, в левый бок его врезались ещё четыре машины, и вся эта неразбериха надвигалась, словно наступающий ледник, поток лавы или же иная невероятная катастрофа, какую только можно себе вообразить. Раздался последний скрежет, и громадина автобуса замерла на крыше «Хаммера».
В голове мелькнул газетный заголовок: «Фургон Бонанно переехал „Хаммер“ на Спидуэй-Бульвар».
Путь к автобусу нам преграждали пятнадцать-двадцать машин, не считая непосредственно угодивших в аварию, а позади образовалась пробка.
— Умираю от желания сбегать и посмотреть, что случилось, — признался Хукер, — но боюсь выходить из машины.
— Ага, — согласилась я. — Вдруг тебе придется раздавать автографы. А затем приедет полиция, схватит тебя и произведет досмотр полостей тела[25].
Я выкарабкалась из окна и забралась на бортик, чтобы лучше видеть.
В свете фар и туманной дорожной дымке я различила одинокую фигуру Родригеса, бежавшего меж покореженных машин. Лодыжки его были связаны цепью, на которой болтался обломок поручня. С моей наблюдательной позиции трудно было сказать, ранен ли он. Родригес приблизился к стоявшему на перекрестке автомобилю, дернул водительскую дверцу и, открыв её, рванул с места с зажатой дверью цепью и громыхавшим по тротуару поручнем. Насколько мне было видно, никто не попытался остановить его или же броситься следом. Водитель угнанной машины стоял, застыв от потрясения. Вдалеке надрывались сирены.
Я скользнула обратно внутрь и заняла прежнее место рядом с Хукером.
— Родригес угнал серебристый седан и скрылся в закатной дали.
— Только не это.
— Ага. И цепь с поручнем все еще на нем.
Хукер разразился смехом.
— Я даже не знаю, кто сейчас более жалок… он или мы.
Я сгорбилась на сиденье.
— Похоже, этот приз все-таки за нами.
Бинз сел и огляделся вокруг. Он тяжело, по-сенбернарски, вздохнул, дважды повернулся вокруг своей оси и шлепнулся на прежнее место.
— Похоже, мы здесь надолго, — сказала я. — За пятнадцать минут все точно не утрясется.
Хукер протянул руку и провел кончиком пальца по моему затылку.
— Хочешь заняться любовью?
— Нет! — Да. Но не здесь и не сейчас. Я не собиралась отдаваться ему посреди автострады. Пусть даже мы займёмся примирительным сексом, но все должно пройти по высшему классу. И уж определенно не на заднем сиденье внедорожника.
— Хотя бы несколько поцелуев, — проговорил Хукер. И прижал руку к сердцу. — Умоляю.
— Может, тебе еще и потрогать меня хочется?
— Ладно, не без этого.
— Нет.
Хукер вздохнул.
— Дорогая, ты бессердечная женщина. Просто ходячий облом.
— Канючь, сколько угодно, своим техасским говорком — тебе это не поможет.
Хукер ухмыльнулся.
— Когда мы только познакомились, это сработало.
— Точно, а теперь не сработает.
— Поживем — увидим, — ответил Хукер.
Прищурившись, я посмотрела на него.
— Да ладно, признайся, — подначивал Хукер, — ты меня страшно хочешь.
Я улыбнулась, и он улыбнулся в ответ. Мы оба понимали, что это значит. Он держал меня за руку, и мы сидели вот так, не разнимая рук, и смотрели в ветровое стекло на то, как устраняют последствия аварии, словно на некое телевизионное шоу.
