Кондратий Жмуриков - Следствие ведут дураки
— В точку. Я тоже удивлялся, когда узнал, что Жодле и Али, такие темные личности, работают в одном из особых отделов французских спецслужб. Что-то вроде даже не КГБ… то есть ФСБ, а — ГРУ. Разведовательного управления. Занимаются как раз террористами, технологиями, тайными разработками в области вооружений и F-топлива… в общем, как один мой знакомый предпочитает все на букву «К»: канкан, кокаин, казино, — так Жодле и Али питают слабость к букве «Т»: терроризм, технологии, тайны. Кстати, насчет терроризма: у Али, можно сказать, врожденная тяга к этому словечку и ко всему, что с ним связано, потому как его фамилия, хоть он и гражданин Франции, — Магомадов. Али Асланбекович Магомадов.
— Чеченец? — хмуро буркнул Осип.
— Да.
— Так я и думал…
Ваня трепыхнулся:
— Да ну? Они? Отдел французской разведки. Так, значит, вот в чем дело? А я-то подумал, что они просто бандиты. И все грехи на них списал: и убийство Жака, и кража сейфа… вы, верно, из информационных сообщений знаете?…
— Да.
— …и взрыв мобильника, — продолжал пафосно перечислять Иван Саныч, и еще все за год вперед.
— Кстати, о грехах на год вперед, — сдержанно произнес Ансельм, — известно ли вам, что сегодня ночью в «Селекте» убит Николя Гарпагин?
Осип и Иван Саныч вздрогнули и переглянулись:
— Н-нет…
— Так вот, он убит точно таким же точечным направленным взрывом, как в инциденте с мобильным телефоном Жака Дюгарри, — скупо сообщил Ансельм.
— Откуда вам это известно?
— Из ночных криминальных выпусков, разумеется. У меня бессонница, — пояснил Ансельм, — да особенно и не заснешь, когда знаешь, что через улицу творится такое… — Он явно имел в виду перестрелку и пожар в доме Степана Семеновича Гарпагина, — хотя справедливости ради надо заметить, что ничего слышно не было. Гроза, гроза все перекрыла и заглушила.
— А вы говорили, что подвозили до дома Гарпагина Настю и какого там еще хмыря, — проговорил Иван Саныч. — Когда это было?
Ансельм коротко рассказал. Осип и Иван Саныч слушали молча, мрачно подперев при этом подбородки. Потом Астахов спросил:
— Вы думаете, что Настя и вот этот Луи — у людей Жодле, так?
— Наверно, — отозвался Ансельм, — наверно.
— А откуда вы знаете, что этот Жодле и его Али — из спецслужб? — вдруг подозрительно спросил Астахов. — Вы же простой таксист. Может, вы тоже…
— Нет, — ответил Ансельм, — не тоже. Я таксист, в самом деле — таксист. Просто этого Жодле я знаю давно. Еще отца его знал. Он спецслужбист в третьем поколении. Если не верите, не надо. А верить мне я вас и не заставляю. Я просто хочу указать вам, что не доверять мне — не в ваших же собственных интересах.
— Вот чаво, — сказал Осип, — говорим-говорим, а до сих пор толком не знакомы. Меня зовут Осип. Это — Ваня, вы уже знаете. Он у нас и под мальчика, и под девочку, и на все руки от скуки. А тебя как, прохвессор?…
— Ансельм.
— Ансельм? — удивился Осип, в точности, как несколько часов тому назад удивлялась Настя Дьякова. — Ты ж русский, а имя какое-то не тово… хранцузское.
— Я же не спрашиваю ваше точное ФИО по паспорту, — ответил тот, — каждого человека можно называть так, как ему нравится. Мне нравится, когда меня называют Ансельм. Вот и все.
Осип Моржов, паспорту фиктивный Новоженов И.М., и Ваня Астахов, и вовсе обозванный в официальном документе Хлестовой Ж.Н., поспешили согласиться с исчерпывающей аргументацией собеседника. Однако Осип до конца не угомонился:
— Ну хорошо, пусть будет ентот… Ансель. Но ты ж, прохвессор Ансель, от русского папаши родилси. Как твово родителя величали?
— Яков.
— Гм… от русского папаши… Стало быть, ты выходишь етакий Ансель Яклич?
— Что-то вроде того, — не мог не улыбнуться Ансельм.
— Ну, Яклич, знакомство надо вспрыснуть, — сказал Осип, — тем более что у меня тово… нервный стряс… встрес…
— Стресс, наверно, — подсказал Иван Саныч.
— Во-во, встресс. Так стреснуло мне по башке, что до сих пор шестеренки в мозгах не подгонютси одна под другову. Можа, у тебя, Яклич, есть чем смазать? — хитро подмигнул Осип. — А?
Ансельм молча открыл холодильник и вынул оттуда бутылку водки.
— А, и «беленькая» в Париже есть? — обрадовался Моржов.
— В Париже все есть. — Ансельм взглянул на часы, показывавшие без пятнадцати пять утра, и произнес: — Никогда в жизни во Франции не пил водку в такую рань. Вот, помнится, в России мы на рыбалке с четырех утра заряжали. А к половине шестого море по колено казалось.
— М-море?
— Ага. Черное, Азовское, Белое, Охотское, Балтийское. Я ведь много по стране наездился. И по миру. Пока вот не пошел по миру, — скаламбурил Ансельм, разливая водку по стопкам и доставая фигурную банку с красивой лубочной этикеткой «Russkij ogurtchiki».
— Ого, закусон мировой! — сказал Осип. — Только они что-то не того… как ненастоящие, огурчики-то.
— Самые крутые огурцы Парижа, — отрекомендовал Ансельм, — мне подарили, у самого бы денег не хватило купить. Огурчики из магазина «Фошон». Там толкают экологически чистые деликатесы и прочую дребедень для снобов и повернутых на здоровом образе жизни. Для дамочек с Фобур Сент-Оноре, америкосов, жирных мюнхенских бюргеров и прочих недоразумений природы.
Выпили, закусили «снобистскими» огурчиками. Ничего. Осип покрутил головой, как будто впервые увидев стены и потолок Ансельмова дома, а потом проговорил:
— Ты вот что, Яклич. Ты ж у нас технический прохвессор. У тебя компутер есть?
— Есть.
Осип посмотрел на Ваню, и тот, вынув из кармана завернутый в бумажку, чтобы не поцарапался, диск, сказал:
— Мне кажется, что нас чуть не убили из-за него. Хотелось бы посмотреть, что там такое.
— И из-за этого по вам стреляли в аэропорту? — поинтересовался Ансельм.
— Ага.
— Где ж ты этот диск взял?
Астахов пустился в россказни, на протяжении которых Ансельм несколько раз давился смехом, водкой и эксклюзивными огурчиками, а один раз — когда Иван Саныч красочно, не щадя себя, описал, как Жодле упал в унитаз, — едва не свалился со стула от хохота, начисто отбросив свою природную сдержанность.
— Ну что ж, посмотрим, что там такое, — сказал Ансельм, когда Астахов закончил свой рассказ, а Осип разлил по стопкам остатки водки, — должно быть, что-то интересное, раз Жодле с Али Магомадовым так дергались из-за этого.
— Вали, запускай машинку, не тяни, Яклич! — проговорил Осип, толкая Ансельма под локоть. — Оратор!
— Да не так все сразу, — отозвался Ансельм, — тут надо хакать пассворды защиты… я в компах не очень, это если сравнивать со специалистами… может, ничего и не получится. М-м-м… да-а-а.
— Чаво такое? — тревожно влез Моржов.
— Тут работы на несколько часов. Информация защищена, и чтобы до нее добраться, нужно посидеть за компом.
— Но ты вообще в ентом во всем волокешь? — спросил Осип. — Ведь ты ж дохтор технических наук!
— Все это так, но я доктор технических наук старой формации, — покачал головой Ансельм. — А наука сильно двинулась вперед, пока я вот тут шоферствую в Сен-Дени. Ладно, ребята… — он отвернулся от монитора и посмотрел на Ваню Астахова, — это я так сразу решить не могу, но я могу другое.
— Что?
— Я могу дать вам телефон Гарпагина в Париже. То есть телефон той парижской квартиры, где он, как я думаю, сейчас находится.
— А ты что, с ним хорошо знаком, Ансель Яклич? — поинтересовался Осип.
— Он в свое время даже свою дочку хотел за меня замуж выдать. Она у него затворница, из дома не высовывается, не как вся нынешняя молодежь, которая из «Селекта» и из тому подобных местечек, которых в Сен-Дени… а уж сколько в Париже, о Господи!.. полно.
— Дочку хотел выдать? Енто Лизку, что ль?
— У него есть другие дочери? — иронично отозвался Ансельм, а потом протянул Астахову трубку и произнес:
— Звони дяде. Номер сейчас говорю.
— А что я ему скажу? — растерянно проговорил Иван Саныч.
— А тебе что, нечего сказать? По-моему, интересных сообщений более чем достаточно.
— Звони, Саныч, — одобрил и Осип. — Степан Семеныч нам в самом деле может пригодиться.
— Денег ты у него, наверно, просить рассчитываешь? — желчно съязвил Иван Саныч, но номер, продиктованный Ансельмом, все же набрал и приложил трубку к уху, взволнованно ловя следующие один за другим гудки.
На пятом гудке трубку сняли.
— Я слушаю, — прозвучал глухой голос, говорящий, разумеется, по-французски.
— Дядя Степан, это я, — выговорил Иван Саныч, впрочем, еще не уразумев до конца, с Гарпагиным ли он соединился. — Говорите по-русски, а то я не понимаю!
В трубке поселилось натянутое молчание. Потом голос Степана Семеновича (на этот раз Ваня узнал его) встревоженно произнес:
