Кирил Бонфильоли - Эндшпиль Маккабрея
Они выключили магнитофон.
— Мы не обязательно всему этому верим, мистер Маккабрей, но опять же — вышло так, что именно эта история нам и нужна. Теперь — имеется ли при вас еще что-либо, каковое вы намеревались доставить мистеру Крампфу?
— Нет. Слово чести. Обыщите нас.
Они снова принялись изучать потолок: времени девать им явно было некуда.
Позднее дверь стукнула, и помощник шерифа внес бумажный пакет с едой; я едва не лишился чувств от дивного аромата гамбургеров и кофе. Мы с Джоком съели оба по два гамбургера; нашим дознавателям вид порций не понравился. Они бережно оттолкнули их подальше от себя ноготками — в унисон, будто отрепетировали. В пакете еще была картонка с чили, чтобы мазать на гамбургеры. Я увлекся, но этот соус портит вкус виски, изволите ли видеть.
Не особо припоминаю остальные вопросы, если не считать того, что длились они долго и некоторые звучали на удивление смутно и общо. Иногда включался магнитофон, иногда нет. Может быть, все время работал другой — в одном из чемоданчиков. У меня сложилось впечатление, что парочке это все изрядно уже наскучило, но к тому времени мне так хотелось спать от еды, выпивки и измождения, что сосредоточиться я мог лишь с большим трудом. По большей части я просто говорил им правду — такой курс для постановки в тупик своих оппонентов рекомендовал сэр Генри Уоттон [179] (еще один человек, отправившийся за границу лгать). А другой парняга как-то раз сказал: «Если желаете сохранить свой секрет, оберните его искренностью». [180] Я и оборачивал — не скупясь. Но знаете, если играешь нечто вроде фуги истиной и лицемерием, через некоторое время как бы теряешь хватку и реальность ускользает.
Отец всегда предостерегал меня против лжи там, где хватит и правды; он довольно рано распознал, что меня подводит память — неотъемлемый инструмент лжеца. «Более того, — говаривал он, — ложь — произведение искусства. А мы произведения искусства продаем, а не раздариваем. Сторонись лжи, сын мой». Вот поэтому я никогда не лгу, продавая искусство. При покупке — другое дело, разумеется.
Как я уже говорил, они задавали множество довольно смутных вопросов, и некоторые, очевидно, относились к делу непосредственно. Учтите, я не был так уж сильно уверен, в чем вообще это дело состоит, поэтому, быть может, я тут и не судья. Их интересовал Фугас, хотя они, похоже, знали про него заведомо больше, чем я. С другой стороны, они, судя по всему, не слыхали, что он умер; вот это забавно, да. В разговоре я несколько раз упоминал полковника Блюхера — даже пытался произнести его фамилию как «Блукер», — но они не реагировали.
И вот наконец-то парочка принялась запихивать оборудование в свои парные чемоданчики, будто дело закрыто, что моментально меня насторожило: главный вопрос явно будет задан небрежно, походя, когда они поднимутся и направятся к двери.
— А скажите, мистер Маккабрей, — спросил один небрежно, походя, когда они оба поднялись и направились к двери, — что вы думаете о миссис Крампф?
— Сердце ее, — горько ответствовал я, — что плевок на ладони, по которой шлепает дикарь, — никак не скажешь, куда он полетит.
— Это очень мило, мистер Маккабрей, — сказал один, понимающе качая головой. — Это М.Ф. Шил, [181] не так ли? Верно ли я понимаю, что вы считаете ее в какой-то мере ответственной за ваши нынешние затруднения?
— Разумеется, считаю — я же не полный, черт возьми, идиот. Или «лох», как тут у вас принято выражаться, я полагаю.
— А вот здесь вы можете ошибаться, — мягко произнес второй агент. — У вас нет ни единого обоснованного довода, чтобы предполагать, будто миссис Крампф неискренна в своих чувствах к вам; и уж совершенно точно никаких оснований предполагать, будто она вас подставила.
Я зарычал.
— Мистер Маккабрей, мне бы не хотелось выглядеть неуместно дерзким, но могу ли я спросить, насколько обширен ваш опыт общения с женщинами?
— Некоторые мои лучшие друзья — женщины, — рявкнул я, — хотя мне бы определенно не хотелось, чтобы моя дочь вышла за какую-нибудь замуж.
— Понимаю. Что ж, мне кажется, нам нет нужды задерживать вас в поездке и дальше, сэр. Шерифу будет сказано, что вы не убивали мистера Крампфа, и поскольку вы, судя по всему, более не являетесь для Вашингтона компрометирующим фактором, нас пока вы больше не интересуете. Если окажется, что мы не правы, мы э-э... найдем способ вас отыскать, разумеется.
— Разумеется, — согласился я.
Пока они шли через кабинет, я отчаянно рылся в своем бедном обалдевшем мозгу — ив конечном итоге выудил здоровенный и заскорузлый вопрос, который еще не был задан.
— Так кто же убил Крампфа? — спросил я.
Они помедлили и пусто глянули на меня.
— У нас нет ни малейшего понятия. Мы приехали сюда, чтобы сделать это самим, но теперь большого значения это не имеет.
Отрадная прощальная реплика, согласитесь.
— Можно мне еще капельку виски, мистер Чарли?
— Да, конечно, Джок, угощайся; он вернет на твои щеки розочки.
— Спс. Глуг, чмок. Арргх. Ну что, значицца, все в порядке, нет, мистер Чарли?
Я свирепо развернулся к нему.
— Разумеется, ничего ни в каком не порядке, мудоклюй, эти два громилы намерены раздавить нас, как только мы отъедем подальше. Послушай, ты думаешь, что эти помощники тут — свиньи? Да они, дьявол их задери, просто суфражистки рядом с теми двумя сладкоречивыми убийцами; это же подлинные президентские устранители проблем, и проблема здесь — мы с тобой.
— Не поал. Чё ж они тада нас сразу не устранили?
— Ох господи ты боже мой, Джок, смотри: устранил бы нас мистер Мартленд, если бы ему это было на руку?
— Ну, еще б.
— Но стал бы он это делать прямо в полицейском участке на Хаф-Мун-стрит перед законными лягашами?
— Не-а, чё б? Ой, я поал. У-уу.
— Прости, что назвал тебя мудоклюем, Джок.
— Ничё, мистер Чарли, вы чутка разволновальсь, я пмаю.
— Да, Джок.
Вошел шериф и вернул нам содержимое наших карманов, включая мой «банкирский особый». Патроны лежали в отдельном конверте. Шериф уже не был изыскан — он очень сильно нас ненавидел.
— Я получил инструкции, — произнес он так, будто сплевывал рыбьи кости, — не привлекать вас за убийство, которое вы вчера совершили. Снаружи вас ждет такси, и мне бы хотелось, чтобы вы в него сели, убрались из этого округа и больше никогда сюда не возвращались. — Он очень плотно зажмурился и глаз больше не раскрывал, будто надеялся проснуться в совершенно другом временном потоке — где Ч. Маккабрей и Дж. Конда никогда не рождались.
Мы на цыпочках вышли.
Помощники стояли в приемной — гордо, с бессмысленными ухмылками, что свойственны их породе. Я подошел поближе к тому, что был крупнее и мерзотнее.
— Твои мать и отец встретились только один раз, — осмотрительно сказал я. — Из рук в руки перешли деньги. Вероятно, дайм.
Толкая дверь на улицу, Джок спросил:
— А дайм — эт скока в английских деньгах, мистер Чарли?
На обочине, испуская газы, сотрясался огромный взъерошенный автомобиль. Водитель, явный алкоголик, сообщил нам, что вечерок стоит отменный, и я не нашел в душе сил ему перечить. Пока мы садились, он объяснил, что по дороге ему надо подобрать еще одного пассажира, и вона она как раз стоит на том углу, сладенькая и сочненькая девчоночка, лучше и не пожелаешь.
Она втиснулась меж нами, натянув минимальную ситцевую юбчонку на шаловливые ляжки в ямочках и улыбнувшись нам, аки падший ангел. Чтобы отвлечь мозг от его хлопот, ничто не годится так, как хорошенькая девчушка, особенно если, судя по внешности, ее можно поиметь. Она сообщила нам, что ее зовут Гретель Бохплутт, и мы ей поверили — то есть не могла же она такое имя сочинить, правда? — а Джок споил ей последние глотки из бутылки. Она сказала, что объявляет это безумством — пить пойло, или произнесла какие-то слова в том же смысле. Славные маленькие грудки она носила под самым подбородком, как это делали в пятидесятых, — вы-то, конечно, помните. Короче, мы быстро и крепко подружились и уже отъехали от города на десять миль, когда машина у нас за спиной врубила сирену и прижала нас к обочине. Съезжая вбок и останавливаясь, наш таксист хихикал. Официальное авто с визгом и сотрясением преградило нам дальнейший путь, и наружу выпрыгнули двое тех же помощников шерифа, с теми же ухмылками на рожах тыча в нас теми же пистолетами.
— Иже еси! — сказал Джок — фраза, которую я неоднократно просил его больше никогда не употреблять. — Ну чё еще?
— Вероятно, забыли уточнить, у какого мастера я стригусь, — смело предположил я. Но дело было не в прическе.
Они распахнули дверцу и обратились к нашей Южной Красотке.
— Прош прощ, мисс, вам сколько лет?
