Гарри Кемельман - Пятница, когда раввин заспался
Управление городом не сводится к решению текущих вопросов. Если затруднение возникло, значит, устранять его уже поздно. Надо предвидеть и уметь упреждать любые сложности. Сейчас на повестке дня раввин Смолл и это "храмовое убийство", как его окрестили газетчики. Но Карлу не хотелось обсуждать это дело на очередном заседании совета, тем паче что для решения хватило бы и простого большинства в один голос.
Он позвонил Хиберу Ньюту и Джорджу Коллинзу, старшим членам совета, имевшим почти такой же большой стаж, как и сам Карл, и пригласил их к себе. И вот они сидят в гостиной Карла, потягивают чай со льдом и жуют домашнее печенье, принесенное Мартой Макомбер.
Немного порассуждав о погоде, делах и политике в масштабах страны, Карл Макомбер решил, что пора завести речь о главном.
— Я позвал вас, чтобы поговорить об этом храме в Чилтоне, — начал он. — Я обеспокоен. Позавчера я провел вечер в «Кубрике», послушал, что там говорят, и мне это не понравилось. Я сидел в кабинке, и меня не видели, но в зале были завсегдатаи, тянули пиво и слушали главным образом собственные речи. А содержание речей сводилось к тому, что раввин — убийца, но полиция ничего не делает, поскольку получила мзду от евреев. Что Хью Лэниган и раввин — закадычные приятели и ходят друг к другу в гости.
— Наверное, больше всех вещал Баз Эпплбери? — предположил Джордж Коллинз, общительный и улыбчивый человек. — Третьего дня он приходил ко мне составлять смету малярных работ и тоже распинался насчет раввина. Разумеется, я поднял его на смех и обозвал дурнем.
— Да, это был Эпплбери, — подтвердил Макомбер. — Но там сидели ещё трое или четверо, и, похоже, между ними царило полное согласие.
— И что тебя тревожит, Карл? — спросил Хибер Ньют, суетливый раздражительный человечек, всегда готовый вспылить по любому поводу. Кожа на его лысом черепе казалась туго натянутой, на темени билась толстая вена. — Черт возьми, не стоит обращать внимание на таких типов.
Похоже, Хибер злился, потому что его пригласили на обсуждение столь маловажного вопроса.
— Ты неправ, Хибер. Дело не в чокнутом Эпплбери, а в том, что остальные, похоже, считали его доводы вполне разумными. Пересуды множатся, и это чревато опасностью.
— Едва ли ты можешь что-то с этим поделать, Карл, — рассудил Коллинз. — Разве что последовать моему примеру и тоже обозвать Эпплбери дурнем.
— Похоже, пользы от твоего эпитета было немного, — кисло заметил Ньют. — Но тебя тревожит что-то еще, Карл. Не такой ты человек, чтобы Эпплбери и иже с ним могли довести тебя до ручки. Говори, в чем дело.
— Да, болтает не только Эпплбери. Покупатели в моей лавке тоже судачат, и мне это не нравится. Когда замели Бронштейна, разговоры малость поутихли, но после того, как его выпустили, возобновились и сделались ещё громче, чем были вначале. В общем и целом смысл их сводится к тому, что, если убийца не Бронштейн, значит, девицу уделал раввин, но его не трогают, потому что он водит дружбу с Хью Лэниганом.
— Хью — легавый до мозга костей, — заявил Ньют. — Он бы и родного сына арестовал, будь тот виновен.
— Разве не раввин добился освобождения Бронштейна? — спросил Коллинз.
— Да, он, только люди об этом не знают.
— Все утрясется, как только поймают настоящего убийцу, — сказал Коллинз.
— Откуда ты знаешь, что им окажется не раввин? — сердито спросил Ньют.
— Если уж на то пошло, они могут и вовсе не найти душегуба, — вставил Макомбер. — Мало ли нераскрытых убийств? А мы тем временем терпим ущерб.
— Какой ущерб? — спросил Коллинз.
— Может вспыхнуть вражда. Евреи — народ чувствительный и заводной, а речь идет об их раввине.
— Что ж, это плохо, но я не вижу причин гладить их по шерстке только потому, что они чувствительные, — заявил Ньют.
— В Барнардз-Кроссинг три с лишним сотни еврейских семей, — сказал Макомбер. — Поскольку большинство их проживает в Чилтоне, рыночная стоимость домов в том районе возросла в среднем до двадцати тысяч в сегодняшних ценах. Горсовет оценивает эту недвижимость в половину её рыночной стоимости. Десять тысяч за дом. Помножить на триста, получится три миллиона долларов. А налог с трех миллионов — это вам не фунт изюма.
— Ну и что? Уедут евреи, приедут христиане, — рассудил Ньют. — По мне так все едино.
— Ты ведь недолюбливаешь евреев, верно, Хибер? — спросил Макомбер.
— Не сказал бы, что в восторге от них.
— А как насчет католиков и цветных?
— Этих я тоже не особо жалую.
— А янки? — с усмешкой ввернул Коллинз.
— Та же история, — ответил за Ньюта Макомбер и тоже ухмыльнулся. — А все потому, что он и сам янки. Мы, янки, никого не любим, даже друг дружку. Но выказываем терпимость ко всякому роду-племени.
Тут уж и сам Ньют не выдержал и рассмеялся.
— То-то и оно, — продолжал Макомбер. — Вот почему я пригласил вас сегодня. Я тут размышлял о Барнардз-Кроссинг, о том, как он изменился за последние пятнадцать-двадцать лет. Наши школы не хуже любых других школ в штате. У нас есть библиотека, которая лучше многих библиотек в маленьких городках. Мы построили новую больницу, проложили мили и мили канализационных труб, вымостили улицы. За эти пятнадцать лет город не только разросся, но и стал лучше. И все это — заслуга жителей Чилтона, сиречь евреев и христиан. Не впадайте в самообман. Чилтонские христиане не чета нам, обитателям Старого Города. Они похожи на своих еврейских соседей куда больше, чем на нас. Это молодые служащие, ученые, инженеры. Короче, профессионалы. У всех есть дипломы. У всех образованные жены, а дети наверняка поступят в коледжи. А знаете, почему они здесь поселились?
— Потому, — сердито ответил Ньют, — что отсюда полчаса езды до Бостона, а летом можно купаться в океане.
— На побережье есть и другие городки, но ни один из них не переживает такого расцвета, как наш. И у нас — самые низкие налоги, — невозмутимо продолжал Макомбер. — Нет, думаю, дело в другом. Возможно, в духе Жана-Пьера Бернара, этого старого нечестивца, который был первым здешним поселенцем. В его наследии. Когда в Сейлеме началась охота на ведьм, многие женщины бежали сюда, и наши горожане укрыли их. Здесь у нас никогда не было охоты на ведьм, и я не хочу, чтобы она началась теперь.
— Что-то случилось, — сказал Коллинз. — Что-то определенное. И это тревожит тебя. Дело не в воплях База Эпплбери и не в пересудах твоих покупателей. Ты никогда не обращал внимания на досужую болтовню. Что же произошло, Карл?
Макомбер кивнул.
— Ладно. Телефонные звонки. Поздно ночью звонят всякие чокнутые. Эл Бекер, владелец автосалона, приходил ко мне узнать, не хотим ли мы заказать новую полицейскую машину. Так он сказал, но в ходе беседы сообщил мне, что президенту храма Вассерману и известному вам Эйбу Кассону звонят какие-то люди. Я спрашивал Хью, но он ничего об этом не слышал. Впрочем, он не удивился бы, узнав, что звонят и раввину.
— Тут мы ничего не можем поделать, Карл, — сказал Ньют.
— Не знаю, не знаю. Если мы, члены совета, дадим нашим горожанам понять, что никоим образом не одобряем таких поступков, это может сослужить добрую службу. А поскольку весь сыр-бор из-за раввина, хотя, по-моему, Эпплбери просто прицепился к нему в надежде набить себе цену, то я подумал: а не воспользоваться ли нам тем дурацким постановлением, которое пару лет назад приняла торговая палата? В нем говорится, что в первый день регаты священник должен благословлять все парусники. Отличный способ показать, что мы осуждаем эту травлю. Три года назад лодки благословлял монсеньор О' Брайен, в позапрошлом году — доктор Скиннер…
— В прошлом — пастор Мюллер, — подхватил Коллинз.
— Верно. Два протестанта и один католик. Давайте объявим, что в этом году лодки будет напутствовать раввин Смолл. Как вам такая идея?
— Черт возьми, Карл, так не годится. У евреев даже яхт-клуба нет. В клубе «Аргонавты» большинство составляют католики, вот почему они пригласили монсеньора О' Брайена. В «Северном» и «Атлантическом» ни одного католика, а евреев и того меньше. Они не согласятся. Там и монсеньора-то не хотели принимать.
— Городские власти оказывают яхт-клубам большую помощь, — ответил Макомбер. — И, если их члены узнают, что горсовет единодушно поддержал раввина, им придется согласиться.
— Проклятье! — воскликнул Ньют. — Но ведь просить раввина благословить их лодки — это все равно что звать его крестить детей христиан. Так не годится.
— Почему это не годится? Кто благословлял яхты до принятия постановления торговой палаты?
— Никто.
— Вот именно. Значит, яхтам это благословение без надобности. Я что-то не заметил, чтобы после принятия постановления они стали быстрее приходить к финишу. На худой конец люди скажут, что благословение раввина оказалось бесполезным. Лично я считаю, что так оно и будет. Раввин, пастор, монсеньор — не все ли равно? Но едва ли кто-нибудь заявит, что напутствие раввина снизило ходкость этих посудин.
