Дарья Калинина - Дай! Дай! Дай!
И старушка замолчала, глядя на фотографию, с которой на нее смотрела живая еще дочь и ее непутевый зять. Но у подруг, в отличие от бабушки, которая давно смирилась с гибелью своих детей – дочери и зятя, – было по этому поводу еще очень и очень много вопросов. А вот ответов на них пока что не предвиделось.
Глава 12
И тут у Мариши зазвонил телефон. Она глянула на определитель номера. Смайл! Муж! Дорогой! Любимый! Наконец-то он ей звонит!
– Алло! – радостно воскликнула она в трубку. – Ты где? Ты уже прилетел? Ты дома?
– Это ты где? – услышала она в ответ недовольный голос мужа. – Я-то дома. Твоя мама тоже у нас. Она и Дину привезла. Сидим, тебя все трое ждем.
– Ой, не ждите, я попозже приеду.
– И когда это?
– Через час. Нет, через полтора. Ну, максимум через два.
– И где же ты сейчас находишься?
– Тут. Недалеко, – соврала Мариша.
– Где именно недалеко?
– Ну, в области.
– Ничего себе недалеко! – возмутился Смайл. – Когда же ты вернешься? Я соскучился! Приезжай!
– Знаешь что! – рассердилась в ответ Мариша. – Какой ты нетерпеливый стал! Два часа подождать не можешь. Я тебя дольше ждала! Не часы, а недели! Подожди теперь и ты меня немножко. Может быть, тогда хоть что-нибудь до тебя дойдет!
И очень гордая отпором, который она дала мужу, Мариша бросила трубку. Вот так вот! Сам болтается целыми неделями и даже месяцами неизвестно где, а стоило ей отъехать на какие-нибудь двести километров от города, как он уже ей втык норовит сделать. Не получится у него ничего!
Но все равно Мариша теперь чувствовала себя словно на иголках. Бабушка и Ритка поняли ее состояние.
– Муж звонил? Домой зовет?
– Звонил, – призналась им Мариша. – Зовет.
– Тогда надо ехать. Езжайте, внученьки, езжайте. Бог даст, еще свидимся.
– Мы обязательно приедем.
– Приезжайте! Только рада вам буду.
Проводить их старушка не смогла. От волнения у нее совсем не осталось сил. Поэтому она просто подсела к окну в окружении своих кошек и долго махала девушкам вслед.
Заговорили подруги не сразу. Вначале они ехали молча, думая каждая о своем. Мариша мысленно репетировала встречу с мужем. А Ритка копошилась в пожелтевших листках бумаги, которые Мариша прихватила из шкафа бабульки вместе с альбомом. И именно Ритка первой нарушила молчание:
– Знаешь, а эта Матрена была той еще штучкой.
– Что? – рассеянно откликнулась Мариша. – Ты это про кого?
– Про Матрену. Про дочь нашей старушки. Она была той еще штучкой.
– Что ты имеешь в виду?
– Только то, что она от своего мужа гуляла направо и налево.
– А тебе откуда известно? Старушка ни о чем таком не упоминала.
Но Ритка в ответ лишь хитро улыбнулась и помахала в воздухе кипой пожелтевших страниц:
– Знаешь, что это такое?
– И что?
– Это дневник Матрены. И в нем она подробнейшим образом описывает, сколько водки она сегодня выпила и с какими парнями целовалась-миловалась.
– Да ты что? – изумилась Мариша. – Зачем?
– Наверное, это у нее было чем-то вроде хобби. Цыплаков любил карты, а Матрена любила хороший трах. И судя по этим записям, она себе в удовольствиях не отказывала.
– Ну и парочка, – покачала головой Мариша. – Один шулер, другая шлюха.
– Не обижай их. Цыплаков любил карты, а его жена мужчин. Такое встречается не так уж редко.
– Ты мне лучше скажи, как наш Паршавин стал вдруг Цыплаковым? Или это не он?
– Он. Когда мы с Никиткой бывали у дяди Бори дома, то я видела его ранние фотографии. Он это! Без сомнения – он.
– Ну я теперь уж и не знаю, как звать нашего покойника. Сначала мы думали, что он дядя Боря Кривко. Потом узнали, что он Цыплаков. А теперь выясняется, что ни то и ни другое, а третье. И что покойного на самом деле звали Паршавин! И что нам делать с этой информацией?
– Нам? Нам – ничего. А вот следователь должен ею заинтересоваться.
С этим Мариша была совершенно согласна. Конечно, должен. Еще бы ему не заинтересоваться. Ведь получается, что Паршавин выкрал у своего соседа-пьяницы Цыплакова его паспорт. И вместе с этим паспортом переехал в Питер, где и начал новую жизнь под новым именем, но с чужими документами.
Но подождите! А кто же тогда погиб на болотах, мужественно защищая Матрену от рук насильников и грабителей? Если не ее муж Паршавин – Цыплаков – дядя Боря Кривко, то кто же тогда?
– Голова идет кругом, – призналась Мариша. – Совсем ничего не понимаю.
– Сама никакая сижу. Одна надежда, что следователь хоть что-нибудь да из этой истории ценного для себя выудит.
– Угу.
Лично Мариша считала, что будь следователь хорошим работником, он должен был бы сам поехать и побеседовать с бабулей. И о чем, интересно знать, думал Паршавин, живя под фамилией Цыплакова? Ведь могли найтись люди, которые бы узнали его по прежней фамилии. И что тогда? Как бы он объяснил, что бросил двух маленьких дочек и их беспомощную бабушку на произвол судьбы? Или его подобные мелочи не волновали?
И самое главное, почему, презрев двух родных дочек, Паршавин вдруг, спустя долгие годы, воспылал столь горячей любовью к Никите, который даже не был ему племянником? От многочисленных вопросов голова у Мариши пухла. И она подозревала, что не сможет оказать мужу тот горячий прием, на который он, видимо, рассчитывает.
Муж оказался дома. Но под воздействием маминого наваристого борща и пирожков с картошкой, луком и с мясом, он уже подобрел и смягчился. Так что на задержку жены сверх регламентированного времени еще на полтора часа посмотрел сквозь пальцы.
– Дорогая! – раскрыл он ей свои объятия. – Как же я соскучился без тебя! Иди скорей ко мне!
– Подожди, – сварливо, словно столетняя бабка, отозвалась Мариша. – Дай обувь хотя бы с ног сниму.
И, поражаясь самой себе, она протопала в ванную комнату, где тщательно обтерла сапожки от налипшей на них глины. Тщательно вымыла руки, поправила прическу. И только после этого подошла к мужу. Впрочем, прическу он ей снова тут же смял, заграбастав ее в свои могучие объятия.
– Как же я тебя люблю! – провозгласил он, едва не оглушив Маришу. – Ты себе просто не представляешь.
– Не представляю. Нормальные мужья всегда дома, всегда под рукой. А ты… А у тебя… У тебя всегда есть дела поважнее меня.
– Для меня нет никого важнее тебя, – совершенно серьезно заявил ей Смайл.
– Как же! Так я тебе и поверила!
– Я говорю правду.
– Что я сама не вижу, что с нами происходит! Ты меня не любишь! Тебя никогда нету рядом.
– Но сейчас-то я рядом, – резонно возразил Марише муж.
Мариша не нашлась, что ответить ему на это. Поэтому они еще немножко поругались, потом помирились, а потом пошли лопать мамин борщ с пирожками. Сама мама Мариши к этому времени таинственно исчезла, оставив вместо себя Дину и записку на столе.
Записка предназначалась Марише, но первым на кухню из душа вошел Смайл и он же первым прочитал ее.
– «Не болтайся со своим расследованием, пока муж дома», – прочитал он вслух и, посмотрев на Маришу, спросил: – Любимая, что это значит? Ты снова ведешь какое-то расследование?
– Не какое-то, а очень важное. Помнишь Ритку?
– Это такая высокая, долговязая пискля?
– Ну, в принципе верно. Значит, ты ее помнишь?
– Еще бы. У нас на свадьбе она пела так, что все гости разбежались. И что с ней случилось?
– Не с ней. С ее мужем.
– А с ним что? Мне казалось, что такой доходяга воды не замутит.
– Замутил, – вздохнула Мариша. – И еще как. Вляпался по полной программе.
– И что же он натворил?
– Сначала мы все думали, что он порешил родного дядю.
– Порешил? В смысле убил?
– Подожди, – поморщилась Мариша. – Дослушай до конца. Потом оказалось, что дядя ему не родной и даже вовсе никакой не дядя. И мало того что не дядя, так и сам этот дядя еще жил под чужим именем.
– Потрясающе! И как этому Риткиному мужу удалось так все лихо закрутить?
– Мы и сами бы хотели знать.
– И я бы не отказался. Но для начала я бы хотел услышать всю историю целиком.
Под борщ история совершенного или не совершенного Никиткой преступления пошла на ура. И к тому моменту, когда Смайл доедал последнюю ложку знаменитого маминого жаркого из свининки с фасолью, он был уже полностью в курсе произошедшего.
– Ну и дела! – произнес он наконец, откидываясь на спинку стула и довольно поглаживая живот.
Во время обеда Смайл опрокинул в себя несколько рюмочек и теперь пребывал в самом что ни на есть отличном настроении.
– Ну и дела, – повторил он. – Выходит, что этот Паршавин украл документы у своего соседа Цыплакова и все время, пока его не кокнули, жил под чужим именем?
– Выходит, что да.
– Но как такое возможно? Разве настоящему Цыплакову не приходили какие-то заказные письма, извещения, квитанции по оплате, наконец? Он должен был смекнуть, что кто-то использует его паспорт и его имя.
– Не знаю. Вероятно, второй Цыплаков как-то решил этот вопрос.
