Галина Куликова - Нагие намерения
— Как? — вздрогнула Диана.
— Гоблин.
— За что же он его так?
— Людей ненавидит, в руки не дается, жрет постоянно.
— А что, гоблины постоянно жрали? — спросил Шургин.
— Не знаю, не видел. Но дядя его по-своему любит, возит с собой, когда есть возможность. Никому его не доверяет.
— Почему именно хомяк?
— Наверное, тоже комплексы детства золотого. «Мама, купи мне хомячка!» А мама не покупала — денег в семье мало, а маленького Захарчика надо было кормить витаминами. — И Алекс радостно хохотнул.
— Нельзя быть таким циничным, Алекс! — строго заявила Диана.
— Мне не нравится ситуация, — задумчиво произнес Шургин. — Надо что-то делать. Слушай, Алекс, позвони-ка ты ему, может быть, к телефону подойдет.
Но звонки и на городской, и на оба мобильных не дали никакого результата.
— Так, становится интересно, — невесело усмехнулся Шургин. — Может быть, твой дядя заехал к какой-нибудь тете? Что скажешь, Алекс?
— Это вряд ли, — бодро отрапортовал Душкин, — дядя ленив по этой части до чрезвычайности. В лучшем случае тети приезжали к дяде, да и то их быстро выпроваживали.
— Редкая осведомленность об интимной жизни близкого родственника, — вставила Диана.
— Нет, просто я одно время пользовался его квартирой, даже жил с полгодика, когда от одних бандосов скрывался, — легко объяснил Алекс.
— А ключей от квартиры с тех счастливых времен у тебя случайно не осталось? — Шургин вопросительно уставился на Душкина.
— Случайно ничего не бывает. Ключи у меня дядя потом отобрал, но я сделал себе дубликат — мало ли какая надобность возникнет.
— С собой ключи?
— Храню у сердца. В смысле — ношу с собой. Только вот от подъезда нет, они с тех пор поменяли входную дверь.
— А если Захар Петрович и замки поменял?
— Это вряд ли. Там такой бастион, что менять надо всю дверь целиком, да и зачем ему это? Квартира у него на сигнализации. Он просто поменял там пароль и все дела — я уже войти не смогу.
— Иными словами, если его сейчас нет дома, а мы попробуем войти, то приедет наряд милиции и нас арестуют как домушников?
— Похоже на то. Но в милицию как-то не хочется, мы и без того там сильно засветились с этими тихорецкими делами.
Шургин задумался.
— Пойду окна посмотрю, — неожиданно предложил Алекс.
— Зачем? Если света нет, то это может значить все, что угодно — спит, отсутствует.
— Если света нет, но окна открыты — значит, дома, — терпеливо объяснил Алекс. — Он даже зимой приоткрывает, а летом так и вовсе нараспашку.
— Алекс, ты голова! Иди смотри.
Отойдя от подъезда, Алекс задрал голову и стал вглядываться в темноту. Через некоторое время он энергично замахал им руками и быстро пошел обратно.
— Есть, — еще не веря в удачу, прошептала Диана.
— Мне тоже так кажется, — поддержал ее Шургин.
— В кухне и спальне окна открыты, — доложил радостный Алекс, — можем смело топать.
— Мочь-то можем, но сначала в подъезд бы не мешало попасть.
— Подождем, пока кто-нибудь выйдет, и все дела.
— Но мы уже минут сорок тут кукуем, а никто не вышел. Ночь на дворе. Собачники еще часа через три проснутся, а может, и позже. Разве что молодежь домой припозднится.
Шургин строго посмотрел на домофон и сказал:
— Попробуем понажимать разные кнопочки…
— Погоди, — испугалась Диана, — мы перебудим всех соседей.
— Тут важен фактор внезапности и неожиданное решение. Вот смотри.
Он набрал номер 122, один из тех, что числились в табличке над дверью подъезда.
Через три или четыре гудка сонный мужской голос спросил:
— Кто?
— Горячая пицца! Заказывали ваши соседи из 123-й квартиры, но они не открывают. Позвоните им, пожалуйста, в дверь, скажите, что приехала пицца!
— С ума сошли? Я открою, звоните сами.
И они услышали волшебный сигнал зуммера, возвещающий, что путь открыт.
— У вас богатое воображение, — похвалила Диана уже в подъезде.
— Нет, — скромно возразил Шургин, — просто я немножко психолог.
На лифте они поднялись на пятый этаж. Алекс достал ключи и, сказав: «Сезам, откройся!», уверенно стал ими орудовать в замках.
Дверь действительно впечатляла, но открыл ее Душкин довольно быстро.
— Милости прошу, дорогие гости. — Он отвесил им поклон. — Надеюсь, нам здесь будут рады.
— Я после той истории в Тихорецке теперь так и жду, что за дверью какая-нибудь гадость случится, — придушенным голосом произнесла Диана. — Вдруг здесь тоже все вверх дном?
— Где тут включают свет? — спросил Шургин, прикрывая за собой могучую бронированную дверь.
Алекс щелкнул выключателем. Загорелся яркий свет, а через секунду прихожая наполнилась истерическим женским визгом — прямо на полу лежал, разметав руки, Захар Петрович Невредимов. Вокруг его головы растеклась весьма внушительная темная лужа. Не надо было быть судмедэкспертом, чтобы понять — это кровь, а человек, которому она принадлежала, — мертв.
Диана прекратила визжать подозрительно быстро, и Шургин почти сразу понял, что сейчас она упадет в обморок. Он едва успел подхватить ее и крикнуть остолбеневшему и белому как мел Алексу:
— Куда ее можно положить?
Алекс молча ткнул рукой по направлению к открытой двери в комнату.
— Помоги же, — рявкнул Шургин, но тот не двинулся с места.
Шургин сам дотащил Диану до какой-то тахты, стоящей прямо посередине большой комнаты, вероятно, гостиной. Свет включать не стал, пошел обратно в коридор, а оттуда, переступив через бездыханное тело, — в кухню. Нашел на столе чашку и налил в нее воды из-под крана.
Потом проделал обратный маршрут, сел рядом с Дианой и смочил ей лицо холодной водой. Она застонала, но глаз не открыла. Алекс по-прежнему столбом стоял в коридоре над трупом дяди.
— Ты бы сел, — посоветовал ему Шургин, — а то грохнешься в обморок.
— Он умер? — неестественно тонким голосом поинтересовался Алекс.
— Даже не знаю, что тебе ответить. Скажу нет — не поверишь.
— Что нам делать? — Голос Алекса продолжал вибрировать. — Может быть, врача вызовем?
— Алекс, послушай, дело серьезное. Какой врач? Захар Петрович мертв, его убили. Тут первой должна была милиция появиться. А появились мы. И у милиции будет масса вопросов именно к нам, хотя мы тут совершенно ни при чем.
— Что же нам делать? — тупо повторил Алекс.
— Думаю так: приводим в чувство Диану. Ты ее берешь, и вы быстро сматываетесь к машине, где ждете меня, тихо сидя на заднем сиденье. Я по возможности быстро уничтожаю следы нашего присутствия — протираю дверь, ручки, выключатель, кран на кухне и так далее. Затем покидаю квартиру, желательно не замеченным соседями, и иду к вам. Потом мы едем домой, но по дороге из таксофона звоним в милицию и через тряпочку сообщаем об убийстве по адресу такому-то. Как план?
— Мне все равно, — пролепетал Алекс, — как скажешь. Дядю жалко!
— Все жалости потом, нам уматывать надо, а то вляпаемся так, что тихорецкие приключения нам покажутся веселым детским утренником! Короче, возьми себя в руки, поднимай Диану, и отправляйтесь в машину.
Алекс нетвердыми шагами прошел в гостиную, сгреб Диану в охапку и двинулся к двери. При этом Диана немного очухалась и стала барахтаться, вырываясь изобъятий. Лишенный воли Алекс разжал руки, и Диана, не удержавшись на ногах, с грохотом рухнула на пол.
— Ну что за наказанье, — Шургин подошел к Диане, протянул ей руку и помог подняться. — Возьмите себя в руки. Вы же сильная женщина.
Диана закивала головой.
— Тогда слушайте: вы сейчас же вместе с Алексом идете в машину и там ждете меня. Ясно?
Она снова молча закивала.
— Тогда вперед, — Шургин направил ее в сторону двери. — Только руками больше ни за что не хватайтесь!
Когда Диана с Алексом скрылись за дверью, Шургин начал действовать. В ванной были найдены прекрасные желтые резиновые перчатки, а в специальном шкафчике в туалете замечательные тряпки. Он тщательно протер все, к чему они могли прикоснуться, включая и пол. Тряпки забрал с собой, положив в пакет, взятый на кухне. Перчатки он не снимал.
Шургин уже собрался покинуть квартиру, как вдруг до его слуха донеслись какие-то подозрительные звуки — шуршание, легкое цоканье и царапанье. В пылу борьбы с отпечатками пальцев он, видимо, не обратил на них внимания. Осторожно заглянув в одну из комнат, по виду — спальню, он обнаружил на журнальном столике красивый стеклянный ящик, в котором суетился рыжий зверек, напоминавший сильно растолстевшую мышь.
«А вот и хомяк, — вспомнил он рассказы Алекса, — кажется, его зовут Гоблин». Что делать с этим Гоблином, Шургину было неясно. С одной стороны — какое ему дело, но с другой… Пока вернется мать Захара Петровича, пока будет идти следствие — о животном могут просто забыть, и оно сдохнет от голода, жажды и печали. Олег читал или слышал о том, что хомяки откладывают еду про запас и хранят ее за щеками, однако вдруг несчастный Гоблин не сделал себе таких запасов?
