Ирина Андросова - Бойфренд для няни
Коровина попыталась было встать и уйти, но Мара Рюмина, зачерпнув из общего котла, сунула ей в руки миску с бордовой жидкостью и велела выпить все, без остатка. Танька морщилась, но пила горьковатую жижу с лавровым привкусом, мысленно проклиная свой непоседливый характер и чрезмерное любопытство, которое сгубило ее во цвете лет. К тому моменту, как подруга допила хмельную бурду, голова ее шла кругом, и Коровина прилегла, чтобы не упасть. Красавица брюнетка тут же пошла по кругу с большим подносом, приговаривая:
— Прошу вас, кто желает связаться с графом, делайте пожертвования на искусство…
На поднос полетели конверты, в которых угадывались пятитысячные купюры, просвечивающие сквозь неплотную почтовую бумагу. Как только актриса закончила собирать плату за сеанс, красиво обставляя это малоромантическое действо как пожертвование на искусство, обладатель серого балахона вышел вперед, воздел руки к потолку, запрокинул голову, отчего капюшон его отчасти сполз на плечи, и пронзительно выкрикнул:
— Врата в тонкий мир открыты!
И, обращаясь к Таньке, уточнил:
— Моргана, ты видишь духов?
Коровина и сама не поняла, откуда в ней взялся тот низкий бас, которым она неожиданно для себя заревела:
— Вижу! Я вижу духов! Они сейчас выйдут из-за шторы!
Со своего места Татьяна наблюдала, как все остальные участники этого шоу тоже подняли руки вверх и заголосили:
— Служите нам, духи подземелья!
В отличие от Коровиной, они кричали просто так, поддавшись воздействию адского зелья, ведь снизу им не было заметно слабое колебание портьеры на противоположной от входа стене. Таньке же было отлично видно за шторкой приоткрытую дверь, из-за которой боязливо выглядывал мужичок, наряженный графом Аскольдом, как в сериале. Перед тем как окончательно потерять сознание, Танька все-таки успела услышать леденящий душу крик этого самого графа и заметить, что дверь за его спиной рывком распахнулась и на пороге появились три призрачные фигуры — мужчины, женщины и мальчика.
…Распахнув дверь, мы перешагнули через рухнувшего нам под ноги типа в маскарадном костюме и ввалились в полутемный зал. Просторное помещение, куда мы попали, было заставлено свечами и убрано цветами, пьянящий аромат которых буквально валил с ног. Негромко звучал «Реквием» Моцарта, и стоило нам появиться из-за шторы, как по залу, заглушая орган, прокатился испуганный вскрик, вырвавшийся из груди десятков окаменевших от ужаса людей в черных одеяниях, уставившихся на нас во все глаза.
— Явились на зов! Граф! Графиня! И сын! — слышался со всех сторон свистящий шепот любителей мистики.
Радуясь про себя, что кошмар наконец-то закончился, я стала разглядывать почтенную публику, собравшуюся для посвящения Коровиной в члены их клуба. И сразу же увидела историка Смирнова, одетого Магистром, Мару Рюмину, застывшую с полным подносом конвертов, и безумного секретаря Глеба Носферату, что-то напряженно вытаскивающего из кармана своих кожаных штанов.
А в центре круглого зала, на возвышении я увидела Коровину. В длинном черном платье Танька эффектно выделялась на фоне белого бархата, покрывающего алтарь, и я даже пожалела, что позволила ей инициироваться вместо себя. Пока я рассматривала подругу, представляя себя на ее месте, общее оцепенение нарушилось чуть уловимым движением за спиной Магистра. Я покосилась в сторону историка Смирнова и увидела, что отпрыск графа справился с карманами и выудил оттуда вполне реальный на вид пистолет.
— Аскольд Володин! — с пафосом проговорил он петушиным голосом. — Твой правнук и продолжатель рода Володиных освобождает тебя, граф, от вечных скитаний!
При этом освободитель выставил руку с оружием вперед и, зажмурив левый глаз, старательно прицелился в стоящего рядом со мной адвоката.
— Серебряная пуля вернет душе графа вожделенный покой! — истошно выкрикнул Носферату и выстрелил в нашу сторону.
Я даже не успела заметить, как Антон Смирнов сделал прыжок и оказался перед насмерть перепуганным адвокатом Буйским, которого безумный секретарь, должно быть, принял за призрак своего предка. Но, как бы то ни было, пуля пришлась точнехонько в правое плечо Магистра. Завизжали несколько голосов, среди которых особо выделялся истошный Лизкин писк. В момент выстрела распахнулась маленькая боковая дверь, и, откуда ни возьмись, на участников инициации налетели бойцы в камуфляжной форме.
Первым повязали бесноватого секретаря. Когда у потомка графа отбирали оружие, он вырывался и кричал, что проклинает всех супостатов и что прадед граф Володин не оставит его в беде. Под громкие крики, брань и всхлипы членов клуба я пыталась привести в чувство Коровину, которая лежала, свернувшись калачиком, на белом бархате постамента и пускала в забытьи розовые слюни. Помогал мне в этом Ромка. Откинув локоны пегого парика с Танькиных щек, парень энергично тер коровинские уши, но желаемого эффекта не наступало.
— Это ничего, сейчас поможет, — успокаивал меня он, прерываясь, чтобы вытереть со лба выступившие капельки пота. — В «Энциклопедии юного спасателя» написано, что растирание ушей — первейший метод при обморожении, алкогольном опьянении и храпе. Налицо — алкогольное опьянение, значит, должно помочь.
И, засучив рукава, неугомонный парнишка продолжал реанимировать Коровину дальше. Рядом тихонько поскуливала Ольга, которую ругал ее раненый братец. Антон Смирнов сидел на полу, куда опустился сразу же после выстрела, и даже не порывался сбежать, как это делали остальные участники мистического сборища. Отчего-то профессионально реагировали на Магистра только подоспевшие врачи «Скорой помощи», а вот блюстители порядка смотрели на него одобрительно и даже дружелюбно. По моему же понятию, вместе с другими организаторами спиритического сеанса арестовать следовало и историка в подряснике. Но, похоже, люди в камуфляже придерживались на этот счет другого мнения. Ненадолго отвлекаясь от своих обязанностей, они поочередно подходили к Антону, хлопали его по здоровому плечу, интересовались самочувствием и восхищались количеством изъятых у хозяйки заведения наркотиков. Антон Ильич смущенно отнекивался, перекладывал заслуги на других и, хмуря брови, принимался ругать сестрицу дальше.
— Это все Лизка! — оправдываясь, ныла девчонка. — Я не хотела быть готкой, мне и Шакирой было хорошо…
— Ты где деньги взяла? — допытывался историк, но Оленька, пользуясь моментом, делала вид, что не слышит неприятного вопроса.
— Это все Лизка! Она подговорила меня сюда пойти, сама бы я ни за что не отважилась… Скажи, Лиз, что это ты придумала?
Два врача «Скорой помощи» накладывали Антону на рану жгут, и при посторонних ругать сестру в полную силу ему было неловко, и негодница этим пользовалась.
— Вы хоть раз пробовали найти деньги на съемки фильма? — разорялась актриса Рюмина, перекрывая не только слабый голос Магистра, но все остальные шумы в ритуальном зале. — Вы не знаете, как это трудно! Я не распространяла наркотики, я просто хотела привлечь народ в наш артистический клуб!
— Деньги, я тебя спрашиваю, откуда? — не отставал от Оленьки въедливый Антон.
— Ага, там все-таки были наркотики! Я сразу почувствовала, что в этом пойле какая-то дурь, скажи, Олька? — приплясывала рядом с подругой Лизавета, не обращая внимания на вопросительный шепот раненого историка.
— Сама подмешивала в вино амфетамин, а сама говорит — не распространяла! — поддакнула подруге Ольга, на пару с подругой игнорируя вопросы брата.
— А эта дура в парике больше всех дряни выдула, теперь ласты склеит, — кивнула Лизка в сторону несчастной Коровиной и, приблизившись к алтарю, приподняла Таньке веко.
И тут я не выдержала. Я подошла к девчонкам и строго спросила:
— Признавайтесь, красавицы, где деньги взяли?
— Тебе-то что? — огрызнулась Лизавета. И с вызовом выпалила: — Мама дала!
— Сто тысяч? — не поверила я.
— Сто тысяч!
— На что же тебе мама дала сто тысяч? На аттракционы в парке Горького или на поход в кино?
— На мотоцикл, — ехидно ответила девчонка. — Я попросила, она и дала.
