Маргарита Южина - Свидание с развратным фавном
– Однажды Толик уехал на рыбалку, – утирая слезы, рассказывала Алиса Гавриловна. – Пришел Кирюша и стал просить деньги. Очень большие деньги. У меня таких не было. Тогда он накинулся на меня и стал душить. Господи! Он ведь и маленький, сколько раз бывало: набедокурит, я его ругать, а он ручонками размахивает: «Убю! – кричит. – Тиба щас как убю!» А мы еще так смеялись тогда! Какой из него убийца – ручки крошечные, сам хорошенький, умилялись… Конечно, нам говорили, что, мол, не так воспитываем ребенка. Да знаете, родители ведь все такие умные! Думали: вот у всех дети размазни, а наш Кирюша сразу с характером уродился, и ничего ты с ним не поделаешь! Я всегда всем говорила – наш мальчик особенный, у вас таких никогда не было, и молчите! Иначе он всех криком до истерики доведет! Да и вообще, кого он может убить такими-то ручками?
Но когда уже взрослые Кирюшины ручки сомкнулись на шее родной матери, та вдруг испугалась по-настоящему. И причины были – не явись тогда неожиданно отец, так бы и придушил Алису сыночек в гневе. Анатолий тогда едва оторвал от нее парня и избил его чуть не до полусмерти. Впервые Алиса подумала: «Поздно. Раньше надо было». Она уж и не помнила, отчего тогда сорвалась «рыбалка» у мужа, может быть, просто его очередная любовница приболела, не пришла на свидание…
– Ой, господи, – устало махнула рукой Алиса, – вы думаете, я про его баб не знала? Фи! У него и на работе была… как ее… Дроздова, что ли, и в соседнем подъезде мамочка с маленькой дочкой. Фавн настоящий, а не человек! А особенно он за девчонкой молоденькой ухлестывал…
– За Милочкой, – подсказала Вера.
– Ага, точно, за ней. Да я же от тебя о ней и узнала. Как-то Толик домой пришел, в дверь позвонил, а я открыть не успела, но к двери уже подошла. И слышу, как ты, Вера, свою дверь открыла и ну его песочить: «Опять тебя с твоей лахудрой видела! Еще плащ ей купил, зеленый, кожаный, ну, вылитая жаба она у тебя! Подожди, вот узнает Алиска!»
Алиса тогда взволновалась. Не то чтобы ее жутко ломало от ревности, но без Анатолия она бы с сыном не справилась. Да и не ровен час, проболтается Толик по пьяной лавочке про подпольную-то ее деятельность, а за наркотики по головке обычно не гладят. Ну, и пришлось ту девицу вычислить.
– Мне эта фраза про жабу очень в душу запала, – призналась Костеренко. – У меня в то время сестра кожей торговала, и зависли у нее плащи зеленые. Я сразу к ней: «Мой у тебя плащ не брал?» Она мнется, мямлит чего-то, а потом призналась: «Был, взял в рассрочку. А что, разве он не тебе купил?»
Понятное дело, после такого признания Алиса строго погрозила супругу пальцем и пообещала его интимные отношения с молодежью вынести на суд присяжных, если он порочащих связей не прекратит. Супруг, конечно, мог бы припугнуть жену тем же, однако вдаваться в мелочи не стал, испугался по высшей категории, и с дамой сердца решил порвать.
– А потом я сама сходила к той девушке, так сказать, на дом – убедиться, что у них все угасло. И узнала, что девушка погибла. На том и успокоилась. И Толик притих.
Однако радоваться было рано. Новая беда, не снегом на голову, а просто-таки лавиной накрыла Алису с головой – погиб муж, Толик. И теперь у Кирюши окончательно развязались руки. На следующий же день сынок наволок в дом целую гвардию нахальных гостей, и несчастная мать вертелась юлой, только бы не спровоцировать новый приступ его ярости. Что ей делать, она даже не представляла – торговля наркотиками сошла на нет уже давно, деньги нужны были на похороны, а сынок понимать какие-либо доводы просто был не способен.
– На второй день Кирюша опять товарищей привел, а я на кухне им котлеты жарила, – всхлипывала Алиса Гавриловна. – Я услышала, как один из гостей спросил сына: «Ты, Кирюха, уже в такие долги влип, когда отдавать думаешь? Так и будешь нам пирогами рот затыкать? Говорил, за твою хату прилично дать могут. Так когда мать выпрешь?» И Кирилл ему ответил: «Ты подожди, вот девять дней отцу отметим, а там и попрошу матушку помещение освободить. Знаешь ведь, сейчас начни разговор – столько вони поднимется! Защитнички еще возникнут… На кой мне эта байда?»
И тогда Алиса Гавриловна поняла – ждать больше нечего. Парень ее просто сживет со свету. Она тщательно все продумала и принялась подготавливать убийство. Перво-наперво надо было от себя отвести подозрения. Она тут же сообразила, что в этом ей поможет психически неустойчивая соседка Верочка.
– Вот сволочь, а? А я ее жалела! – выпрыгнула из постели Верочка и швырнула в Алису подушкой.
– Ага, жалела… А если бы меня в тюрьму загребли? Тебе-то ничего, а меня могли знаешь на сколько упечь!
Короче, вызнав, что у Звонцовой кое-какие проблемы в области мистики, она принялась развивать это направление. Куриные лапки, голубь, плащ…
– Только с плащом я пролетела – Вера не знала, что Милочка скончалась, поэтому чуть с меня капюшон не сдернула, – жаловалась Костеренко. – А в остальном все прошло по задуманному. Убедила эту ненормальную, что она еще глупее, чем думает, предложила ей исцелиться, так сказать. То есть чуть ли не шприц ей в руки сунула, и все…
– А, кстати, что за шприц? – поинтересовалась Серафима.
– Самый высококачественный яд. Вам что, название сказать, что ли? Или нужен? Так вы только скажите, я достану! – заинтересованно блеснули глаза у Костеренко. Но потом она глянула на ожившую соседку и швыркнула носом. – Эту с кровати уберите, тогда назову. А то она непременно достанет и меня им угостит, знаю я ее. Хорошее средство, умираешь мгновенно, не мучаешься, никаких побочных эффектов, очень хвалят, м-да… Я Кирюше с собой шприц подложила, а в наркотик яд подмешала. Знала, что не удержится он. Так и вышло. Я хотела рядом с ним быть в последнюю минуту, прощения, может быть, попросить… а может, и так… помолчать, пусть бы сам догадался… Но в самый ответственный момент все же не выдержала – сердце прихватило, как-никак родного сына в последний путь отправляла… Да и по плану Вера возле него должна была отираться, чтобы все подозрения на нее…
Алиса сочно всхлипнула, вытерла нос о крахмальную Верочкину салфетку и прилежно уложила руки на колени.
– Вот, собственно, и все.
– Нет! Как же это все?! – вскинулась Вера. – Ты же ко мне вечером пришла и еще настырно так убеждала: мол, Верочка, как не стыдно, ай-яй-яй, зачем ты моего сыночка, паскуда такая, в могилу свела… И я поверила! Да, я даже себя считала виноватой! А ты… Ты просто издевалась! Головку на живот повесила, горюешь, да еще и от меня же рожу воротишь. «Я, мол, все знаю, никогда не прощу, пока ты не уедешь!» И я, как последняя дурында, ломанулась к чужой старушке на проживательство. А у той не то что телевизора – даже горшка ночного нет, одно ведро на весь этаж!
Шишов сморщился. Вера так отчаянно возмущалась, что в порыве гнева размазала нарисованные раны, вытерла следы от пуль, а синяки под глазами стекли вместе со слезами ярости. Вообще-то здоровее она выглядеть не стала – теперь все части ее тела были в ровных разводах. Но на это, кроме Шишова, никто внимания не обратил.
– И правда, чего уж вы Веру из дома гнали? – посочувствовала Серафима.
– А того! – строго задергала бровями недовольная Костеренко. – Во-первых, совершенно не воздержана она на язык. Что хочет, то и бормочет! А, между прочим, только она знала, что у нас с Кирюшей проблемы. И скажи она кому, все бы решили, что гибель сына только мне на руку.
– Ой, госсыди, тайна какая! – тихонько фыркнула Верочка, кокетливо поправляя прическу. – Да весь двор знает… А чего такого? Я уж давно всем рассказала. Мы еще летом с соседками решили, что тебе надо сыночка-мучителя прикончить. Поду-умаешь, секреты!
У Костеренко чуть глаза не выскочили. Она задохнулась, потом крякнула, точно матерый селезень, и прошептала:
– Ну вот! Ну вот же! А я что вам говорила? Решили они!
– Так! – саданул по столу кулаком Шишов, и дамы примолкли. – А зачем на Серафиму кидалась? Зачем по голове доской?
Этот вопрос и вовсе привел Костеренко в крайнее изумление:
– Так а что ж мне оставалось делать? – развела она руками, как барыня-плясунья. – Вы уже стали наступать… нет, не на пятки! Вы уже на горло мне стали наступать! Прямо-таки перекрыли кислород! А Вера мне еще наврала, что вы детективы. Если бы я знала, что вы из криминального мира, я бы нашла к вам тонкий подход. Мы бы посоветовались… я не знаю… я бы выплатила энную сумму. А с детективами… Я даже не знаю, как с ними бороться! А тут мне звонит эта умалишенная, я бы сказала – мое проклятие, звонит и сообщает, что прибывает домой. Я, значит, нервничаю, курю, возле окошка маюсь, поджидаю эту головную боль и вдруг вижу… Сидит эта ваша паровозная дочь в песочнице и лепит куличики! Ну, уж вы меня извините, такой наглости я не ожидала – в нашем дворе, свои куличики! У нас там, между прочим, дети играют! И, понятное дело, я быстро сообразила, что ее привлекает в песочнице вовсе не кулинария, а… Короче, чего там… Как только она вошла к этой вот, я сразу ринулась следом, ну и… первым, что под руку подвернулось… Кстати, прошу учесть – у меня в прихожей топор валяется, совершенно замечательный, мужу на день рождения подарили. Так вот я его не взяла! Молодой человек, вы запишите где-нибудь как смягчающее обстоятельство.
