Дарья Донцова - Фанера Милосская
Кенгуру повернула голову и грустно глянула на меня. Продолжая негодовать, я приблизилась к стае и онемела – на спинах у собак стояли выведенные фломастером номера. Муля была первой, Ада второй, Феня третьей, Рейчел пятой, Рамик шестым. Кого-то не хватало. Я отметила это краем глаза и завопила:
– С ума сойти! Кому пришло в голову пачкать псам шерсть?
– Немедленно отойди от животных! – прогремело со скамейки. – Первый выстрел предупредительный, в воздух, второй – прицельный. Ать-два, через левое плечо! Шагом марш, пока жива!
Я посмотрела в сторону лавочек, увидела крепкого мужика в камуфляже с большим пистолетом в руке и в полном ужасе кинулась к подъезду. Что происходит? Во дворе псих с оружием! Спрятавшись за дверью, я вытащила мобильный и позвонила домой.
– Эльза у аппарата, – раздалось из трубки.
– Это Лампа. Что у нас случилось?
– Лично я котлеты жарю, – меланхолично ответила циркачка.
– Где собаки?
– Не знаю.
– А Кирюша?
В трубке послышался шорох, и я услышала бойкое:
– Привет, Лампудель.
В голосе Кирюши не было и намека на беспокойство. Моя вспотевшая от страха и волнения спина в момент высохла, и я закричала:
– Кирик! Немедленно объяснись!
Глава 20
– Все под контролем, – сообщил Кирюша, когда я перестала вопить, – это Федор Степанович.
– Кто?
– Милый старичок, поживет у нас недельку, – бодро ответил мальчик.
– И зачем нам дед с пистолетом? – зашипела я. – По какой причине Земфира до сих пор не отправилась к новым хозяевам? Ладно, я уже привыкла к Эльзе с ее котлетами, а от Руди и вовсе нет никакого напряга, она тише жабы Гертруды в аквариуме, но кенгуру и пенсионер нам определенно не нужны.
– Ты хочешь получить дом?
– Да.
– Тогда веди себя спокойно. Земфира уедет послезавтра.
– Но почему только послезавтра?
– Возникла маленькая нестыковка в планах. Но ее заберут, не переживай.
– А идиот с оружием?
– Фу, Лампудель! – укорил меня Кирик. – Разве так можно! Степаныч – звено в цепи обмена. Его родственники дают кляссер советских лет.
– Что еще такое? – только и сумела спросить я.
– Не знаешь, что такое кляссер? – удивился подросток. – Альбомчик, где хранят марки.
– Не о том речь, – перебила я Кирюшу. – При чем тут марки?
– За Земфиру я получаю ковер семнадцатого века и меняю его на собаку породы горный альтшуллер – уникальный экземпляр, единственный в России, а в Европе их всего десять штук. Пса отдаю за собрание постеров, которые надо дополнить марками Московской Олимпиады, и тогда…
У меня закружилась голова.
– Раньше у тебя была другая цель, ты что-то говорил про кинжал. Ладно, уточнений не требую, только скажи, зачем мы получили Степаныча?
Кирюша издал тихий стон.
– Ситуация постоянно меняется, но я ее контролирую. С кинжалом вышел облом, зато появился полковник в отставке, который живет вместе с семьей сына, у которого есть кляссер. На «Шило-мыло» выпало объявление: «Кто возьмет папу на неделю, отдам ценные марки».
– Но зачем Степаныча спихивать на семь дней к чужим? – недоумевала я.
– Он достал всех своих, – признался Кирюша, – они отдохнуть от него решили. А Степанычу сказали, что дома трубы прорвало и канализация лопнула. Вот его к хорошим друзьям сына и отправили, на несколько суток, пока аварию не устранят.
– Мило… – пробормотала я. – Похоже, родственники обожают дедулю. Можешь ему сказать, что в меня стрелять нельзя?
– Он на самом деле прикольный, – хихикнул Кирюшка. – Сам предложил с собаками и Земой погулять. Правда, я помог ему вниз стадо спустить. Слушай, ты же около дома?
– Ну да.
– Тогда транспортируй всех наверх. Сейчас позвоню Степанычу и расскажу про тебя.
– Ага, сделай одолжение, – в полном изнеможении ответила я. – А знаешь, я начинаю думать, что мне уже не очень домик хочется…
– Обратной дороги нет, – строго заявил Кирюшка и отсоединился.
Через минуту над двором понеслось зычное:
– Лампадель Андреевна!
– Здесь, – отозвалась я, высовываясь из подъезда.
– Спешу доложить: во вверенном мне коллективе происшествий не случилось, – заявил Степаныч, приближаясь строевым шагом. – Появилась тут одна малосимпатичная личность с намерением произвести вражеские действия в отношении собак, но проявленная мной бдительность и предупреждение о возможном применении оружия обратили неприятеля в бегство. Победа одержана по всему фронту!
– А почему у животных на спинах цифры? – спросила я.
– Коим же образом опознать наличествующий состав? – изумился Степаныч. – Увидишь солдата – и приказываешь ему назвать фамилию, а тут ответа не дождаться, поэтому я применил метод клеймения трупа.
– Что? – одними губами спросила я.
– В армии разное случается, – вздохнул Степаныч, – гражданским лучше не знать. Я принял решение о принудительной нумерации. Эй, номер первый!
Муля тихо гавкнула.
– Удивительного ума солдат, – отметил Степаныч, – враз понял и отзывается. Не всякий человек такой сообразительностью обладает – на иного хоть оборись, приказ не исполнит. Ну, ать-два домой! Стройся по старшинству! Я первый поднимусь, а вы… э…
– Лампа, – подсказала я, – можно по-простому, без отчества.
– А вы, значит, Лампа, за нами, чеканя шаг, следуйте, – скомандовал Степаныч. – Эх, видали б вы, какая у меня красота на плацу была… Ну, чего молчите?
– Надо что-то говорить?
– Следует сказать: «Разрешите выполнять?» – пояснил Степаныч. – И я отдам приказ. Ну, давайте!
– Разрешите начинать?
– Выполнять, – терпеливо поправил полковник и глянул на Мулю, в нетерпении переминавшуюся у закрытой двери подъезда.
На секунду у меня возникло подозрение, что Степаныч считает Мулю сообразительнее меня, поэтому я бойко спросила:
– Разрешите исполнять?
– Выполнять!
– Да, простите. Так можно идти домой?
Пенсионер махнул рукой:
– М-да… Кажется, правильного обращения мне не дождаться. Номер первый!
Муля опять бойко тявкнула.
– Настоящий сержант, опора командира! – восхитился полковник. – Входим в дом в порядке очередности, без суеты и спешки. Запевай, ребята!
Муля завыла в голос, Феня, поколебавшись секунду, присоединилась к подруге.
– Эх, – топнул Степаныч, – а ну: «Когда бы девчонкам медали давали-и-и, то все бы девчонки героями стали-и-и. Ждут они ребя-а-ат…»
Дверь стукнула о косяк, я посмотрела на Зему и приказала:
– Теперь наша с тобой очередь. Смотри, не споткнись о ступеньку…
Не успели мы с кенгурихой втиснуться в узкий лифт, как в кабину с воплем: «Погодите, я с вами!» – влетел как всегда «тепленький» сосед по лестничной клетке Костя Якобинец.
И тут я выронила ключи. Пришлось присесть и искать связку на полу.
– П-привет, Л-лампа, – стал вдруг заикаться Костя.
– Здорово, – буркнула я, не поднимаясь с корточек.
На секунду воцарилась тишина, потом пьяница спросил:
– А че у тя с мордой?
– Лицо как лицо, – ответила я.
– Больно глазья большие, – не успокаивался Якобинец, – и нос, того самого, шибко коричневый. Много пудры натрусила.
Я подняла голову и поняла: Костя беседует с Земой! Идиот, пропивший последний ум, принял кенгуриху за соседку!
В полном негодовании я собралась выпрямиться и сказать Якобинцу пару ласковых. Значит, у Земы глаза более выразительные, чем у меня? Черт знает что такое! Но я не успела осуществить задуманное, события начали развиваться слишком стремительно.
Костя вытянул руку и схватил Земфиру за лапу.
– Ах ты ягодка, – просюсюкал он, – давай поцелую…
В ту же секунду кабина замерла, дверки разъехались в разные стороны, и с лестничной клетки послышался визгливый голос Верки:
– Приперся, урод? Получку принес, хрен горбатый?
Костя отпрянул от Земы, кенгуриха со вкусом чихнула и сделала ленивое движение лапами… Поверьте, это был удар настоящего боксера, Николай Валуев посинел бы от зависти, увидав этот апперкот.
Якобинец полетел по воздуху, причем Костя передвигался молча. Алкоголик пересек небольшое пространство между лифтом и своей квартирой, сшиб Верку, стоявшую в раскрытых дверях, и исчез в глубине помещения. Через пару секунд раздался оглушительный звон – судя по звуку, Якобинца донесло аж до кухни.
Я с уважением посмотрела на Земфиру. Однако она молодец, способна постоять за себя, уже второй раз нокаутирует пьянчугу. Кажется, у нас появилась своя традиция.
– Что это было? – простонала Верка, поднимаясь.
Я живо отперла дверь и, впихнув опять ставшую сонной Зему в прихожую, ответила:
– Да вот твой Костя решил к моей теще пристать, полез спьяну целоваться и получил в нос.
– Ах гнида! – заорала Верка. – Трупофоб проклятый, уже к старухам клеится!
– Наверное, ты хотела сказать геронтофил, – решила я поправить соседку.
