Наталья Александрова - Много денег из ничего
– Ты зачем пришел? – вместо приветствия зашипела она, оглянувшись на пустую прихожую и тряся сожженными химией кудряшками.
Черепков не стал отвечать, он сильно толкнул женщину, так что она отступила вглубь, и прошел за ней следом, захлопнув дверь.
– Алечка, – раздался скрипучий голос, и из первой от входной двери комнаты показалась всклокоченная старуха в длинном темно-синем фланелевом халате, – это из собеса?
– Это ко мне, Софья Никодимовна! – крикнула женщина, потому что старуха была глуха как пень. – Из собеса к вам вчера приходили!
Она схватила Черепкова за руку и протащила в свою комнату, беспрестанно оглядываясь.
– Ты чего притащился? – злым шепотом заговорила она, когда они оказались одни. – За каким чертом тебя принесло? Уходи немедленно, ты хочешь, чтобы эти сволочи-соседи донесли потом мужу?
– Ах вот как? – мгновенно вскипел Черепков. – Ты уже списала меня со счетов? А меня, между прочим, преследуют те самые бандиты, с которыми именно ты меня познакомила!
Я не знаю никаких бандитов! – взвизгнула женщина. – Ты сам сказал, что тебе срочно нужны деньги! Я и познакомила тебя с Люськой! Откуда я знала, что она знается с бандитами и заложит им тебя, когда ты вовремя не отдал эти несчастные пять тысяч?
– Да! – загремел Черепков, плюнув на конспирацию. – А для чего мне были нужны эти деньги? Не ты ли уговорила меня заняться сомнительным бизнесом? Меня, работника государственной структуры!
– Тоже мне, государственный работник, – фыркнула Аля, – курьером он служит! Фу-ты ну-ты, какие мы важные! С ума сойти можно! Сомнительный бизнес, говоришь? Нечего с больной головы на здоровую сваливать! Машины он, видите ли, решил перепродавать! Кто виноват, что ты таким идиотом оказался, что купил машины – полное барахло! Одна битая, а другая вообще второй год в угоне числится! Ты еще спасибо скажи, что я уговорила дворника дядю Пашу ее в наш каретник поставить! Там столько– барахла навалено – ее и не найдут никогда! А то тебе мало бы не показалось!
Она вдруг порывисто подскочила к окну и задернула занавески. Одно кольцо зацепилось, и кусок ткани выскочил из него. Алевтина отчего-то ужасно расстроилась по этому мелкому поводу. Черепков между тем оглядел комнату, заметил, что в ней прибрано, стол покрыт белой скатертью и выставлены на нем Алевтинины парадные чашки в розовый цветочек.
– Ты кого это ждешь?
– Подруга должна прийти, – буркнула Алевтина, потом вдруг всплеснула руками и унеслась на кухню.
Явилась она оттуда минут через десять, когда Константин уже снял куртку и поменял ботинки на мягкие клетчатые тапочки. В руке у Алевтины было блюдо с пирогом.
– Из-за тебя чуть не сгорел!
– Ничего, сойдет и такой! – оживился Черепков, подскочил к столу и отрезал себе кусок пирога.
– Ты что это себе позволяешь? – заорала Алевтина, оторопев от такой наглости. – Для тебя что ли приготовлено?
– А для кого? – огрызнулся Черепков с набитым ртом. – Для подружки? Думаешь, не знаю, что подружку твою Рифатом зовут и что он директор магазина, где ты работаешь? И что он, мусульманская его рожа, непьющий, оттого ты и поишь его чаем вместо водки?
– А твое какое дело? – с ненавистью прошипела Алевтина. – Достал уже…
Ты, Алевтина, где-то права, – неожиданно спокойно сказал Черепков, – насчет того, что я с машинами маху дал. И должность моя, конечно, не такая важная, от бандитов этой должностью не прикроешься. А вот тебе я жизнь испортить могу здорово. И твоему хахалю тоже. Шепну кой-кому из начальства – ну, им-то это ничего не стоит, позвонят они кое-куда, и наедут, к примеру, на ваш магазин сразу налоговая, милиция и крыша! Это я к примеру говорю…
– Что ты хочешь? – хмуро спросила Алевтина.
– Я у тебя поживу несколько дней, – сказал Черепков так твердо, что у Алевтины язык не повернулся напомнить ему про сволочей-соседей и про покладистого мужа, который когда-нибудь все же вернется из своей долгосрочной командировки.
Пока государственный зять Серафимы Петровны Оглоуховой бурно выяснял отношения со своей бывшей любовницей, а Лола тихо сидела в квартире в обществе кота, песика и попугая, Леня Маркиз не терял времени даром. Он шел по горячим следам, потому что интуиция подсказывала, что время терять нельзя и что скоро загадочная история, в которую влипла Лолка по собственной глупости, так или иначе разъяснится.
Леня остановился перед ярко светящейся неоновой вывеской «Касабланка». Ниже более мелкие буквы сообщали: «Русская и кавказская кухня. Напитки. Русский и американский бильярд».
В само заведение, расположенное в просторном полуподвале, можно было спуститься по короткой металлической лестнице. Длинное помещение со сводчатыми потолками было заставлено бильярдными столами, над зеленым сукном которых низко нависали яркие люминесцентные лампы. По контрасту с их ярким светом остальная часть просторного помещения казалась особенно темной, и такими же темными казались личности, которые в этой подозрительной полутьме сидели за столиками на двоих или на четверых, сосредоточенно выпивая и обсуждая свои темные дела.
Вокруг бильярдных столов расхаживали молодые люди в рубашках с закатанными рукавами, картинно размахивали киями и обменивались репликами, непонятными посторонним.
Когда-то Леня неплохо играл в бильярд, его покойный учитель Аскольд, в чью память Маркиз назвал своего кота, говорил, что эта игра дисциплинирует ум и обостряет внимание, но в последнее время ему было не до игры. И сегодня Леню интересовали не бильярдисты, а один из людей, прочно обосновавшихся за столиком в полутьме подвала.
Это был симпатичный старичок весьма благообразного вида, которого вполне можно было принять за престарелого профессора или даже академика. В действительности он был в прошлом вором-домушником необычайно высокой квалификации, о котором рассказывали легенды. Именно он в восьмидесятом году умудрился вывезти всю обстановку из квартиры городского прокурора, убедив прокурорскую жену, что муж купил новую мебель и велел срочно увезти старую. Прокурор рвал и метал, топал ногами, поднял на ноги всю милицию, но безумно дорогая по тем временам мебель растворилась без следа. Вскоре прокурора сняли «за нескромность» и отправили далеко на север, а мебель всплыла в квартире директора крупнейшего гастронома. Впрочем, и у самого этого директора вскоре при удивительных обстоятельствах пропала шкатулка с редчайшими изумрудами, и этот подвиг тоже не обошелся без нашего домушника. Поговаривали, что в потайном отделении одного из прокурорских шкафов прятался его подручный, лилипут, который просидел в шкафу больше суток и впустил своего босса в квартиру, как только представился подходящий момент.
Несмотря на такой блестящий послужной список, к тому времени, когда знаменитый домушник вынужден был по возрасту и состоянию здоровья удалиться от дел, его накопления оказались недостаточными для поддержания привычного образа жизни, а пенсии при его героической профессии не начисляют, так что старичок не отказывался от случайных, даже небольших, заработков. Летом он часами просиживал на скамейке в знаменитом «Катькином садике», под сенью памятника Екатерине Великой, играя в шахматы с такими же благообразными старичками, а зимой перебирался сюда, в бильярдную «Касабланка», где его и могли найти люди, заинтересованные в профессиональной консультации.
– Здравствуйте, Иван Игнатьевич! – приветствовал старичка Маркиз, подсаживаясь к нему за столик. – Как ваше драгоценное здоровье?
– Здравствуй, голубь, – отозвался старик, – на здоровье не жалуюсь. Вот скучно только… Помнится, прошлый раз ты меня в шахматишки-то обставил, так, может, дашь старику возможность отыграться?
Он расставил на доске фигуры и махнул рукой. В «Касабланке» старика уважали. Из полутьмы тут же появился официант.
– Принеси, голубь, две чашки кофе по-турецки, – распорядился Иван Игнатьевич, – само собой, с коньяком… ты знаешь, как я люблю.
Он сделал ход и посмотрел на Маркиза.
– Ну, сизокрылый ты мой, какая забота тебя привела на этот раз?
Леня двинул вперед королевскую пешку и проговорил:
– Вы ведь, Иван Игнатьевич, всех знаете…
– Всех только Господь Бог знает, – усмехнулся старик, – и еще управление статистики…
– Прибедняетесь! – ответил Леня, переставляя коня. – Но вот такая фамилия – Сидорчук – вам что-нибудь говорит?
– Сидорчук? – переспросил старик, делая следующий ход. – А как его звать, твоего Сидорчука?
– Михаилом, – отозвался Леня, выполняя рокировку.
– Ты ведь, голубь, расценки мои знаешь…
– А как же! – Леня протянул две хрустящие зеленые купюры.
– Вот ведь падает доллар окаянный, – пробормотал Иван Игнатьевич, пряча деньги в карман, – ни во что верить нельзя! Даже в доллар! Думаю, скоро на евро переходить придется…
