Дарья Донцова - Горячая любовь снеговика
– Кто? Тетя Нина?
– Да.
– Ой, что вы! Она никогда к постороннему в машину не полезет. Да и к своим тоже. Одалживаться не любит, – засмеялась Анжела, – прямо пунктик у нее – ни у кого ничего не просит, гордая слишком!
Глава 20
Я вышла на улицу и, ежась от промозглой сырости, пошла по узкой тропинке в глубь деревеньки. Клязино близко от Москвы, но в столице зима больше похожа на осень, воздух холодный, а под ногами чавкает грязь, снега совсем нет. В деревне же высятся сугробы, но почему-то сыро и пахнет дымом, который стелется из труб домов. До избы Нины я добралась быстро, все Клязино можно неспешным шагом обойти за пятнадцать минут. В отличие от остальных домиков, не особо больших и аккуратных, обитель хозяйки магазина смотрелась настоящим дворцом. Наружные стены явно покрасили перед наступлением холодов, в новой кирпичной пристройке сверкали современные стеклопакеты, а входная дверь оказалась железной. На ее ручке висела записка: «Уехала в больницу. Молоко примет Анжела».
Я посмотрела на створку, вынула из сумочки пилку для ногтей и засунула ее острый конец в замочную скважину… Маленький совет: когда покупаете стальную дверь за бешеные деньги, помните, что в нее надо врезать хороший замок. Какой смысл тратиться на железо, если в нем запор, который с легкостью откроет слабая женщина?
Хорошо смазанные петли без скрипа повернулись, я юркнула внутрь и быстро заперлась изнутри. Конечно, то, что я сейчас совершила, никак нельзя назвать законным. Меня извиняет лишь одно обстоятельство: я не имею, как пишут в протоколах, «преступных намерений», моя цель – найти какие-нибудь документы и фотографии, одним словном, нечто, рассказывающее о прошлом Нины. Нужна хоть какая-нибудь зацепка, опираясь на которую, я сумею прижать врунью к стене и заставлю ее честно ответить на вопрос: кто она такая и откуда взялась ее племянница.
Я начала осматриваться.
Нина Тараканова легко могла получить звание самой аккуратной хозяйки года. Полы блестели, в серванте не было ни пылинки, предусмотрительно задернутые перед уходом из дома занавески пахли свежестью. В гостиной на столе стояла ваза с еловыми ветвями, украшенными шариками и мишурой, а на диване лежали вышитые подушечки. Там же обнаружилась симпатичная корзинка с рукоделием, сверху лежали пяльцы.
Я открыла платяной шкаф и сразу ощутила аромат лаванды – Нина не хотела, чтобы в вещах завелась моль, поэтому купила специальный отпугивающий насекомых ароматизатор. На полке, где стопками лежало простое, но новое и вполне симпатичное белье, стояли две жестяные коробки – одна из-под печенья, другая ранее служила конфетницей. Я открыла первую и обнаружила там книжки на оплату за газ, электричество и коммунальные услуги. Нина была предельно аккуратна со счетами, у нее не было долгов, первого числа каждого месяца женщина исправно ходила в сберкассу. Здесь же нашлись и квитанции на подписку: на журналы «Друг» и «Гео», газеты Нина не получала. Во второй коробке хранились деньги, очевидно, предназначенные на хозяйство, сверху лежал листок бумаги, на котором неровным почерком было написано: «Купить лампочки».
Закрыв «сейф», я пошла в спальню. Около просторной кровати стояла тумбочка, на стене висел дорогой телевизор с плоским экраном, под ним старый комод. Я выдвинула верхний ящик: там были спрятаны документы на дом и стопки расчетных книжек за прошлые годы, все листы в них были заполнены. Нина никогда не пропускала платеж за жилье!
Через час тщательного обыска я сделала несколько выводов. В отличие от большинства деревенских домов, здесь на стенах не висели фотографии родственников и на комоде не было рамок со снимками. В избе не нашлось и семейных альбомов. Вообще ни одной фотокарточки! Судя по квитанциям, Нина впервые начала оплачивать жилье чуть более двадцати лет назад, она вовсе не жила в Клязине с детства. Если учесть, сколько лет было погибшей Оле и вспомнить рассказ Анжелы о том, что они с одноклассницей познакомились накануне первого похода в школу, то становится понятно: никакая мамаша-разгильдяйка не привозила сюда едва научившуюся говорить крошку. Нина купила дом в Клязино, обустроила его, и уж потом появилась Оля. И именно в тот год человек по фамилии Тараканов попал на зону.
Я села в кресло и призадумалась.
Может, дело обстояло так? Тараканов известил Нину об аресте, и та забрала к себе девочку. Привезла в деревню, где Оля жила, пока ее отец сидел за решеткой, затем Олег Ефремович вышел и сам стал воспитывать ребенка. Наверное, малышка не знала, что папа мотал срок на зоне, и Оля до конца своих дней пребывала в уверенности, что отец служил далеко на Севере, зарабатывал деньги на квартиру. Дети, как правило, верят родителям на слово, никаких документов, подтверждающих их рассказы, от отца с матерью не требуют. Олег Ефремович один раз соврал про полковничьи погоны, а у Оли не возникло в этом никаких сомнений. В любой семье есть тайны, которые уходят в могилу вместе со старшим поколением.
Олег Ефремович совершил лишь один противозаконный поступок, более он ни в чем плохом замечен не был, работал лифтером, был добрым ангелом-хранителем многоэтажной башни. Зачем дочери знать о глупых ошибках молодости отца? Я понимаю, по какой причине от ребенка скрыли правду и придумали сказку про рано вышедшего на пенсию полковника. Могу объяснить и то, почему Нина откровенно рассказала мне об уголовном прошлом брата, – я ведь представилась сотрудницей правоохранительных органов, врать мне было опасно. Один подход к компьютеру, и я узнаю всю подноготную Тараканова. Но зачем плести небылицы про приезд Светланы, жены Олега? Куда подевалась Света потом? По какой причине она бросила дочь? Где Нина и Олег жили раньше? Вернее, люди, которые носили эти имена в последние годы. Ведь настоящие-то Таракановы сгорели в Насети, и как звали в действительности тех, кто присвоил себе их документы, пока неизвестно.
Я подошла к прикроватной тумбочке и открыла ее. Ничего особенного, таблетки валерьяны, бумажные носовые платки, крем для рук, книга «Как обрести душевный покой». Я машинально полистала затрепанные странички: Нина явно вдумчиво изучала пособие, кое-какие строки она подчеркнула красным карандашом. Вот, например, такую фразу: «Чистая совесть – лучшая подушка». Или следующая замечательная сентенция: «Сладкие грехи молодости – горькие раскаянья старости». Да уж… как будто автор хотел настроить своих читателей на депрессивный лад. Интересно, он-то провел праведную юность? Насколько знаю, самые занудные моралисты вырастают из тех, кто в молодые годы вел себя весьма раскованно. И если кто-то в двадцать лет смог обуздать свои желания, то частенько не потому, что был очень праведным, а просто страсти оказались слабыми. Но, похоже, Нину мучает совесть.
Долистав томик до конца, я увидела конверт, лежавший между последними страницами. Судя по штемпелю, местная почта получила письмо вчера. Адрес был написан крупными аккуратными буквами, отправитель не скрыл и свои координаты: Москва, Ломоносовский проспект, Плахтина Елена Ивановна.
Чтение чужих писем отвратительное занятие, интеллигентный человек никогда не станет этого делать. Но я занималась поисками убийцы, поэтому без колебаний вытащила тетрадочный листок в косую линейку и стала изучать текст, который как будто нанесла на бумагу старательная девочка-отличница.
«Здравствуй, моя любимая сестричка! Понимаю, что ты вздрогнешь, когда распечатаешь конверт. Жизнь прошла, а мы с тобой так и не встретились. Думаешь ли ты обо мне? Может, даже плачешь, вспоминая день, разлучивший нас? Тебе в жизни повезло! Впрочем, и мне грех жаловаться на судьбу. Вы думали, что я умру? Но Господь оставил меня в живых. Правда, я лишилась ноги, но научилась ходить на протезе, и если надеваю широкие брюки, посторонние люди даже не догадываются о моем увечье. Да, мне тоже очень повезло. Врачи решили, что вследствие травмы я потеряла память. В особенности обо мне пекся завотделением Юрий Плахтин, за него я в конце концов и вышла замуж, стала Еленой Ивановной Плахтиной. Юрий оказался замечательным специалистом и умным человеком. Десять лет назад его пригласили в Москву, – его приятель открыл в столице частную клинику, и мы с Юрой покинули Насеть. Все эти годы я помнила о тебе, о нем и о девочке. Я до дрожи боялась, что прошлое все-таки настигнет меня. Лежа бессонными ночами в кровати, пыталась представить, какой стала девочка. Я ее, если встречу, не узнаю. Что она о нас знает? Ничего? Или вы рассказали ей правду? Ты, наверное, счастлива, потому что заполучила Олега! Скажи, а ты не видела капкан… Или? Я жива, сестричка! Жива! А ты небось давно похоронила меня. А он? Он как? Вы когда-нибудь говорили обо мне? Вам меня было жаль? Вы плакали? Но я жива! В прошлом году Юрий умер от инфаркта, я осталась одна (детей, как ты догадываешься, у меня нет) и начала тебя искать. Почти тридцать лет прошло, кажется, целая жизнь промелькнула, и все свидетели давно умерли. Ан нет, сестричка! Помнишь домик, куда вы меня принесли? Наверное, ты забыла, а вот в моей памяти адрес остался навсегда: улица Ленина, дом семьдесят семь. Счастливое число, но не для всех. Ведь именно там вы решили меня бросить. А хозяин, тот мужчина с седой бородой! Он казался мне тогда ужасно старым, но ему сейчас всего семьдесят пять, он тоже жив и расчудесно все вспомнил. И не только меня. А и тебя, его и девочку. Это он сообщил мне вашу новую фамилию – Таракановы. Конечно, не бесплатно, пришлось изрядно потратиться. Билеты в Насеть и обратно стоят дорого, такси до аэропорта не копеечное, за гостиницу семь шкур содрали. И я здорово рисковала, потому что могла ткнуться носом не в дом, а в какой-нибудь торговый центр. Насеть сильно изменилась. Но там осталась улица Ленина, а в доме семьдесят семь живет прежний хозяин. Видишь, сколько у тебя сегодня удивлений: и я жива, и дядька тоже!
