Иоанна Хмелевская - Похищение на бис
— Это я… Вот, пожалуйста. Три возможные виллы, адреса я записала. — Она извлекла из сумочки немного помятый листок. — Здесь их больше, кое-что я повычеркивала, а те три наоборот… Хотя на Секерках, наверное, тоже надо бы вычеркнуть, уж слишком те собаки… Вот, возьмите!
Все внимательно уставились на листок, подчеркнутые адреса никому ничего не говорили. Я пошла за планом города, принесла три, разных лет, обнаружила приблизительное место, где жила пани Мона. Один адрес вроде бы совпадал, но нужно было проверить.
— Трескевич мне даже сказать не хотел, кто там живет, — обиженно пожаловалась Наталка — Знаю только, что снимал некий Олдяк… Я в курсе, что Олдяк тоже из жертв… Наверняка паршивец сел кому-то на хвост, но снова стал дурака включать и, похоже, все больше боялся. С самого начала мне так казалось — нарыл что-то, что его жутко испугало, вот он отполз в сторонку и прикинулся ветошью. Фамилии, что тут называли, мне ни разу не попадались, Каминский, Скочигай… Впервые слышу, а уж Скочигая точно бы запомнила.
— Нам нужен Конрад, — сделала я вывод. — Павел обещал до него добраться, вот только когда?
— Можно и Клару побеспокоить, — не без язвительности подсказала Малгося. — Уж этого Бодю от Олдяка она должна знать!
Мы принялись рассуждать, до кого бы неплохо было добраться и осторожно порасспросить, и рассуждали бы еще долго, но тут позвонила Мартуся. В голосе ее звучало нечто такое, что я тут же заорала на Витека:
— Сделай громче! Быстро!
Мартуся было перепугалась моего ора, но я ей объяснила, что у нас гостит Наталка Комажевская и нет сил все ей повторять, пусть слышит из первых уст, за что была удостоена похвалы.
— Я только хотела сказать, что Альберт завтра едет в Варшаву, и Юлька согласилась, чтобы с тобой встретился. Этой Наталке сколько лет?
— Двадцать три, — ответила за себя Наталка.
— Ну, не знаю… Красивая?
Наталкин инстинкт сработал безошибочно:
— Где там! Корова разъевшаяся, вся в угрях, нос кривой и уши оттопыренные, а еще — плоскостопие!
Мы слегка офонарели от такого автопортрета, тем более что перед нами сидела прелестная девушка, ни толстая, ни худая, а в самый раз, с красивыми чертами лица, очарования которому придавала молниеносная смена выражения. На ее лице отражались все эмоции от мягкой кротости до дикого упорства и гнева на общем жизнерадостном фоне. При желании и хорошем макияже из нее можно было бы сотворить несколько совершенно разных персонажей. Идеальная фактура для фальшивых паспортов.
Вот, не удержалась все-таки, а то я не женщина!
Наталка оказалась абсолютно права, так как Мартусин вздох облегчения был слышен даже на террасе.
— Тогда Юлька согласится, чтобы он, в случае чего, на нее напоролся…
— Совсем не обязательно ему напарываться. Наталка у меня не живет, но если он не против… А то пересказывать по двадцать раз я уже не в силах!
Мартуся засомневалась:
— Кто его знает? Ты уж сама с ним договаривайся. Слушай, он что-то видел, молчит как проклятый, но дал понять, что вам скажет. Лично, с глазу на глаз и совершенно частным образом. Боится, невооруженным глазом видно, и злится — сил нет, того и гляди лопнет от своего молчания, а Юлька тоже вся на нервах, ведь догадывается же, а из него слова не вытянешь. Ей не сказал, что вам скажет, и мне тоже велел не говорить, поэтому я только вам говорю, и мне страсть как хочется с ним приехать…
— Ты что, сдурела?! Вот Юлька-то обрадуется! И вообще Аня советует не толпиться и с каждым беседовать по отдельности..
— А что у вас новенького?
— Снимок подозреваемого.
— Обалдеть! И кто он?
— Никто его не знает, поэтому нужен тут один, что знает… Брат Павла.
— Какой брат?
— Сводный.
— У Павла есть сводный брат?!
Я прикусила язык, но поздно, для Мартуси это была сенсация, и она в нее вцепилась как пиявка Спасла меня Малгося.
— И Клара! — заявила она столь же громко, сколь и злорадно.
Поможет ли это делу — уверенности не было, но еще как помогло: Мартуся тут же переключилась на Клару:
— Шутишь?! Издеваетесь надо мной, да? Клара его знает, подозреваемого? И призналась, что знает?
— Пока не призналась, и вообще не известно, знает ли, может, он и не подозреваемый вовсе и, похоже, этих подозреваемых двое..
— Даже если двое, одного Клара точно должна знать, — не сдавалась Малгося. — И мне самой жутко интересно, — сознается ли.
— И кто он, этот один?
— Некий Бодя Скочигай, — охотно пояснила я, довольная, что удалось оставить в покое Конрада. — Мелькал в издательстве, графикой промышлял, художник, а Клара там тогда работала-.
В трубке как будто что-то взорвалось, не иначе Мартусин дом взлетел на воздух.
— Да вы что?! Быть такого не может! Прикалываетесь, да? Болек Скочигай — подозреваемый? Слишком хорошо, чтобы было правдой!
— А что? Ты с ним знакома? — прорезался наконец Витек. — Да не ори так, а то тут посуда дребезжит. Похоже, ты от него не в восторге?
— Ты с ней поосторожнее, сам слышишь, у нее уже штукатурка с потолка сыплется, и балкон рухнул, — сделала мужу выговор Малгося.
По долетавшим из телефона звукам и правда можно было подумать, что рухнуло пол-Кракова. Мартуся всегда реагировала, мягко говоря, импульсивно и, возможно, сейчас пустилась в какую-нибудь благодарственно-ритуальную пляску, схватив в объятия все, что подвернулось под руку: стул, собаку, дочку и даже мужа. Впрочем, бывшего. Если, конечно, случайно тот оказался поблизости.
— Толком говорите! Как подозреваемый? Почему? Вот здорово! Я этого паразита ненавижу, гнида паршивая!
— Что он тебе сделал-то?
— Всю сценографию, поганец, псу под хвост… Я студию по часам арендую, а эта сволочь с материалами на полчаса опоздала! Я уж дыры затыкала чем придется, а потом гнала как на пожар, хреново вышло, никаким монтажом не исправить! Все из-за этой грязной свиньи…
— Не обижай зверюшек, — вступилась за фауну Малгося.
— Из-за мрази блохастой… Блохи сойдут?
— Сойдут.
Мартуся прошлась по всем отвратным насекомым и наконец вернулась к фактам.
— Я-то знать не знала, что он у вас в подозреваемых ходит, ведь здесь этот паразит недоделанный только изредка возникает, а как его увидела, то меня чуть не стошнило!
— Когда ты его видела и при каких обстоятельствах?
— При обычных, в пивной. Вчера.
— Как это вчера?
— Ну, вчера вечером. Сидел с одним типом…
— Не могла ты вчера его видеть в Кракове, если он лежит сейчас в больнице в Варшаве!
Вся наша компания впала в легкий ступор, только одна Мартуся не оценила важности собственной информации, а просто удивилась:
— Вы что несете? Не может он лежать в Варшаве в больнице, когда сидит в пивной в Кракове. То есть вчера сидел. Вы там трезвые?
Я быстро обвела взглядом людей и продукты на столе.
— До неприличия. А уж Аня наверняка.
— Пани Аня тоже там?
— Тоже.
— А почему молчит?
— Некуда слово вставить. Она слушает.
Мартуся радостно передала Ане привет, получила ответный и вернулась к прерванной теме.
Выяснив со всей определенностью, что Мартуся лично знакома со Скочигаем и обознаться не могла, а я точно уверена, что он надолго угодил в больницу, алы попытались прийти к каким-нибудь выводам. Без особого успеха Пришлось зайти с другой стороны.
— Слушай, а этот Болек ваш, краковский?
— Тьфу на тебя! — оскорбилась Мартуся. — Разве такая вошь может быть из приличного города? Наездами здесь бывает, останавливается у приятеля, где-то на окраине, там у него мастерская, он интерьерами занимается. Нормальный человек.
— Не может быть нормальным, раз такого пиявца жить пускает! — Витек был категоричен.
— Пиявку, — машинально исправила Малгося.
— Пиявца! Пиявец — это самец пиявки.
На пиявца все согласились, так как вслед за Мартусей начали испытывать к обсуждаемой персоне явную неприязнь, правда, наши изыскания это мало продвинуло.
Оставалась только фотография. Все как-то разом вспомнили, что Мартуся знает пиявцеву морду.
— Витек! — опять взвыла я.
Тот, похоже, уже привык к моему ору и даже не поморщился.
— Мартуся, у тебя есть MMS?
— У меня нет. У Вероники.
Ясное дело, всякими электронными излишествами молодежь балуется. А Мартусина дочка была самой что ни на есть молодежью.
— Где Вероника?
— В ванной.
Пришлось встрять.
— Пусть даст тебе эти эмэмэсы, или как их там, я в электронике не сильна! У нас его рожа есть в Наталкином мобильнике! Витек тебе отправит! Говорит, что может прям сейчас!
Витек, правда, ничего не говорил, но Мартуся так прониклась, что грохот в дверь ванной и у нас было слышно. Через пару минут еще лучше были слышны ее крики:
— Он самый, гаденыш вшивый! Болек, конечно! Откуда фото?
