Людмила Милевская - Кикимора болотная
Естественно, я врала, деньги были мои, и дала я их для того, чтобы выпроводить Елену, потому что решила взять быка за рога.
— Что ты делал в кустах? — спросила я сразу же, как только за ней закрылась дверь.
— В каких кустах? — опешил Сергей.
— В тех, что растут у меня под домом. Евгений, изумленный таким натиском, попытался что-то сказать, но я показала ему кулак, призывая к молчанию. Он смирился. Сергей же, тупо глядя на мой кулак, спросил:
— С чего ты взяла, что я был в тех кустах?
— Не вздумай отпираться, — на всякий случай предупредила я, — тебя там видели. Если хочешь, чтобы все осталось между нами, лучше признайся честно, что ты там делал в позапрошлую субботу, в день вечеринки.
Угроза подействовала. Сергей густо покраснел и признался:
— Ну помочился я там, так что. Там все порядочные люди мочатся, не в подъезд же идти.
Я тут же испытала глубокое отвращение к ключику, лежащему в моем кармане. Вот глупая, хоть бы догадалась его помыть. В хлорке.
— Помочился и что? — решила я продолжить допрос. — Что ты делал дальше?
— А ничего не делал, — развел руками Сергей.
— Вот видишь, — радуясь за друга, воскликнул Евгений. — Не делал он ничего.
— А ты молчи, — прикрикнула я и пронзительным взглядом просверлила Сергея. — Значит, не делал ничего. А если хорошенько подумать? Если припомнить все основательно?
Евгений заерзал на стуле. Его нервозность говорила, что я на правильном пути. Сергей беспомощно посмотрел на меня, на друга и, словно бросаясь с обрыва, выдохнул:
— Если основательно, то сказал, что я, наверное, пойду, и пошел.
— Куда пошел? — строго спросила я.
— Домой. К себе домой.
— А кому ты это сказал?
— Так Ивану. Ивану и сказал. Евгений напрягся, а мне стало ясно, что теперь уже не ясно ничего.
— Какому Ивану? — с горькой тоской спросила я.
— Так Федоровичу, — ответил Сергей, после чего мой Астров вдохновенно закричал:
— Э-эх! Дурак! Выдал Ваню! Надо же, выдал Марусиного Ивана.
В этом утверждении было столько изумления, словно он никак не мог поверить в сей печальный факт.
— Ну на хрена ж ты выдал его?! — закричал Евгений, стуча кулаком по лбу Сергея. — Где твои мозги? Она же теперь все расскажет Марусе.
— А что? Я ничего, — оправдывался тот.
— Ты-то ничего, а ему теперь как жить? Ты что, не знаешь Марусю?
Судя по тому, как побледнел Сергей, он Марусю знал. И еще мой шизанутый собирался идти с этим иудой в разведку.
Я красноречиво посмотрела на Евгения, мол, что ты скажешь теперь?
Однако теперь он говорил много и непонятно. Вспоминал зачем-то, как Иван пошел в ларек и купил там яда, как они травились потом в его автомобиле, как поставили автомобиль на стоянку и решили идти пешком, но поехали на метро…
Все это было ужасно интересно, но меня мучил один вопрос.
— Зачем же вы полезли в кусты? — спросила я. — Версии множатся, как кролики на воле. По версии Евгения, в кусты упал Сергей. По версии Сергея, в кусты зашли помочиться. Ужас. Три бугая в наши кусты! Удивляюсь, как не было потопа, зато совершенно ясно, почему они так медленно растут. Я их сажала еще ребенком, и, если бы не такие, как вы, быть бы у меня под окном лесу.
— Какая разница, зачем мы туда полезли, — возмутился Евгений. — Ты что собиралась выяснить? Вот это и выясняй. Когда Серега покинул с кусты, там еще оставался Иван, следовательно, к Сереге не может быть никаких претензий.
— Конечно, — воскликнула я, — теперь все претензии только к Ивану Федоровичу.
Евгений схватился за голову. Сергей же, напротив, втянул свою голову в плечи. Он понятия не имел о моих претензиях, но уже панически боялся их.
— Что ответил тебе Иван Федорович, когда ты заявил, что идешь домой?
— Он сказал, что лучше останется в кустах, — промямлил Сергей.
«О боже, — подумала я. — Как прекрасно наши мужчины проводят время! А мы, дуры, ждем их и переживаем. И порой даже завидуем. „Ты где гулял? Я как идиотка весь день сижу одна! Думаешь, мне не хочется? Думаешь, только тебе одному, да? Я ничем тебя не хуже!“ Знали бы женщины, за что борются. Чтобы иметь право посидеть в моих кустах!»
— Почему он захотел остаться в кустах? — спросила я строго.
Сергей потупился и пожал плечами:
— Не знаю.
— И ты ушел?
— Ушел.
— И даже не поинтересовался, что он там будет делать?
— Зачем? — удивился Сергей. — Он же взрослый человек. Раз решил остаться, значит, ему так нужно.
— Ты преступник! — закричала я. — И всякий, кто так думает, тоже преступник. Если бы ты не оставил его там, не произошло бы страшное преступление! — закричала я и вовремя вспомнила, что на этом, пожалуй, пора ставить точку.
— А что случилось? — не на шутку испугался Сергей. — Иван…
Голос его дрогнул и оборвался. Взгляд растерянно расплылся по пространству кухни, потом сфокусировался, поплыл и наткнулся на Евгения. В глазах Сергея читалась паника. Астров понятия не имел, что стало в тех кустах с Ива-, ном Федоровичем, и пожал плечами.
— Успокойся, — пожалела я Сергея, — Иван Федорович жив. В противном случае Маруся дала бы мне знать. Он-то жив, черт бы его побрал. Ну да ладно, в остальном разберемся. Женя, срочно едем к Марусе.
В прихожей хлопнула дверь. Пришла Елена.
— Вы куда? — удивилась она. — У нас возникли срочные дела, — пояснила я, хватаясь за ручку двери.
— А как же вино?
— Отпразднуете мир с Сережей, — посоветовала я и шепнула ей на ухо:
— Он действительно тебе не изменял. Во всяком случае, в тот день, когда намечалась вечеринка.
Глава 21
Всю дорогу Евгений внушал мне, что уже поздно и на ночь глядя общение с Марусей пагубно скажется на его психике.
— Мне будут сниться кошмары, если я вообще засну, — жаловался он.
— На что ты намекаешь? Хочешь остаться в машине? — возмутилась я.
— Было бы неплохо. Я бы вздремнул. Какой там от меня прок?
— Будешь отвлекать Ивана мужскими разговорами.
В этот момент мы как раз въехали во двор Маруси. Евгений глянул на окна ее квартиры и обрадовался.
— Какие разговоры? — закричал он. — Посмотри, у них нет света. Или уже спят, или отправились в гости.
— Если спят — разбудим, если в гостях — разыщем, — постановила я и грозно приказала:
— Выходи из машины.
Я чувствовала свою власть над ним и пользовалась ей по полной программе. Ой вздохнул и нехотя открыл дверцу «Тойоты». Представляю, как он клял в душе те кусты, и яд из ларька, и женские духи. Если бы не вышеназванные причины и чувство глубочайшей вины, он не задумываясь послал бы меня очень далеко вместе с моей заполошной Марусей. Тем более что он был участником «полетов», которые мне с ней предстояло разбирать. С мужской легкостью совершив грех, Евгений по-мужски не стремился его искупать. Но для этого и существую я.
Уж я-то его заставлю. Искупая этот грех, он еще много сделает хороших дел. С горечью подозреваю, что все великие дела в этом мире вершатся примерно по такому же сценарию.
…Маруся была не в гостях. Она спала в объятиях Ивана Федоровича, и я ее разбудила. Вы видели когда-нибудь слона в пеньюаре? Я вам сочувствую. Сами не понимаете, сколько радости потеряли. Это зрелище способно рассмешить покойника. Оно может вывести из депрессии кого угодно. Я мгновенно забыла про свое горе и расхохоталась.
Не знаю, чем в это время был занят Евгений. Думаю, ему было нелегко.
Смеяться в лицо полуобнаженной женщине все же неприлично.
Маруся, застигнутая врасплох, была рада продемонстрировать свой пеньюар моему Астрову, поэтому не спешила набрасывать халат. Уверенная в собственной неотразимости, она никак не могла отнести мой смех на свой счет и с улыбкой ждала разъяснений. Когда ожидание затянулось, она рассердилась.
— Хватит ржать! — гаркнула она. — Я прямо вся смотреть на тебя не могу.
«А я на тебя», — подумала я и подавилась новым приступом смеха. Маруся грозно посмотрела на Астрова и спросила:
— Она что, приехала в час ночи, чтобы вволю поржать? Прямо трясется вся наша старушка.
Не знаю, чем закончилась бы эта сцена, но в прихожую выполз всклокоченный Иван Федорович, и Маруся вынуждена была стыдливо вскрикнуть:
— Ой, пойду халат наброшу. Когда она набросила халат, мой смех как рукой сняло. Я тут же приступила к делу.
— Мужчины — на кухню курить, женщины — в комнату шептаться, — сказала я, чем зажгла в глазах подруги огонь любопытства.
Она схватила меня за руку и потащила в комнату, не дожидаясь, когда мужчины отбудут на кухню.
— Что случилось? — громогласным шепотом спросила она, опуская на диван свой центнер с гаком.
Я тоже присела и, стараясь не смотреть на торчащий из-под халата пеньюар, спросила:
— Маруся, это ты расцарапала лицо Ивану Федоровичу?
Она потупилась.
Я тут же пожалела о своей роли в ее жизни. Ну зачем, спрашивается, я долбала ее этим Иваном Федоровичем? Теперь она ни за что не согласится признать, что и на ее солнце есть темные пятна. Она грудью станет на его защиту.
