Иоанна Хмелевская - Проклятое наследство
На нескольких почти новых стодолларовых банкнотах проявились отпечатки пальцев, немного смазанные, но даже для меня отчетливо заметные. А два так и вовсе были в прекрасном состоянии. Капитан не мог скрыть удовлетворения, поручик — тот просто сиял от счастья, Лелик сидел на диване и клацал зубами.
— Когда и как вы это получили? — приступил капитан к допросу.
— Сегодня! — Лелик вскочил с дивана. — На почте. То есть нет, в ящике это было...
— Поместилось в почтовом ящике? — удивился поручик.
— Нет! То есть да, конечно, поместилось! Извещение. Потом я пошел на почту и получил это. То есть не сам получил, пани в окошечке мне дала, ну, я принес домой и распечатал. Здесь распечатал, на столе, немного вывалилось, и я вообще ничего не понимаю, я этого не отправлял...
— Понятно, — мягко подтвердил капитан. — Вы не отправляли, вы получили. Мы это поняли. Бандероль была заказная?
— Да, конечно, заказная, я показал паспорт, то есть показал его на почте, не так просто, там переписали, то есть не это переписали, а паспортные данные...
— А почему конверт так сильно разодран? Он был чем-то заклеен?
— Я его не раздирал! — отчаянно крикнул Лелик. — То есть разодрал, но я не хотел... То есть хотел, но не так сильно...
Я испытала угрызения совести. Надо было заранее заодно уж убедить его и в том, что за вскрытие писем человека в очень редких случаях приговаривают к высшей мере. Капитан посмотрел на него и отказался от дальнейших расспросов.
— Конверт был заклеен полоской поля от марочного листа и разорвался рядом с заклеенным краем, — объяснил специалист по дактилоскопии. — Конверт не новый, уже употреблявшийся ранее. Вам, думаю, интересно знать, что в этом конверте было раньше?
— Не помешает. Передайте экспертам. Вы уже закончили?
— Да. Пока я ничего из него больше не выжму.
Капитан взял конверт в руки, перевернул на другую сторону, прочел адрес отправителя и с совершенно каменным лицом произнес:
— Ну, разумеется. Станислав Вишневский.
В комнате воцарилось тяжелое молчание. Мы с поручиком молча таращились на капитана. Лелик не выдержал:
— Я... я... я не знаю его! Кто это такой? Клянусь вам, не знаю я никакого Вишневского!
— Никто его не знает! — буркнул поручик. Капитан же взглянул на поручика, потом на меня, потом опять на поручика, сообщив ему взглядом нечто, понятное лишь им одним. Поскольку с Вишневским у меня не было ничего общего, я не ощутила ни малейшего беспокойства. Затем капитан внимательно осмотрел почтовый штемпель на конверте и с каким-то злобным удовлетворением объявил:
— Кажется мне, дело понемножку проясняется. Не исключено, что уже в самом скором времени мы все будем иметь возможность познакомиться с этим Вишневским. А пока давайте оформим протокол...
* * *
Между тем поручик Гумовский не терял времени даром. Ему удалось получить кое-какую новую информацию, и он немедленно передал ее майору Фертнеру. Из отрывочных, запутанных, порой противоречивых данных майор пытался выделить рациональное зерно.
Так, например, одному из подчиненных поручика, внедрившемуся в мир подпольного бизнеса, довелось стать свидетелем интересного события. Его подопечный, удачливый и предприимчивый делец, заметная фигура на черном рынке, получил предложение реализовать десять тысяч зеленых по чрезвычайно выгодному курсу. На этой сделке он одним махом мог заработать чистыми сто пятьдесят тысяч злотых. Поэтому сотрудник милиции был весьма удивлен, узнав, что делец, никогда не упускавший своего, не только сам не уцепился за это выгоднейшее дело, но даже и не препятствовал конкурентам его перехватить. Повышения цен в ближайшее время не предвиделось, так что нежелание заграбастать сто пятьдесят тысяч представлялось совершенно необъяснимым. Сотрудник милиции даже рискнул осторожно поинтересоваться у валютчика, с чего это тот вдруг проявил столь странное воздержание. Ответ был откровенный и исчерпывающий:
— Нутром чую — тут что-то не то.
— Что же?
— Да уж я чую, меня не проведешь.
И больше от него не удалось ничего добиться. Далее, как сообщил агент, события развивались следующим образом. Сделку провернул другой валютчик. Встретив через несколько дней своего подопечного, валютчика с чувствительным нутром, агент был поражен: никогда еще он не видел его в столь великолепном настроении. Тот просто сиял от радости и без всякой видимой причины время от времени разражался веселым хохотом. Торжествующее удовлетворение так его распирало, что он позабыл обычную сдержанность и поделился с агентом причиной радости:
— Помнишь, фраер хотел спустить штуку зеленых? Я еще говорил: нутром чую, дело пахнет керосином.
— Помню, а что?
— А то, что на крючок попался этот недоумок Черный Ясь. Плакали его денежки. Ха-ха-ха!
— Неужели?
— А то! Может теперь свою штуку на гвоздике в сортире повесить.
— Как же это произошло?
— А ты у него спроси. Мое дело маленькое. Я говорил — плохо пахнет.
Заинтригованный сотрудник милиции стал искать подходы к Черному Ясю, который на самом деле был рыжим и прозывался Зигмунтом. Ясь пребывал в ипохондрии и избегал общества, удалось выйти лишь на его приближенных, которые туманно давали понять, что причиной черной меланхолии явились большие материальные потери. Агент не стал докапываться до сути, поскольку материальные потери валютчиков не относились к проблемам, которые лишали сна работников милиции. В то время еще никто не мог предполагать, насколько данное обстоятельство окажется важным для расследования всей валютной аферы.
Из Гдыни поступило сообщение о на редкость дерзком ограблении. За ресторанным столиком два гражданина спокойно и культурно проворачивали сделку по обмену одних денежных купюр на другие. Неожиданно к ним подсели два длинноволосых хиппаря в темных очках.
— Спокойно, милиция, — сказал один из них.
Граждане онемели. Хиппари быстро, с ловкостью профессионалов, изъяли купюры, молча встали и покинули ресторан, прежде чем граждане успели прийти в себя. Один из них, правда, сделал тут же попытку поднять крик, но второй немедленно эту попытку пресек. Дезориентированные словом «милиция», сидевшие рядом телохранители не рискнули вмешаться.
Из Щецина сообщили: два бородатых молодых человека с длинными волосами и в темных очках бесшумно возникли у стоявшего в плохо освещенном месте автомобиля и, угрожая каким-то темным предметом, отняли валюту у сидящих в машине, которые как раз эту валюту пересчитывали. Сидящие в машине воздержались от криков: «Милиция!», «На помощь!» В Гданьске местом деятельности злодеев стал мужской туалет. Именно там один из валютчиков только что получил крупную партию товара и тут же был избавлен от него упомянутыми злодеями. О происшедшем можно было догадаться по нескольким словам, вырвавшимся у валютчика под действием шока сразу после происшествия, а потом он молчал как рыба.
Весть о двух таинственных бородатых и патлатых грабителях в темных очках передавалась по секрету от валютчика к валютчику, доходя и до агентов Гумовского. Черный рынок всполошился. Теперь валютчики отваживались совершать свои сделки лишь в специально для этого приспособленных помещениях — надежных притонах и проверенных квартирах. В ответ обнаглевшие налетчики предприняли уж и вовсе беспрецендентную по нахальству акцию. Как только клиент, совершив крупную сделку, покинул малину (а это была комната в очень надежной квартире), туда прибыла милиция. Два милиционера в форме предъявили ордер на обыск, подписанный прокурором и заверенный печатями с государственным гербом. Застигнутый врасплох валютчик не обратил внимания на то, что на печатях орлы были в коронах. К тому же работники милиции инкриминировали перепуганному дельцу торговлю наркотиками. Честный валютчик, который торговал лишь долларами и золотом, а наркотиков и в глаза не видел, окончательно струхнул и поэтому даже радовался, когда при обыске были обнаружены только менее страшные вещественные доказательства.
Милиция составила протокол, велела его подписать всем находившимся в квартире, не исключая и полумертвой от страха домработницы, и удалилась, унося с собой трофеи и все документы. Удрученный делец стал с трепетом ждать санкций. С ними почему-то не торопились. Прошло довольно много времени, пока он понял, что его попросту провели. Ясное дело, ни он, ни услужливый хозяин квартиры ни словечка не проронили о случившемся. Проболталась домработница. Кстати, это она, единственная, заметила, что орлы на милицейских документах были с коронами. Кружным путем весть о действиях фиктивной милиции дошла и до поручика Гумовского.
К нему сходились сообщения о подобных акциях со всех концов Польши. Схема действия в основном была одна и та же: два патлатых троглодита беззастенчиво, с большим знанием дела обирали валютчиков, подгадывая, как правило, к моменту заключения сделок, умело нейтрализуя охрану и унося солидную добычу. Никто их не знал, никому не удавалось напасть на их след.
