Дональд Уэстлейк - Все мы люди
– Это все? Вот почему вы здесь?
– Фактически да, Ваша честь. – Стонвилер не выглядел смущенным.
– Я закончил с Мистером Дортмундером – продолжил он – и если Ваша честь разрешит, я хотел бы теперь провести перекрестный допрос офицера Фейха. Судейская скамья дала позволение, а подсудимый, крадучись, вернулся на свое место, виновный как грех, просто посмотрите на него. Офицер Фейх снова присел и Стонвилер подошел к нему, произнеся с улыбкой.
– Офицер, я понимаю, что мы занимаем ваше свободное время, поэтому я постараюсь быть как можно более кратким.
Красное лицо офицера Фейха было беспристрастным, когда он сердито взглянул на Стонвилера. Он ясно думал про себя, вы не сможете поймать меня своими махинациями.
Вы не пустите мне пыль в глаза.
Стонвилер бесстрашно продолжал:
– Офицер, могу ли я попросить вас просто описать, как выглядел подсудимый, когда вы впервые увидели его?
– Он выходил из двери – сказал офицер Фейх.
– С ТВ в каждой руке.
– Выходил? Непосредственно навстречу свету ваших фар?
– Он остановился, когда увидел нас.
– И когда он было уже остановился, тогда вы впервые увидели его?
– Он замер там, но он был на выходе.
– Прежде чем вы увидели его.
– Он был снаружи – произнес офицер Фейх с некоторым раздражением.
– Он вышел, так как был снаружи – уточнил он ещё раз.
– Но он не двигался, когда ты впервые увидел его, не так ли, офицер? Я просто хочу внести абсолютную ясность. Входя или выходя из магазина, он уже застыл на месте, когда вы впервые увидели его.
– Снаружи
– Но застыв на месте.
– Да, замер. Снаружи.
– Спасибо вам, офицер.
Обращаясь к судье Стонвилер сказал
– С вашего разрешения, Ваша честь, я хотел бы провести небольшой эксперимент.
Судья Блик нахмурился.
– Причуды, советник?
– Вовсе нет, Ваша честь. На самом деле все очень просто. Можно?
– Приступайте, адвокат – сказал судья Блик, – но будьте осторожны.
– Спасибо, Ваша честь.
Стонвилер повернулся и направился к боковой двери, которая, как знал судья, вела в небольшой зал ожидания. Открыв дверь, Стонвилер сделал жест рукой кому-то и появились двое мужчин, каждый из которых нес телевизор. Они поставили их в нескольких шагах от двери, развернулись и снова исчезли, оставив открытой дверь позади себя. Дверь, несмотря на пружину, начала медленно закрываться и прежде чем захлопнуться, была остановлена ладонью Стонвилера. Дверь осталась приоткрытой на полдюйма. Стонвилер вернулся на место, беспристрастно улыбаясь офицеру Фейху и судье Блику и сказал,
– С разрешения Судьи я хотел бы попросить помощи у офицера Фейха. Офицер?
Фейх неуверенно посмотрел на судью Блика, но судья уже слабо надеялся на то, что может произойти что-то интересное. Все, что он сказал было
– Все зависит от вас, офицер. Вы можете помочь советнику, если пожелаете.
Офицер задумался, недоверие сочилось из каждой поры на его теле.
– Что я должен делать?
Стонвилер показал.
– Просто поднимите эти два телевизора – сказал он, – и вынесите их в зал ожидания.
Лоб офицера сморщился.
– Какой в этом смысл?
– Возможно даже никакого – признал Стонвилер с неожиданной скромной улыбкой.
– Мы не узнаем, пока не попробуем.
Офицер еще раз хмуро взглянул на судью, потом на телевизор и после на дверь. Он выглядел нерешительным. Затем он посмотрел на подсудимого Дортмундера, бессильно упавшего в кресло, и вдруг уверенная улыбка коснулась его губ.
– Отлично – сказал он. – Правильно.
– Спасибо, офицер. Стонвилер отступил назад, как только Фейх поднялся и направился через зал суда к телевизорам. Взял их за ручки и, делая вид что совсем не ощущает их веса, он приблизился к двери. Он замешкался, стоя лицом к двери, его руки были заняты ТВ. Он поставил один из них вниз, толкнул дверь, и она распахнулась. Быстро, чтобы успеть, прежде чем она вновь закроется, он схватил ТВ, но дверь захлопнулась. Тогда он решил попробовать выйти, толкая ее своей спиной.
– Замрите! прогремел Д. Рэдклайф Стонвилер, указывая наманикюренным пальцем на офицера Фейха, который послушно замер с телевизором в каждой руке. Часть его пятой точки торчала в проеме. Дверь качнулась, замерла на мгновение и вернулась в исходное положение, ударив сотрудника полиции Фейха по заднице. Стонвилер, палец которого по – прежнему указывал на окаменевшего Фейха, обратился к судье.
– Ваша честь, кричал он, словно Бог из горящего куста к Моисею,
– Я оставляю это на ваше усмотрение. Этот человек выходит или входит?
Глава 2
Мэй спросила, «И судья поверил в это?»
Дортмундер в замешательстве покачал головой. Все произошедшее до сих пор трудно поддавалось логическому объяснению.
Мэй смотрела, как он трясет головой и кивнула своей собственной, нахмурившись, не уверенная, что поняла. «Судья не поверил в это», предположила она.
«Я не знаю, что подумал суд», сказал ей Дортмундер. «Все в чем я уверен это то, что я появился дома на шесть лет раньше».
«Все, что тебе нужно это пиво», решила Мэй и ушла на кухню, чтобы взять одно.
Дортмундер откинулся на спинку мягкого кресла, сбросил свои ботинки, расслабляясь в неряшливой обстановке своей собственной комнаты. Это был не тот адрес, который он дал в суде и живет он здесь не один. Такова была политика Дортмундера: никогда не говорить властям правду. Это был его дом, его крепость, его убежище от ударов судьбы. Однако ни за что на свете он не планировал провести в ней свои последние дни. Сбросив обувь, положив ноги на старый темно-бордовый пуфик, он наблюдал, как Мэй несет банку пива из кухни. «Дом, милый дом», сказал он.
«Дай спички». Она держала новую сигарету в уголке рта. Он протянул ей коробок спичек в обмен на банку пива, сделал большой глоток, пока она поджигала. Мэй была заядлой курильщицей. Она выкуривала сигарету настолько, что оставшегося окурка было недостаточно, чтобы от него зажечь следующую и как результат семейство Дортмундер–Мэй всегда испытывало спичечный кризис. Дортмундер был единственным вором в мире, подчистив кассовый аппарат или сейф какой-нибудь фирмы, делал паузу, чтобы наполнить свой карман рекламными коробками спичек. Мэй устроилась в другом кресле, поставила пепельницу на свою левую руку, выдохнула дым, который окутал ее, словно облаком, наклонилась вперед из дымовой завесы и сказала:
«Расскажи мне об этом».
«Это безумие», ответил он ей. «Это не имеет никакого смысла».
«В любом случае расскажи мне».
«Пришел этот адвокат – Д. Рэдклайфа Стонвилер».
Дортмундер нахмурившись, думал. «Я видел его в газетах или где-то еще».
«Он знаменитость!»
«Да, я предполагал. Во всяком случае, он вошел и сказал, Оkay мистер Дортмундер, у нас часа полтора, чтобы состряпать историю».
«И что ты сказал?»
«Я ответил ему, что он может готовить даже полтора года и это не имеет значения, какую историю он получит, потому что готовое блюдо будет полной ерундой».
«Разве ты не знал кто он?»
«Я заметил, что он был каким-то состоятельным типом-адвокатом», признался Дортмундер. «Некоторое время я думал, что он просто ошибся дверью. Я попробовал сказать ему об этом, посмотри мое имя Дортмундер, я из B&П (Взлом и Проникновение).
И он заботливо попросил, «Расскажи мне об этом». И, в конце концов, я рассказал ему об этом. Копы держали меня мертвой хваткой, так я сказал ему. Он кивнул и ответил, что все хорошо. «Когда ситуация идет жестко, она заставляет жестко думать». А я ответил, что знаю, куда иду и это в северной части штата».
«Это была не самая лучшая манера разговора с Д. Рэдклайфом Стонвилером».
«Я не чувствовал радости».
«Конечно», согласилась Мэй. «Что же было дальше?»
«Этот Стонвилер», сказал Дортмундер, «он заставлял меня повторять снова и снова подробности того, что произошло, а затем он вышел, чтобы сделать телефонный звонок.
Когда он вернулся, с ним был худой маленький парень по имени Джордж».
«Кто такой Джордж?»
Стонвилер сказал, «Это мой эксперт по фильмам. Расскажи ему историю, Джордж. И он изложил мне весь сюжет этого фильма о секс-клубе, чтобы я смог рассказать о нем, если судья потребует доказательств. Только я не думаю, что это законно даже в суде, рассказывать такую историю. Действительно ли они сняли фильм, где девушка снимает девушку?»
«Фильм неважен», сказал Мэй. «Что произошло дальше? Но как вообще родилась эта идея?»
«Это была полностью идея Стонвилера. Он даже написал мою историю для меня, а потом заставил переписать ее еще раз, но уже от моего имени, чтобы я не забыл ее. Конечно, не слово в слово, но так, чтобы я мог гладко и без запинки рассказать ее, когда предстану перед судом. Я не верил в это, ты знаешь, потому что он не предупредил меня о той части, где он сделал из полицейского обезьяну. Он просто дал мне эту песню-пляску о доставке ТВ в мастерскую, но не из нее. «Я имею виду, ты не мог бы взять отпуск в воскресной школе. Я пытаюсь сказать, «Почему бы нам не заключить сделку? Почему мы не признаем себя виновными для облегчения меры наказания?»
