Дарья Донцова - Квазимодо на шпильках
Пока дети были маленькими, Ванька стоически терпел незваных гостей, но потом принялся внушать мальчишкам, что им следует спать в своих постелях. Парнишки сопротивлялись как могли, выдвигая разнообразные аргументы: им страшно, холодно, темно… Ванька злился и ругал Маринку, а та, оказавшись меж двух огней, чувствовала себя более чем некомфортно.
И тут Рагозина отправили на неделю в командировку в Америку. Близнецы не растерялись и принесли отцу метровый список с перечислением всего, что они желают получить. Ваня потряс перед ними «манускриптом» и сказал:
– Куплю все, но, если узнаю, что за время моего отсутствия кто-то из вас спал у мамы в кровати, ничего не получите.
Близнецы поклялись, что даже не приблизятся к порогу родительской спальни, и Ванька отбыл в Штаты.
Теперь представьте картину. Аэропорт Шереметьево, огромный зал, набитый людьми. Маринка, разодетая, только что из парикмахерской, держит близнецов, ради торжественного случая наряженных в воскресные костюмчики.
Наконец появляется Ванька, толкающий перед собой тележку с багажом. Близнецы увидели две яркие коробки с роботами-трансформерами и заорали, перекрывая шум:
– Папа, пока тебя не было, с мамой никто не спал!
Все присутствующие замолчали, повернули головы и стали с огромным интересом разглядывать бордовую от гнева Марину. Она потом призналась нам, что хотела придушить мальчишек и с трудом удержалась от того, чтобы надавать им затрещин…
– Мама, – настаивал мальчик, тыча в нас пальчиком, – зачем тетя дядю раздевает? Они спать ложатся?
Мать отвлекла любопытное дитятко:
– В окошко глянь, вон какие тучи!
Ребятенок переключился на другое зрелище. Мамаша повернулась к нам и прошипела:
– Совсем стыд потеряли, тут дети! Вот сейчас стюардессу позову, пусть вас ссадит!
– Да зови кого хочешь! – рявкнул Федька.
Я наконец сумела сдернуть с него брюки и попыталась напоить рептилий. Крокодильчики, примотанные скотчем, выглядели плохо: глаза закрыты, на мордах самое несчастное выражение. Воду они не собирались даже нюхать. Я наклонила стакан.
– Эй, поосторожней, – зашипел Федька, – все на меня льется.
Но я, не обратив внимания на его стоны, попыталась обнаружить у несчастных животных признаки жизни. Тщетно, крокодильчики ни на что не реагировали.
– Кажется, они умерли!
– Во, блин! – подскочил Федька. – Давай их отвязывать, не хочу сидеть с дохлыми аллигаторами.
– А может, они просто спят? – засомневалась я.
– Толку от тебя, – обозлился Федька, – живого от покойника отличить не можешь!
– Фиг их разберет, крокодилов этих!
Федька нажал на нос одной из рептилий. Не открывая глаз, крокодильчик цапнул его за палец. Лапиков взвыл, из укушенного перста закапала кровь.
– Мама, – вновь заинтересовался мальчишка, – а чего он кричит!
– Вообще обнаглели! – возмутилась мамаша и нажала кнопку вызова стюардессы.
Я быстро накинула на Федьку плед.
– Прекрати визжать!
– Так больно же!
– Потерпи.
Тут появилась блондинка в синем костюме. Сначала она выслушала бабу, потом повернулась к нам:
– Что случилось?
Федька молчал, а я мигом сообщила:
– У него приступ язвы, болит очень.
Девушка кивнула и убежала. Спустя пару минут она вернулась, неся стаканчик.
– Выпейте, – велела она Федьке.
До моего носа долетел резкий запах валокордина. От ближайшей подруги, врача, я очень хорошо знаю, что валокордин помогает при язве, как чернослив при косоглазии, но Федьке сейчас надо молча выпить жидкость. Глянув на меня, Лапиков опрокинул в себя содержимое пластиковой емкости и пробормотал:
– Огромное спасибо, мне стало намного легче.
Дальнейший путь мы проделали без особых приключений. Федька тихо сидел в кресле, а я оставила всякие попытки напоить или накормить рептилий.
Дома я отдала всем «золотые» «Ролекс» и лихо наврала, что целые дни не вылезала из теплой воды, покидая приветливый океан только для того, чтобы слопать очередную порцию креветок. Мне очень не хотелось расстраивать домашних.
На следующее утро к нам прибежала Анька, жена Феди, и заявила:
– Лампа, забирай крокодильчиков!
– Зачем они мне? – попятилась я.
– Федька упал, в клинику отвезли, – пояснила Анька. – Тебе придется везти эту зеленую гадость профессору.
– Почему мне? – возмутилась я.
– Я боюсь аллигаторов, – честно призналась она, – если они у нас еще денек проведут, с ума сойду.
У меня на языке вертелась масса справедливых слов. Во-первых, мозг подрядился доставить Федька, во-вторых, он получил аванс, в-третьих, я ничем ему не обязана, в-четвертых…
– Ну будь добра, – взмолилась Анька.
– Ладно, – кивнула я и получила коробку.
Ни одно доброе дело не остается безнаказанным!
Помня, что на улице вьюжно – ледяной московский февраль, – я замотала рептилий в шерстяной свитер. Ася и Вася вели себя абсолютно спокойно, они вновь были похожи на дохлых. Поместив утепленных крокодилов в коробку, я запихнула ее в сумку, сунула на заднее сиденье и порулила по данному Анькой адресу, очень надеясь, что успею вернуться домой до прихода домашних.
Последнее время езда по Москве превратилась в натуральный кошмар. Пробки возникают даже там, где их по определению не должно быть. Ну почему нужный мне крохотный переулок оказался забит машинами? Я подумала и оставила «Жигули» на стоянке у супермаркета. Пройду несколько десятков метров пешком, ничего со мной не случится. Надеюсь, крокодильчики не окочурятся от холода.
Красивый семиэтажный кирпичный дом оказался пятым по счету. Здание было кирпичным, а не прикидывалось таковым. Понимаете, о чем я говорю? Хитрые строители быстренько ставят домишко из блочных плит, а потом отделывают его панелями, имитирующими кирпич. Издали выглядит безупречно. Я сама видела, как вблизи нашего дома за пару месяцев возникла бетонная башня, трансформировавшаяся, как по мановению волшебной палочки, в кирпичную.
Вход в подъезд стерег домофон, я набрала код, потом взобралась на последний этаж, позвонила в квартиру. Дверь распахнулась мгновенно. На пороге появилась девушка лет двадцати, стройная, хорошенькая, одетая в короткую юбочку и розовый пуловер.
– Меня ждет Семен Кузьмич, – заявила я.
– Да, да, – не дослушала девица, – проходите, вот тапки.
Я сняла куртку, сапожки и была препровождена к большой двустворчатой двери. Девушка распахнула ее и сказала:
– Папочка, к тебе пришли.
В ответ не последовало ни звука. Профессор сидел в глубоком вольтеровском кресле, боком к входу. Мне отлично были видны его ноги, укрытые бежево-коричневым пледом, и какой-то толстый талмуд, лежавший у ученого на коленях.
– Семен Кузьмич не очень хорошо слышит, – вздохнула девушка, – а когда зачитается, вообще беда, ни на что не реагирует. Да вы идите!
С этими словами она исчезла. Я шагнула в комнату и вздрогнула. Такое ощущение, что лента времени, стремительно размотавшись, отбросила меня назад, в детство. Кабинет Семена Кузьмича как две капли воды походил на рабочую комнату моего отца: те же мрачные дубовые шкафы, набитые книгами, огромный письменный стол и куча дипломов на стене.
Кстати, мой папа тоже погружался с головой в работу, и мамочке приходилось звать его к столу по десять раз. Устав от бесполезного крика, мама говорила мне: «Фросенька, дружочек, сбегай в кабинет«note 1.
Я влетала в комнату и орала: «Папочка, ужинать!»
Отец вздрагивал, поворачивал ко мне лицо, и я каждый раз поражалась: такими отрешенными были его глаза. Но потом он вздыхал и, превратившись в моего любимого папочку, говорил: «Ох и напугала! Подкралась и закричала! Разве так можно!»
Я осторожно прошла по толстому ковру, приблизилась вплотную к креслу и поняла, что Семен Кузьмич спит. Пожилой профессор пригрелся под теплым одеялом и задремал. Ситуация не показалась мне странной, я сама частенько, в особенности зимой, засыпаю над книгой. Но не могу же я сидеть тут пару часов, поджидая, пока он проснется? Нужно разбудить старика. Сначала я тихонько кашлянула, потом сделала это погромче, затем позвала:
– Семен Кузьмич!
Но он не шевелился. Поколебавшись, я хотела потрясти его за плечо, но тут взгляд упал на кисти ученого, и мне стало не по себе. Когда человек сидя мирно дремлет, его руки обычно расслабленно покоятся на коленях. Но скрюченные пальцы старика, очевидно, сведенные судорогой, вцепились в плед. Мне стало страшно, однако я все же потрясла профессора за плечо.
– Семен Кузьмич!
Тело уехало влево, покосилось, книга свалилась на пол, но ученый не поднял головы, свесившейся на грудь.
На подгибающихся ногах я вышла в коридор и стала заглядывать во все комнаты, ища внучку дедушки. В состоянии, близком к истерике, я ввалилась на кухню и обнаружила девицу мирно пьющей кофе.
– Вы уже уходите? – улыбнулась она.
