Анна Ольховская - Прекрасная дикарка
– А жаль, – тяжело вздохнула я, когда стюардесса скрылась за шторой. – Меня только ведро и расслабит.
Но и принесенного бокала коньяка оказалось достаточно, чтобы теплая волна мягко прокатилась по телу, ласково погладив кошачьей лапкой тугие жгуты нервов.
Жгуты недоверчиво прислушались к ощущениям – ощущения им явно понравились. Ну ладно, ослабим слегка напряжение, так уж и быть. Но не до конца, учти, ничего еще не кончилось.
Хорошо, хорошо, кое-что закончилось, но впереди, дорогуша, сплошная неизвестность, летим, по сути, в никуда, да еще по поддельным документам.
Кое-что? Это у нас называется кое-что?! Да Ежик до сих пор отказывается спать один и плачет по ночам! И вздрагивает, когда я беру в руки нож. Любой.
Так что я даже хлеб отрезать не могу, когда сын рядом.
Но ничего, он еще маленький, он забудет. Я надеюсь.
Всего лишь неделя прошла с того страшного дня, а мне казалось – год. Но мы справились, и теперь трудолюбивый «Боинг» уносит нас прочь от затянувшегося кошмара.
Впрочем, не стоит себя обманывать, этот кошмар никуда не денется, прочно обосновавшись в моей памяти в наглухо запертой каморке с надписью «мрак».
А еще…
Еще я начала бояться индиго.
Когда Ника, сопровождавшая Петера на берег реки, «увидела» разгром лагеря и тела погибших амфибий, она автоматически показала это оставшимся дома друзьям. А потом они стали свидетелями расправы с Петером, не нашли Лхару и Михара, и ярость буквально захлестнула ребят. Что-то похожее случилось три года назад, и в результате гнездо Менгеле вместе со всеми его обитателями оказалось в прямом смысле слова стерто с поверхности земли.
А сейчас подобная участь нависла над всем городком – индиго не хотели разбираться, кто прав, а кто виноват. Они хотели одного – отомстить. Отомстить за погибших соплеменников, за Лхару, за Михара, за Петера.
Нике с трудом удалось остановить их, уговорить подождать какое-то время, пока она не разберется, что тут произошло. Но пульсирующая ярость остальных индиго мешала моей дочери сосредоточиться, и поэтому она полностью отключилась от происходящего с нами, надеясь, что ничего серьезного за полчаса не произойдет.
Плохо она знала свою маму!
Теперь знает хорошо. И я помню, как испугалась Ника, поняв, что нам с Ежиком пришлось пережить. До слез, до побелевших губ.
До слившейся с остальными жажды мщения.
Она повзрослела еще больше, моя почти одиннадцатилетняя дочь.
Но тогда – тогда Ника полностью отключилась и от нас, и от других индиго, сосредоточившись на поиске друзей. Собственно, искать долго не пришлось, достаточно было только заглянуть в полупустые головы бандитов. Труднее было достучаться до утонувших в наркотическом сне Лхары и Михара, с этим удалось справиться только всем вместе.
А потом они вернулись к нам. И едва успели.
И это привело индиго в еще большую ярость.
Поверьте, видеть, как легко они могут превращать людей в послушных марионеток, выполняющих любой приказ, – зрелище не из приятных. Нет, бандитов мне не было жалко, за что боролись, на то и напоролись. Но ведь с такой же легкостью индиго, объединившись, могут управлять всеми, кем захотят?
Совершенное оружие, мечта Менгеле.
И очень хорошо, что наш, цивилизованный, мир индиго из амазонских лесов на фиг не нужен. Иначе…
Я не знаю, что было бы иначе. И знать не хочу. Потому что эти ребята – друзья моей дочери. И они искренне переживали за нас с Ежиком, за Петера.
Который едва выкарабкался после ранения. Сама рана серьезной не была, пуля прошла навылет, не задев жизненно важных органов, но крови рыжий потерял много. Почти критически много. Потому что больницы в этом городишке не оказалось, и Петера пришлось срочно везти в соседний, покрупнее.
И хотя доставили его туда на вертолете за сорок минут, времени на определение группы крови уже не было. Как и на поиск донорской. И даже индиго, обеспечившие срочную доставку и медицинское обследование своего Огненного Бога, ничем помочь не могли.
Зато могла я. Когда мы с Никой только попали в лапы доктора Менгеле, у меня взяли анализ крови. И Петер мне позже сказал, что группа у нас с ним одинаковая – третья положительная.
В общем, теперь мы с рыжим – кровные родственники.
В больнице Петер провел всего три дня, как только смог держаться вертикально – ушел оттуда. Сказал, что швы себе и сам снимет. Само собой, ни при поступлении его в клинику, ни во время лечения, ни на момент выписки никто никаких вопросов не задавал – благодаря тотальному контролю индиго.
В маленький уютный пансион мы с детьми поселились самостоятельно, деньги у нас были, причем немалые – колье ведь Петер продал более чем хорошо. Видимо, Жозе рассчитывал вернуть деньги себе, вот и расщедрился.
Там, в пансионе, мы и остались ждать выздоровления Петера, а заодно – и обещанных нам документов. Причем не от однопартийцев Муравьеда, как думали вначале, нет, с криминалом больше связываться не хотелось. Паспорта нам выдали там, где и положено, – в местном муниципальном органе. Настоящие паспорта, с водяными знаками на страничках, с нашими фотографиями. И, разумеется, с вымышленными именами. Нет, не донна Роза Д’Альвадорец, но тоже из Бразилии, где много диких обезьян. По паспорту я стала Анной Душ-Сантуш, мои дети соответственно Марией и Алехандро Душ-Сантуш.
Ну а то, что достопочтенная бразильянка ни фига не петрила в португальском, никого не касалось. Во всяком случае, пока Ника была рядом.
Индиго управляли всеми, кто встречался на нашем пути, – врачами, чиновниками, полицией. Но в первую очередь – бандитами во главе с Жозе.
Получившими по полной. Как раз на момент выписки Петера из больницы по всем телевизионным каналам Бразилии прошла информация о кровавой бойне, учиненной в маленьком городишке на берегу Амазонки. В результате криминальных разборок были убиты несколько членов местной мафиозной структуры, причем, что самое странное, убиты их собственным главарем, Жозе Аракажу. Особенно жестоко Жозе обошелся с собственным братом Эдуарду. Сейчас бандит арестован, но никаких показаний не дает, ловко изображая помешательство.
Уцелевшие провожатые на следующий после разгрома лагеря день отправились обратно, чтобы похоронить тела погибших соплеменников на родной земле. Как они добрались с таким грузом? А очень просто – их отвез местный рыбак на своей моторной лодке. И ничего необычного старик в своих пассажирах не видел – люди как люди, попросили доставить груз, отчего же не помочь?
Точно так же никто не обращал внимания на Лхару и Михара, когда те заходили в городок, чтобы пополнить запасы еды. Эти двое остались, чтобы дождаться своего Огненного Бога и вместе с ним вернуться домой. А еще – для координации действий индиго в отношении убийц людей Племени Воды.
Я очень надеюсь, что ребята не почувствовали вкуса абсолютной власти над обычными людьми, не поняли, что вместе они практически непобедимы. Пусть живут в амазонской глуши, тщательно охраняя от посторонних глаз свою территорию.
Петер, он же Огненный Бог, пообещал мне, что все будет хорошо. Ребята больше не хотят возвращаться сюда, а за покупками он будет ездить один, нанимая проводников из местных индейцев.
Сейчас он возвращался почти налегке, отдав нам практически все, что выручил от продажи колье.
Прощание получилось скомканным, потому что мы умудрились чуть не опоздать на поезд, который пообещал нас довезти до Рио-де-Жанейро. Торопливо расцеловав детей, Петер взял меня за руку и, бледнея все больше, собрался мне что-то сказать, но в этот момент поезд тронулся, и пришлось меня за эту же руку забрасывать в вагон. А рыжий остался на перроне, как-то растерянно глядя вслед уходящему составу.
А потом лицо мужчины мучительно исказилось, он повернулся и медленно пошел прочь, сжимая в руке мобильник с моим номером. Теперь он будет ждать моего звонка…
И вряд ли дождется. Хотя – кто знает?
ЧАСТЬ III
ГЛАВА 28
– Дурында ты, Таньский, – грустно улыбнулась Анна. – Я ведь уже сто раз говорила одной совсем одичавшей в своем горном шале курице, что Лешка – часть меня. Я пробовала оторвать эту часть – не получилось. Больно очень, смертельно больно. Я уже не смогу жить без него, понимаешь?
– Но ведь он давно забыл о тебе и дочери, женился пару недель назад на гадине этой двуличной! – Татьяна возмущенно вскочила и хотела подбежать к подруге поближе, но почему-то не получалось, словно между ними была непроницаемая прозрачная стена. – Сколько же можно?! Забудь ты Майорова, научись жить без него! Главное – живи, слышишь! Живи!
Анна что-то ответила, но что – расслышать не удалось, преграда становилась все толще, она распухала, словно чудовищная медуза, пожиравшая не только звуки, но и реальность. И Анюта, самый близкий после мужа и детей человек, с которой они дружили с первого класса, ставшая сестрой пусть не по крови, но по жизни, начала таять, словно была соткана из воздуха.
