Людмила Милевская - Моя свекровь — мымра!
— Развратница, мало тебе бандитов, теперь выясняется, ты и япошку уже совратила!
Я удивилась:
— Япошку? Какого япошку?
— Того, который прислал тебе помоев письмо! Грязней ничего не читала!
— Да это же не япошка! — негодуя, воскликнула я. — Это же мой переводчик!
— Ага, переводчик, переводит тебя из душа в кровать, — ядовито согласилась свекровь и спросила: — Тогда почему он, якобы переводчик, глаза твои хвалит и волосы? Он что, слепой?
— Он не слепой, он в восхищении от моих криминальных романов. У нас с ним серьезные отношения, — рявкнула я и добавила: — Деловые ужасно.
— И поэтому он целует тебя, этот япошка? Делово! Делово! Не смей мне вешать лапшу! Распутница! Ненасытная шлюха! Я еще и до конца не дочитала письмо, а уже вся от ярости покраснела, столько здесь тебе комплиментов. Не иначе, япошка слепой.
Я с тоской посмотрела на Фросю:
— Представляешь, эта зараза не смогла дочитать до конца чужое письмо, такой прилив желчи ее окатил. Так ей не терпелось нервы мне помотать.
— А зря вы не дочитали, — обратилась я снова к свекрови, демонстрируя миролюбие, — тогда вы узнали бы в чем заключается настоящий смысл переписки двух интеллигентных людей, утонченных любителей высокой словесности.
— Я с первых строк и узнала! — завопил Вельзевул. — Япошка не слишком темнит, с первых строк видно: трахнуть тебя косогласый наладился! Но я вам не дам! Я вам не позволю! Я раскрою Роберту, бездарному сыну, раскрою глаза на его жену! Он поймет, какие рога ему эта стерва наставила!
Я взбесилась — обо мне, в третьем лице!
— Да как вы смеете! Я сама чистота! Мой переводчик, господин…
Он волнения память мне отказала. Я растерянно посмотрела на Фросю и попросила:
— Ну подскажи мне фамилию, подскажи…
Она бестолково лепечет:
— Кукую фамилию?
— Ой, господи, мотоциклетную!
— Мицубиси, — мгновенно подсказал детектив, парень сообразительный.
Я замахала руками:
— Да нет же! Другую!
— Хонда? Судзуки?
— Да, — ликуя, воскликнула я. — Мой переводчик, господин Судзуки, тонко воспитанный человек. Он на секс не способен!
— Ага, Судзуки, — смеется свекровь. — Имени хахаля даже не знаешь! Вот до чего дошло, уже вступаешь с распутную связь, имени не спросив! Так и быть, я тебе сообщу: япошку зовут Тацу — Великий Дракон.
Я растерялась:
— Что? Тацу? Великий Дракон?
— Да, в конце письма стоит это имя!
— Ну… не знаю, раньше он был господином Судзуки. Возможно, он взял себе псевдоним.
Вельзевул мой снова развеселился:
— Ха-ха! Псевдоним! Вот я этому твоему псевдониму и расскажу, для чего ты, распутница, из Москвы укатила!
— Для чего? — озадачилась я.
И свекровь со смаком меня просветила:
— Для групповичка с молодыми бандитами!
Отрывая трубку от уха, я взвыла:
— О, боже, опять она за свое! Евгений, хоть вы ей скажите!
Детектив согласился:
— Попробую, но вряд ли получится.
Он оказался прав: все его разумные доводы разбились о буйную фантазию моего Вельзевула.
— Вот оно что! — завопила свекровь, осознав, что ее детектив защищает меня. — Оба спелись! Эта стерва захомутала уже и тебя! Ты уже у нее адвокатом! Мальчишка! Сопляк! Сам угодил в ее постель, сам потом и не жалуйся!
Свекровь моя так вопила, что слышать ее имели возможность все: и Фрося, и даже Арнольд. Какое-то время я комментировала ее дикие речи, но в конце концов и мои нервы не выдержали. Пришлось выхватить у Евгения трубку и завопить:
— Да что она себе позволяет, эта мать Роберта!
Но в трубке уже раздавались гудки.
— Я уволен, — грустно сообщил детектив и пояснил свою грусть: — За пятнадцать дней мне теперь не заплатят.
Захотелось его успокоить.
— Не в деньгах счастье, — воскликнула я.
— Возможно, но кушать хочется иногда, не реже трех раз в сутки, а я постоянной работы лишился, — окончательно скис детектив.
Арнольд, враждебно взглянув на меня, посоветовал:
— Фиг с ней, с такой работой, радуйся, что избавился.
— Имеется ввиду, что от меня? — риторически поинтересовалась я и ободрила детектива: — Не переживайте, я вас на работу возьму.
Евгений оживился, но (настоящий мужчина!) предупредил:
— Я стою дорого.
— Само собой, за дешевкой я не гонюсь. Сидя тут, взаперти, кучу денег я сэкономила. Вот на эти деньги детектива себе и найму. Чем я хуже свекрови? Могу же себе позволить! Приступайте!
Он удивился:
— К чему?
— К расследованию. Срочно хочу узнать за каким хреном я здесь сижу.
Евгений с важностью заявил:
— Есть у меня на этот счет кое-какая мыслишка.
— Излагайте, — потребовала я.
— Как посторонний наблюдатель, я сделал вывод, что вам ничто не грозит.
Я сказала:
— Конечно, все плохое уже случилось.
А Фрося моя оживилась:
— Думаете, нас отпустят отсюда?
Детектив мой со значительным видом кивнул:
— Да, и в ближайшее время.
Я удивилась:
— С чего вы взяли?
— С того, что пахан их, Якудза, за внешность вашу очень переживал. Сам слышал, как строго-настрого “быкам” он наказывал даже пальцем к вам не прикасаться.
— Почему? — спросили мы с Фросей хором.
Евгений ответил вопросом:
— Сколько дней заживает самый легкий синяк?
— Дня три, не меньше, — ответила я, с удовольствием вспоминая роскошный фингал Маруси: произведение разгневанного Вани, ну да, кто же его осудит, зная Марусин нрав.
Фрося пожаловалась:
— Какой там три дня, с меня даже легкие синяки сходят неделю.
— В том-то и дело, — обрадовался детектив, — из этого делаем вывод, что неделю вас здесь держать не собираются. Значит завтра, ну в крайнем случае послезавтра вас целых и невредимых вернут домой.
Мне вывод его понравился, но хотелось чего-то большего.
— А почему нас здесь держат? — спросила я.
Ответить детектив не успел — за дверью раздались шаги.
Арнольд снова по-хамски себя повел: вскочил с пола и нас с детективом буквально спихнул с дивана — спрятаться поспешил. А Евгений (что мне понравилось) стоит и ждет от меня приказаний.
Я на диван кивнула и пригласила его:
— Женечка, вам тоже туда.
Он беспрекословно последовал в объятия Арнольда, а мы с Фросей сверху присели глазками хлопать.
Долго хлопать нам не пришлось — дверь распахнулась, на пороге вырос Валет и, радостно щупая пенис (свою серьгу!), громогласно нам сообщил:
— Ужин, леди!
Я хлопать глазками перестала и дерзко выкрикнула:
— Без развлечений удавлюсь!
Валет, тупо воззрившись, спросил:
— И что?
— Требую телевизор! — гаркнула я и, видимо, зря.
Испугала Валета. Он даже в комнату не прошел: корзинку оставил и быстро утопал.
Еле успела сообщить ему вслед:
— Зрелищ мне! Зрелищ!
— Ага, Битлы к вам пылят уже со всех ног, — хохотнул из-за закрытой двери Валет, осмелел скотина.
Я сунула нос в корзинку, а там вареная колбаса (правда, целая палка) и два огурца.
Не вам плова, не супа из черепахи!
— Сволочи! — гаркнула я, с нежностью прижимая к себе колбасу.
Глава 22
Долго нежничать нам с колбасой не позволили. Из-под дивана мгновенно выбрался мой детектив и, радостно потирая ладони, воскликнул:
— Что? Ужин? Как вовремя! Я страшно голоден!
— А что там у нас на ужин? — следом за ним полюбопытствовал и Арнольд.
Фрося и вовсе вырвала у меня колбасу (целую палку!) и заявила:
— Делить поровну буду сама!
Я изумилась:
— Что вы за люди? Какой угодно характер испортите, даже мой!
— Вот именно, — согласился со мною Арнольд, сердито глядя на Фросю, — тут кто-то вообще от еды отказался. Кто-то совсем есть не хотел.
Он оглянулся на моего детектива и спросил:
— Малец, ты не знаешь, кто это был?
Тот с фальшивой задумчивостью припомнил:
— Кажется, дядя, это был тот, кто теперь собрался делить.
— Поровну! — многозначительно вставила я и, констатировав: — Так всегда! — вырвала палку у Фроси.
Она обиделась:
— Всего лишь хотела помочь вам, а теперь сами делите.
— Мы разделим, — заверил ее детектив, вооружаясь перочинным ножом.
Настоящий мужчина, все есть у него и возникает в необходимый момент.
Я подумала: “Не поспешила ли выйти замуж за Роберта?”
И с восхищенным взглядом спросила:
— Женечка, вы не сирота?
— Нет, — ответил Евгений.
“Жаль, — подумала я, — надоели свекрови”.
Но все же подарила ему еще один восхищенный взгляд.
Арнольд мой восхищенный взгляд перехватил, ревниво нахмурился и в отместку сказал:
— Я жертвую свой огурец Ефросинье.
Мой детектив, бегло глянув в корзину, мгновенно ответил:
— А я свой жертвую Софье…
Он запнулся, видимо, отчество припоминая.
— Можете не продолжать, — воскликнула я, поправляя остатки костюма, — обойдемся без отчества. Пока возраст еще позволяет.
И подумала: “Раз нет пятидесяти, юность моя продолжается, о чем ты, красавчик, в ближайшее время непременно узнаешь”.
