Наталья Александрова - Миллион черных роз
Самой Лизе только один раз подарили после спектакля букет цветов — и куда более скромный, потому что тот букет Лиза купила на свои собственные деньги и попросила поднести его Марину Столетову, свою одноклассницу, которой она подарила контрамарку… Лиза хотела, чтобы коллеги наконец увидели — ее тоже ценят зрители, ей тоже дарят цветы, она тоже настоящая актриса…
Но тот букет не шел ни в какое сравнение с этими отвратительными розами!
Лиза схватила мерзкий букет, выдернула его из кувшина, расплескав воду, и шагнула к двери — она хотела унести цветы и выбросить их, вышвырнуть куда угодно, только бы они не достались мерзавке Чижовой…
Схватив розы, Лиза укололась одним из шипов, и резкая боль на мгновение отрезвила ее. Она огляделась вокруг, почувствовав одновременно с уколом шипа укол стыда — что она делает в чужой комнате, зачем взяла чужие цветы, что будет, если ее кто-нибудь застанет здесь…
И в то же мгновение ужасная судорога пронзила все ее тело. В глазах Лизы потемнело, комната поплыла перед ней, она пыталась вдохнуть — и не могла, горло словно сдавила чья-то железная рука…
«Это все она, — подумала напоследок травести, — это все Чижова… Она что-то сделала со мной… Розы! Она отравила розы, чтобы убить меня!»
Это была последняя ее мысль.
Лиза Штукина покачнулась и упала на пол гримуборной, все еще сжимая в руке черенки великолепных белоснежных роз.
И из этого букета выпала визитная карточка.
Маленький прямоугольник глянцевого картона с выгравированным на нем единственным словом — «Магистр», с единственным словом и рисунком, словно сделанным тонким пером, — шпагой и розой.
Спектакль прошел блестяще.
Лола трижды выходила на поклоны.
Критик Пеликанский томно закатывал глаза и кудахтал от восторга. Публика аплодировала стоя и не хотела отпускать. Букеты помогал нести комик Задунайский, самой было уже не справиться. Особенно тронул скромный маленький букетик от стройной старушки с ясными светящимися радостью глазами, завзятой театралки, помнящей Раневскую и Тарасову.
Главный подошел тихо, поцеловал Лоле руку и промолвил прерывающимся от хорошо отрепетированного волнения голосом:
— Нет слов!
«Ради таких мгновений живешь! — думала Лола. — Ну как же я могу отказаться от театра? Это просто невозможно!»
В гримуборную шла триумфально, с почетным караулом — слева Главный, справа Пеликанский, сзади Задунайский с цветами.
Открыла дверь, оглянулась к мужчинам, проговорила, легко склонив голову, как королева:
— Я скоро! — потому что понимала: сейчас будет шампанское, тосты, поздравления.
Шагнула внутрь… И все, праздник кончился.
Лола вскрикнула коротко и негромко, но все поняли: стряслось что-то ужасное.
Первым в гримерку протиснулся Задунайский, увидел раскинувшуюся на полу Штукину, опустился на одно колено, потрогал пульс и обернулся к остальным:
— Она мертва.
Лола в этом и не сомневалась: едва войдя, она увидела на полу визитную карточку с розой и шпагой, и поняла, что травести украла чужую смерть. Магистр не шутит и не ограничивается полумерами.
И прежде чем Задунайский вошел в гримуборную, она носком туфли отбросила визитку под шкаф. Это было самым первым ее побуждением, которое Лола не могла себе объяснить.
За сегодняшний вечер Лола прошла все стадии истерики. Сначала при виде трупа Лизаветы Штукиной в собственной гримуборной ее начал сотрясать беззвучный противный смех. Лола ничего не могла с собой поделать, она понимала, что ведет себя неприлично, но не могла остановиться. Неожиданно помог старый комик Задунайский. Пока дамы ахали, а Главный привычно вызывал полицию, он внимательно пригляделся к Лоле и вдруг без всяких разговоров залепил ей такую сильную пощечину, что клацнули зубы. От неожиданности Лола прекратила смеяться, но началась сильная икота. Кто-то протянул стакан воды, в голове у Лолы мелькнула было мысль, что это удобный момент для убийцы исправить свою ошибку — подсунуть отравленную воду и все. Но, очевидно, ей повезло и на этот раз, потому что вода оказалась самая обычная, негазированная «Бонаква».
Икота прошла, но от холодной воды Лолу затрясла мелкая дрожь.
Главный же, оглядев крошечное помещение гримуборной, цыкнул на Гаяне Айвазян, которая пыталась расположиться рядом с телом покойной Штукиной, чтобы вдоволь попричитать над покойницей, и рявкнул на остальных, чтобы выметались в коридор и не затрудняли работу полиции. Штукиной уже все равно ничем не поможешь.
— Зачем полиция? — слышались слабые возражения из толпы артистов. — Это же несчастный случай. Просто плохо стало с сердцем. Инфаркт, умерла на месте.
— Нет уж, — вздохнул Главный, — чувствую я, что без полиции мы и на этот раз не обойдемся. Эх вы! Такой спектакль испортили! — он с осуждением посмотрел на Лолу и махнул рукой.
Она дернулась, хотела было ответить в том духе, что было бы им всем легче, если бы на месте Штукиной лежала сейчас она, Лола, но поняла, что ее смерть была бы гораздо интереснее всем.
«Смерть после спектакля!», «Убийство на подмостках!», «Розы-убийцы!» — Лола так и видела перед собой заголовки в «желтых» газетенках. А Пеликанский-то как порезвился бы! Еще бы, ведущая актриса, роковая красавица испускает дух прямо в его присутствии. Какова темочка? Нет, Штукина и здесь умудрилась подгадить Лоле. Кто заинтересуется смертью малоизвестной травести? Главный прав, только полиция. И у нее, у Лолы, снова будут неприятности.
Айвазян нагнулась, чтобы положить на грудь Штукиной белую розу, но Задунайский резко отвел ее руку.
— Сказано ничего не трогать! Пошли отсюда!
Главный увел Лолу в свой кабинет, и мелко сотрясающая ее дрожь перешла в крупную. После полстакана отличного коньяка из личного НЗ Главного, дрожь прекратилась, но наступила абсолютная апатия. Если бы сейчас в кабинете появился убийца, Лола сдалась бы ему без боя.
«За что? — вяло думала она, поудобнее устраиваясь на кожаном диване в кабинете Главного. — Что я им всем сделала? Неужели кто-то заказал меня за то, что я преуспеваю на подмостках? Кто же это меня так ненавидит?»
Лола подумала еще немного, перебрала всех коллег и утвердилась в мысли, что больше всех ее ненавидела Штукина. Но Штукина-то как раз мертва, она приняла смерть, которую наверняка готовили для Лолы. Это неважно, какую смерть, полиция разберется. Но карточка, лежащая рядом с телом, недвусмысленно указывала на то, что смерть Штукиной вовсе не несчастный случай.
Несмотря на позднее время, полицейская бригада приехала в том же составе, что и в первый раз, когда выезжали на убийство Валерии Кликунец.
— Опять вы? — скорбно удивился капитан Сойка, увидев Лолу. — И снова в мое дежурство. Ну, впрочем, и так это дело нам бы отдали, мы уже тут в театре можно сказать, что свои люди… Ну давайте, рассказывайте, как вы дошли до жизни такой…
Лола ничего не могла ему сказать вразумительного. Она была занята на сцене, да и не она одна. Все, кто не был занят в спектакле, смотрели на сцену, уж больно много хлопали. Спектакль прошел на ура, Лола превзошла саму себя, все любовались ею. Коллеги женского пола тоже смотрели на сцену. Уж какие мысли бродили в их головах, можно только догадываться. Одна только Лиза Штукина не в силах была спокойно наблюдать за Лолиной игрой, вернее за доставшимися ей шумными овациями. Она бродила где-то в недрах театра, и никто ее не видел.
Лола усилием воли заставила себя очнуться от апатии и сказала по возможности твердо капитану Сойке, что она понятия не имеет, что случилось. Мелькнула мысль о карточке, которая валяется сейчас под шкафом в ее гримерной, но Лола решила ничего про это не говорить. Если они сами найдут карточку, тогда и будет разговор. А пока лучше помалкивать, а то до утра тут просидишь.
— Когда мне можно будет уйти домой? — робко спросила она капитана. — Устала очень после спектакля, даже переодеться не смогла.
Капитан пригляделся и понял, отчего Лола показалась ему сегодня какой-то необычной: на ней было серебристое длинное платье, и волосы убраны в высокую прическу. В последней сцене у Шекспира все счастливо разъясняется, Цесарио превращается в Виолу, и герцог, увидев, какая она хорошенькая, тут же начисто забывает про Оливию и собирается жениться на Виоле. Капитан Сойка посмотрел на Лолу и почувствовал, что завидует шекспировскому герцогу. Он тут же опомнился, сказал себе, что находится на работе, и сурово сообщил Лоле, что отпустить ее не имеет права, она важный свидетель, потому что именно в ее гримуборной только что умер человек.
— И что, интересно, покойная Штукина делала в вашей гримерке? — задумчиво спросил он.
— Понятия не имею! — Лола пожала плечами. — Но догадываюсь. Она вечно шныряла по углам, все вынюхивала, шпионила…
