Дарья Донцова - Бриллиант мутной воды
– Она замуж собралась!
Я уронил расческу.
– Кто?
– Да Николетта! – со слезами в голосе воскликнула Тася. – Совсем обалдела.
– За кого?
– Ваняша, иди сюда, – донеслось из гостиной капризное сопрано маменьки.
– Ступай, щас сам все увидишь, – толкала меня в спину Тася.
В полном недоумении я вошел в комнату. Николетта сидела в глубоком кресле, изящно скрестив затянутые в кожаные черные брюки ноги. Верхний свет был потушен. В углу большой комнаты горел лишь торшер под розовым абажуром. Хитрая Николетта умеет пользоваться освещением, и она великолепно знает, что в полумраке легко сходит за тридцатилетнюю. Сегодня маменька была в ударе. Узкие брюки, ярко-апельсиновый свитер и туфли на огромном каблуке, на голове артистический беспорядок, на создание которого была потрачена бездна денег и времени, а лицо поражало белизной кожи и почти полным отсутствием морщин.
– Очень хорошо, Ваня, что ты решил навестить свою тетку, – железным голосом отчеканила Николетта. – Разреши познакомить тебя с Мишей.
Я глянул в сторону другого кресла и увидел наконец того, ради кого разыгрывался спектакль: отвратительного молодого парня с волосами до плеч. Решив посмотреть на развитие событий, я протянул руку щеголю:
– Очень приятно, Иван Павлович!
Вот вам яркий пример того, что люди называют хорошим воспитанием. Мне было очень неприятно видеть тут этого щеголя. Абсолютно не хотелось подавать ему руку, и еще я не люблю, когда меня величают по отчеству. А теперь вообразите, что я скорчил брезгливую гримасу и заявил:
«Слушай, ты, чего тут расселся? Вали отсюда, пока цел!»
Представляете, какой скандал разгорелся бы! Вот ведь чушь получается: если врешь, значит, умеешь себя вести, скажешь правду – и предстанешь хамом. Но юноша был хуже воспитан, чем я. Он, не вставая из кресла, вяло пожал мою ладонь и сказал нежным тенорком:
– Михаил.
Его лицо порочной обезьянки отчего-то показалось мне знакомым.
– Помнишь, Ваня, мы с тобой гадали, кто же прислал сюда первого января корзину с розами, – щебетала Николетта, – оказывается, это Миша.
Паренек растянул уголки губ. Парадоксальным образом улыбка сделала его лицо совсем омерзительным, но Николетта ничего не замечала.
– Миша полюбил меня с первого взгляда, – щебетала маменька, потряхивая волосами, – но сначала боялся признаться.
– Все звонил и молчал в трубку, – Миша прикинулся влюбленным школьником, – а потом не выдержал и заговорил.
– Он меня у подъезда поджидал, – в полном восторге взвизгнула Николетта. – Представляешь, как я испугалась! Вхожу внутрь, а кто-то бросается на колени и букет протягивает!
Я перевел глаза на огромную напольную вазу, в которой пламенела охапка пожарно-красных роз. Так, наступление разработано по всем правилам.
– Сколько же вам лет? – не утерпел я. – Миша, вы школу закончили?
Мерзкий паренек открыл было рот, но тут Николетта залилась смехом. У маменьки на разные случаи жизни имеется свой смех. На этот раз звучал «колокольчик», этакое легкое девичье «ха-ха-ха», ничего вульгарного.
– Ваняша, какой ты шутник! Миша – артист балета, он танцует в ансамбле. И сразу хочу тебе сказать: я приняла его предложение.
– Какое? – насторожился я.
– Руки и сердца, – заявила Николетта. – Свадьбу сыграем в «Праге», позовем всех, список составим вместе с Кокой. Кстати, она в восторге. Конечно, я немного старше Миши, но для настоящей любви нет преград!
И она картинным жестом протянула кавалеру ручку, белоснежную ладошку, пигментные пятна Николетта свела давным-давно. Юноша вскочил, встал на одно колено и прижался к надушенной конечности губами.
– Любимая, вы делаете меня счастливейшим человеком на свете.
Меня затошнило. Сцена напоминала кадры из идиотских мексиканских сериалов, которые вдохновенно смотрит наша Лена. Но Николетта была в полном восторге.
Глядя, как парочка обменивается страстными взглядами, я попытался сохранить трезвость рассудка. Танцует в ансамбле? Значит, «голубой». Пусть простят меня люди из балетной среды, но ведь подавляющее большинство мужчин, порхающих по сцене в трико, только изображают страсть к принцессам, Золушкам и лебедям. На самом деле их интересуют лица своего пола, это никакой не секрет. Самое интересное, что Николетта об этом хорошо знает.
Миша встал с колен, аккуратно отряхнул брюки и снова сел в кресло. Я постарался сдержать смех. Хорош Ромео. Сначала падает перед дамой ниц, а потом беспокоится об одежонке. Интересно, откуда эта малосимпатичная личность узнала, что Николетту можно запросто «купить», забросав букетами и совершая эпатажные поступки… Хотя… Небось мальчишка профессиональный альфонс. Ну откуда мне знакомо его лицо? Определенно я где-то встречал парня…
– Тася, – заорала Николетта, – неси чай!
Через пару минут стол в гостиной был уставлен яствами. И вот тут я ощутил настоящую тревогу.
Всю жизнь Николетта ведет войну с наступающей полнотой. О маменьке можно сказать много чего, но она демонстрирует чудеса стойкости, если речь идет о внешнем виде. Картошка, мясо, макароны, печенье, пироги, конфеты… Список продуктов, которые Николетта не ест никогда, можно продолжать почти до бесконечности. Легче перечислить то, что она себе позволяет: фрукты, кроме бананов и винограда, овощи, исключая картошку, отварную рыбу, обезжиренный кефир, кофе и чай, естественно, без сахара. Как она не протянула ноги на таком рационе, не знаю, но за всю свою жизнь я не видел маменьку с куском хлеба в руках. Результат, правда, впечатляет. Со спины вы запросто примете Николетту не просто за молодую, а за очень молодую женщину, просто девушку. Впрочем, маменька постоянно недовольна собой и частенько ворчит, глядя в огромное зеркало, висящее в прихожей:
– Я похожа на свинью, отвратительно.
В те редкие минуты, когда собственная внешность кажется ей нормальной, Николетта, как правило, заявляет:
– Никакие таблетки или уколы не избавят вас от бубликов сала вокруг талии и живота. Есть только один способ сохранить фигуру: не жрать.
Подобная целеустремленность и стойкость характера могли бы вызвать уважение, кабы не одна маленькая деталь: Николетта никогда не хотела сидеть на диете в одиночестве. Она сама не ела ветчину и не давала ее ни мне, ни отцу, ни Тасе. Папенька не спорил, он вообще никогда не пререкался с маменькой, наверное, понимал бесполезность всяких споров. Отец просто ехал в Дом литераторов, шел в ресторан и преспокойненько заказывал подвергнутую дома остракизму свиную отбивную с картошкой фри. А вот мне и Тасе приходилось туго. Я вообще впервые начал есть нормально, лишь попав в Литературный институт. Студенты-москвичи избегали ходить в столовую этого учебного заведения, никаких изысков там не подавали, но я с огромным удовольствием уплетал гречку, синеватое пюре и сосиски, вызывая недоумение местной золотой молодежи. Пару раз мне говорили:
– Ванька, пошли в Дом литераторов, там в ресторане прилично кормят.
Но я был по горло сыт «экзотикой». Дело в том, что Николетта обожала и до сих пор обожает принимать гостей. Больше всего ей нравится скользить в красивом платье между людьми, выслушивая с довольной улыбкой комплименты. Сейчас она устраивает вечеринки дважды в неделю, но во времена моего детства ее приятели появлялись, слава богу, не более трех раз в месяц. Более частому их нашествию резко воспрепятствовал отец, который терпеть не мог шума, громкой музыки и посторонних людей в своем кабинете. Поэтому он, всегда уступавший супруге, в этом случае не дрогнул и не сдал позиций, заявив:
– Я работаю дома. Если не отнесу вовремя рукопись в издательство, не получу аванс.
Последнее заявление было чушью. Попав на работу в журнал, я увидел, как редакторы выпрашивают у писателей обещанные рукописи, ноя:
– Ну, Сергей Сергеевич, вы же обещали в июне, а сейчас уже сентябрь… Вам же выдали аванс…
Но, думается, это был единственный способ обрести дома относительный покой. Николетте пришлось подчиниться, и одной из любимейших тем для обсуждения у нее был рассказ о тяготах ярма супруги писателя. Зато, когда наступал «день икс», маменька отрывалась по полной программе. Нанимался повар, и приглашенные восторженно ахали, глядя на стол, который в те, советские, не слишком изобильные времена поражал великолепием. Перепелиные яйца с икрой, маринованный угорь, «конвертики» из семги с лимоном, седло барашка под соусом… Где Николетта добывала продукты – оставалось загадкой. Естественно, меня до пятнадцати лет не выводили к гостям, чему я, честно говоря, был страшно рад. Пока матушка веселилась в гостиной, я делал строго-настрого запрещенные вещи: ложился на кровать прямо в брюках и зачитывался Вальтером Скоттом. Тася приносила воспитаннику тарелку с деликатесами. Так что мой режим питания был более чем оригинален. Каждый месяц я сидел на диете, которая прерывалась «гостевыми» блюдами. Кашу, макароны, картошку, сосиски, яичницу в нашем доме не подавали никогда, и я обожаю эту еду, любые изыски раздражают.
