Дарья Донцова - Бриллиант мутной воды
– Не знаю, – так же тихо ответил участковый, – сам завсегда удивляюсь, ежели труп больше суток лежит, мигом налетят…
Из коридора послышался сдавленный вскрик. Это Люся и Анна Ивановна, не послушавшись стража порядка, все-таки влезли в квартиру. Домоуправ опрометью кинулась назад на лестницу, а молодая женщина стала сползать по стене. Я подхватил ее и выволок на площадку, к окну. Там у распахнутой форточки нервно курила Анна Ивановна. Сигареты у бабы оказались самыми дешевыми, я, как правило, начинал кашлять, унюхав их «аромат», но сегодня был рад ощутить его. Отвратительный запах из квартиры Леры проник на лестницу, и я боялся, что меня сейчас стошнит.
Люся в изнеможении оперлась на подоконник. Домоуправша выкинула в форточку окурок и в сердцах сказала:
– Вот сколько раз говорила ей: «Лера, возьмись за ум!» Нет, каждый день на пьянку-гулянку бегала. Зима, лето – ей все одно. С парнями по двору несется, в сумке бутылки звякают.
– Как же ее с работы не выгнали? – осторожно поинтересовался я.
Анна Ивановна всплеснула руками:
– Господь с вами! Она нигде не работала, баклуши била. На нее вечно соседи жаловались, каждый день до трех ночи музыка гремит, топот, шум, драки…
– На что же она жила?
Анна Ивановна пожала плечами:
– Бес ее знает. Сейчас не прежние времена. Лет двадцать тому назад тут бы все перебывали: комиссии из райкома, проверяющие из милиции… Ей бы категорически заявили: «Иди работать, тунеядка, улицы мети, подъезды мой или за сто первый километр отправляйся!» А теперь ничего такого нет! Сегодня уважают личность! Только где она, а? Пьянчужка и проститутка!
– О мертвых плохо не говорят, – отмерла Люся.
– А разве неправда? – удивилась Анна Ивановна. – Ничего хорошего о Лере и не скажешь! Кстати, у нее сестра есть!
– И тоже алкоголичка? – Я решил продолжить интересную тему.
Анна Ивановна покачала головой:
– Нет, Беата совсем другая. Она, правда, старше Леры, вот только не упомню на сколько, может, лет на семь… Она, похоже, серьезная девушка, работает где-то. Одета прилично, но тут редко бывает.
– Отчего же Лера такая?
Анна Ивановна тяжело вздохнула:
– А бес их разберет, детей этих. Вон у меня двое. Старший сын нормальный совсем, учителем работает, уважаемый человек. Младший же… – Она махнула рукой. – Чего говорить-то! С четырнадцати лет по зонам мотается! А ведь оба от одних родителей, и воспитывали мы их одинаково… Беата не захотела с сестрой вместе жить, когда у них мать померла, оно понятно почему. Жилплощадь родительскую девки разменяли. Лерке досталась квартира в нашем доме, а та в другое место уехала. Ясное дело, осталась девчонка глупая одна, ну и понеслась с горы.
– Сестры не дружили?
– Чужая семья потемки, – перефразировала поговорку Анна Ивановна. – Беатка тут редко бывала, может, раз в полгода. С другой стороны, я в подвале сижу, много чего не вижу.
– Хорошо еще детей у нее не осталось, – фальшиво вздохнул я. – Такие девушки частенько рожают неизвестно от кого, а несчастных младенцев сдают государству!
– У Леры хватило головы не сделать подобного, – перебила меня Анна Ивановна, – похоже, совсем разум она не потеряла.
– Зато Беата сумасшедшая, – неожиданно влезла в разговор Люся. – Она, великолепно зная, что за фрукт ее сестрица, доверила той свою дочь! Нянькой Леру наняла!
– Да ну? – удивилась Анна Ивановна. – Отчего же я не знаю?
– Не можете же вы в каждую щель свой любопытный нос засунуть, – моментально схамила Люся. – Вот про меня гадости постоянно говорите…
– Господь с тобой, Люсенька, кто…
– Ой, перестаньте, – ринулась в атаку девушка, – за примером далеко ходить не стану. Только вчера вы сказали Зое Михайловне из двенадцатой квартиры, что я на панели шубу заработала! Думаете, она мне тут же не сообщила о вашем навете? Знаю, знаю, отчего беситесь! Доченьку свою никак замуж не пристроите, никто не хочет красоту ненаглядную за себя брать, даже богатое приданое не помогает…
Анна Ивановна побагровела, я испугался, что сейчас начнется жаркий скандал, и попытался вернуть беседу в прежнее русло:
– Говорите, старшая сестра доверила младшей ребенка? В такое верится с трудом.
– Да уж, – неожиданно мирно ответила Люся, – я случайно узнала. Как-то раз иду домой от остановки, а навстречу Лера. Одета хорошо, пальто новое, сумочка, и ведет за руку девочку, настоящего оборвыша, слезы смотреть!
Люся очень удивилась и спросила соседку:
– Откуда у тебя ребеночек? Неужто родила тихонько?
Лера засмеялась:
– Что я, дура совсем, спиногрызом обзаводиться? Это дочка Беаты, меня сестра нянькой наняла, деньги платит…
Люся удивилась, но ничего не сказала.
Анна Ивановна брезгливо поджала губы:
– Кому, интересно, квартира теперь достанется?
– Да уж не вам, – хмыкнула Люся, – не надейтесь, привыкли людей обдуривать! Знаю, знаю, с чего живете! Умрет кто из одиноких, надо бы жилплощадь государству отдать, а вы чеченцев без прописки на нее пускаете…
– Как ты… – начала было, синея от злобы, Анна Ивановна, но тут послышались голоса, и появилась бригада, вызванная участковым.
Дома я оказался лишь около восьми, потому что сначала ждал, пока милиционеры приступят к опросу свидетелей, а потом давал показания. Правды я им, естественно, сообщать не стал. С самым невинным видом заявил, будто приехал от фонда «Милосердие».
– Письмо мне велели проверить. Женщина просит материальную помощь для себя и семерых детей, проживает в сороковой квартире.
– Сходи, Гена, посмотри, – велел мужчина, записывающий мои показания.
Один из милиционеров кивнул и испарился. Вернулся он через мгновение.
– В сороковой квартире таких нет.
Я вздохнул:
– Вот-вот, очень частое дело. Знаете, сколько жуликов встречается? Пишут разным богатым и известным людям жалостливые письма с просьбами. Начнешь выяснять, и оказывается: адрес неверно указан. Мы всегда, если просят отправить перевод на абонентский ящик, настораживаемся и едем смотреть, что к чему.
Мужчина попросил меня расписаться и сказал:
– Спасибо, Иван Павлович. Извините, что задержали вас.
– Ничего-ничего, понятное дело, такое несчастье. Она покончила с собой?
– Нет.
– Это можно так сразу сказать?
Страж порядка хмуро закрыл планшет.
– В данном случае да. Никогда не встречал еще самоубийцу, который бы выстрелил в себя три раза, а потом спрятал пистолет так, чтобы его не нашли…
– Может, во дворе зарыла, – глухо предположил я.
Милиционер неожиданно улыбнулся:
– Иван Павлович, вам лучше ехать домой…
Глава 18
К себе я прибыл разбитый морально и физически. Отчего на душе было гадко, думаю, объяснять не надо. Еще после занятий в клубе отчаянно болели ноги, ломило спину и сводило шею. Я отчитался перед Норой, получил распоряжения на завтрашний день и пополз в спальню, в носу прочно поселился отвратительно сладкий запах гниения.
Упав в кресло, я хотел взять книгу, но тут раздался звонок.
– Ваня, – затараторила Николетта, – где ты шлялся весь день? И зачем тебе мобильный, если трубку не берешь? Звоню, звоню… Безобразие! Вдруг мне плохо! Так и умру, не успев с тобой попрощаться!
– Но ты же жива, – попытался отбиться я.
– Пока, – отчеканила маменька, – еле жива.
– Если у тебя болят ноги и руки, то это не страшно. Вы вчера с Кокой переусердствовали на тренировке.
– Чувствую себя превосходно, – возмутилась матушка, – никаких болячек и в помине нет! С какой стати мне разваливаться на части, попрыгав полчаса в зале?
Я с трудом разогнул спину и хотел ехидно спросить: «К чему же тогда разговоры про близкую кончину?» – но удержался.
– Ваняша, – торжественно заявила Николетта, – немедленно приезжай.
– Зачем?!
– Надо!
– Извини, пожалуйста, но…
– Немедленно!!!
– Уже поздно.
– Что за чушь ты сегодня несешь, – обозлилась матушка, – всего восемь часов! У людей только жизнь начинается!
Вы пробовали когда-нибудь остановить руками несущийся паровоз? Тяжело вздохнув, я вытащил из шкафа свежую рубашку. Николетта бывшая актриса, хотя что это я такое говорю? Какая бывшая! Лицедеи не выходят в тираж. Перестав изображать страсть на сцене, они начинают разыгрывать трагедии в жизни. Маменька, во-первых, привыкла всегда быть в центре внимания, а во-вторых, она по старой театральной привычке укладывается спать за полночь. Ей не приходит в голову, что человек, вставший в семь утра, к десяти вечера теряет бодрость.
Дверь, как всегда, открыла Тася. Увидав меня, она сделала круглые глаза и жарко зашептала:
– Ой, Ванечка! Наша-то! Совсем ума лишилась! Хорошо, что ты приехал. Ох, чует сердце, быть беде. Велела передать: она тебе не мать, а тетя!
– В чем дело? – насторожился я.
Тася частенько впадает в меланхолию, но связаны ее мрачные чувства, как правило, с состоянием здоровья. К капризам хозяйки домработница относится философски. За долгие годы совместной жизни горничная привыкла к непредсказуемости Николетты.
