Иоанна Хмелевская - Зажигалка
Следователь невольно подивился такому обилию проклятий, излитых одним духом, и все на букву «г». Он даже попытался записать их для памяти, но нельзя терять время, надо пользоваться возможностью услышать еще что-нибудь путное от эрудированной свидетельницы.
— Кто? — перебивая женщину, прокричал он. — Кто она?
— Как кто? Да Кристина, его бывшая жена. Не хотела отцепиться от него, не хотела, не хотела!!!
И вот не прошло и часа, а точнее — за сорок пять весьма продуктивных минут комиссар узнал следующее:
Жених Элизы Вендзик здесь абсолютно ни при чем, это размазня, каких свет не видел, тихий, послушный и привязчивый, он способен только стенать, причитать и умолять на коленях, а всякие действия настоящего мужчины ему так же чужды, как, скажем, китайский язык.
Разведенная жена покойника какими-то неизвестными Элизе средствами заставляла Мирослава постоянно с ней встречаться, и он подчинялся этой бабе и летел к ней по первому же требованию, выполняя все ее пожелания.
Гиена выдрала из него деньги, ему не принадлежавшие. Заставляла его знакомиться с какими-то жуткими мафиозными хамами, чтобы испортить бедняге репутацию в обществе, лишить его возможности зарабатывать честным путем, чтобы он потом клянчил у нее же кусок хлеба. Заключила пакт с его отвратительной сестрой, так что бедняге приходилась скрывать от вредной сестры свои искренние чувства. Не могла примириться с прочной связью Миречека с ней, Элизой, а ведь она для него — все, небо и земля, рай и залог новой, лучшей жизни, на нее одну Миречек мог положиться, за ней как за каменной стеной, к ней примчаться в трудную минуту, она же, Элиза, все терпела, даже рисковала, не думая о последствиях, выполняя все просьбы любимого из последних сил. И молчала как могила!
Тут зареванная Элиза вроде как немного спохватилась, но следователь уже успел ухватить конец нити. Так что же такое недозволенное свидетельница делала для покойного? Естественно, вопроса в лоб не задал, но с почти искренним сочувствием поинтересовался у бедной обманутой женщины, зачем она сегодня звонила пану Кшевцу.
— Я сделала ему анализы. Он сказал — срочные!
— Какие анализы? Чего?
— Вредителей растений… паразитов… это вовсе не гриб…
Тут Элиза задохнулась от очередного спазма отчаяния, но слезы уже не катились градом, и она даже вполне осознанно взглянула наконец на человека, который с ней говорил. Что ж, комиссар внешне выглядел вполне достойно, был мужчиной, скорее парнем, интересным, лицо умное, благородное, в данный момент сочувствующее, так что любой женщине глядеть на него было бы приятно. Элиза Вендзик не была исключением.
— Но вы никому не скажете? — вдруг забеспокоилась она. — Возможно, я и не имела права, ведь это растения, а я занимаюсь анализами для людей, но, поверьте, я соблюдала все меры предосторожности. Делала их совсем отдельно! И никогда больше… никогда в жизни… А Мирек убит! О боже!
Рыдания возобновились со страшной силой, однако следователь уже пер напрямик, памятуя о своих служебных обязанностях и изгнав из сердца жалость.
— И как часто вы делали эти… растительные анализы?
— Да нет… откуда? Только в последнее время… раза три… ну, может, четыре. Я знаю, что не имею права, что не должна была так поступать… И если вы проговоритесь, меня вышвырнут с работы! Я не хочу! Я умею и знаю! Я люблю свою работу! И больше никогда в жизни!..
Учитывая гибель пана Мирека и пережитый лаборанткой стресс, в этом ей можно было поверить. Вряд ли Элиза Вендзик примется опять за запрещенные анализы, во всяком случае в ближайшее время. Комиссар не мог обещать ей вечного молчания, но, как человек честный, пообещал то, что в его силах. Просто так не проболтается.
— Разве что в случае крайней необходимости, сами понимаете — убийство, мы же должны найти убийцу. И вообще вся полученная информация используется нами только для служебных нужд. Полиция не имеет привычки распространять сплетни направо-налево: и посторонним людям, и учреждениям. У вас при себе список сделанных анализов или он только в компьютере?
— Да бог с вами, в компьютере я все стерла. У меня распечатки… Всё…
Все еще сомневаясь, что ему эта добыча понадобится, следователь принял из рук заплаканной Элизы толстый конверт и, пользуясь случаем, ненароком поинтересовался фамилией нерасторопного жениха. Без труда получил и фамилию и адрес, после чего, не теряя времени и взятого темпа, помчался к следующей свидетельнице. По дороге получил информацию о другом неудачнике, звонившем безрезультатно пану Кшевцу, Альберта Ковальского опер прихватил в тот момент, когда тот подъехал к своему дому, наверное после работы. Между распахнутыми воротами и входом в дом встретились упомянутые Ковальский и опер, а также дама, выглянувшая из двери и выскочившая навстречу приехавшему. Как оказалось, пани Ковальская, супруга подозреваемого. Ну, не так уж сразу подозреваемого, скорее пока свидетеля. А может, вообще клиента покойного, ни в чем не повинного.
И все трое одновременно заговорили.
— Ну и что? — нетерпеливо выкрикнула дама.
— Вы ко мне? Слушаю вас, — сказал пан Ковальский.
— Вы звонили сегодня Мирославу Кшевцу? — сразу взял быка за рога опер.
Ковальский оказался в самом трудном положении, ему были заданы сразу два вопроса.
Жена повторила свой, причем очень напористо, так что Ковальский начал с нее.
Раздраженно ответил женщине:
— И ничего. Опять не дозвонился.
— Как это? Такого быть не может! Ведь это фирма! Никто из фирмы тебе не ответил?
— Ответил. Автоответчик. Что его нет. А один раз какой-то тип спросил, что мне от него нужно, так я разозлился и заорал — деревья! Деревья нужны! Но этот кретин не мог мне сказать ничего существенного.
— А по сотовому?
— То же самое. Не может подойти и в чем дело. Отвечаю — из-за деревьев звоню. Сколько можно ждать, желаю ему лично высказать все. что о нем думаю…
— Почему только деревья? А кусты забыл? Это аферист, я тебе еще тогда говорила! И какого черта ты ему дал задаток?
Тут разозлился пан Ковальский:
— Не ты говорила, это я тебе еще в самом начале говорил, что не верю я этому человеку, сразу видно — проходимец, пройдоха и мошенник! А ты ему поверила, потому что он рассыпался перед тобой мелким бесом, ты велела дать ему задаток, да покрупнее! А я тебе еще тогда говорил!
— Что говорил, что говорил? Молчал, как камень! Он тебя серебряными елями покорил. Глаза тебе эти ели застили! И ты растаял, как масло на солнце!
— Ага, так это я ему готовил чаек, кофеек, приносил коньячок? — выходил из себя муж.
— Да что с тобой, дурнем, говорить! — только и нашла что ответить дама и скрылась в доме, со стуком захлопнув за собой дверь.
— Она скоро дом разнесет, — проворчал Ковальский, отирая пот с лица. — Жена ему поверила, а я еще тогда сомневался… Ага, вы ко мне? Слушаю вас.
Что Ковальский сомневался, так полицейский ему не поверил, уж слишком неуверенно твердила об этом очередная жертва мошенника. Детектив уже много знал о покойнике, и понял, что в данном случае тому удалось навесить лапшу на уши и жене и мужу, обвести обоих вокруг пальца, хотя, возможно, в разных случаях. И допрос детектив начал с того, что выразил потерпевшему понимание и полную солидарность с его негодованием.
Вскоре он уже знал, что пан Кшевец, найденный по объявлению в газетах, обязался доставить и посадить конкретные растения в конкретном месте, получил длинный список желаемых растений, после чего, получив деньги и доставив всего три экземпляра из этого списка, и то не совсем такие, какие требовались, стал как-то увертываться и скрываться от заказчиков. Сегодня пошел пятый день, как он только обещает и извиняется. Именно на сегодня назначил совсем уже окончательный срок, обещался все представить в лучшем виде, и его нет! А ямы для двух больших деревьев уже выкопаны, и все готово, и во что это обойдется, лучше не думать. Он, Ковальский, давно бы махнул рукой на этого явного мошенника, никаких нервов не хватает, но жена уперлась, не может она от этого типа отказаться. Ну и конечно, задаток…
Опер не знал, как лучше поступить — лишить несчастного последней надежды или оставить его в заблуждении. Нет, это будет не по-человечески. Если же именно супруги Ковальские лишили жизни садовода, то им давно надо плавиться от счастья в изобилии «Оскаров» и миллионов в Калифорнии, раз уж они такие прекрасные артисты, а не прозябать со своим несчастным участком на задворках Европы. Да он скорее себя бы заподозрил в убийстве афериста, чем этих двух…
Так что он лишил иллюзий пана Ковальского, и теперь испрашивал у начальства прощения за свою излишнюю мягкотелость. Начальство не очень его ругало.
А Вольницкий продолжал мчаться к Кристине Кшевец.
Женщина оказалась дома и занималась какими-то водными процедурами, так как открыла ему в халате. Голова туго обвязана полотенцем, лицо только что вымыто, без макияжа. Открыла дверь и вопросительно взглянула на комиссара.
![Иоанна Хмелевская - Дело с двойным дном [Версия про запас]](/uploads/posts/books/161728/161728.jpg)
![Иоанна Хмелевская - Версия про запас [Дело с двойным дном]](/uploads/posts/books/162468/162468.jpg)