Галина Куликова - Невеста из коробки
— Ты что, белены объелся? — приблизив к нему голову, шепотом спросила Мила. — Они еще ничего не сказали. Ну-те-с, ребята, — обернулась она к иностранцам и, потерев руки, схватилась за меню, которое поднес подоспевший официант. — Поглядим, чем тут можно заморить червячка.
Переводчик вяло заговорил по-французски.
— Ага! — обрадовалась Мила. — Я вас вычислила. Раз вы из Парижа, сжалимся над вами и французского заказывать ничего не станем.
— Это японский ресторан, — скучным голосом подсказал переводчик.
— Тут что, подают ядовитую рыбу?
— Может быть, у вас есть что сказать господам? — поинтересовался тот, не моргнув глазом.
— А что они хотят услышать? — вперив взор в меню, между делом спросила Мила.
— Хотят услышать, что вы принимаете их условия.
— Ха! Да о чем разговор! — обрадовалась она. — Скажи им, что принимаю. — Повернувшись к иностранцам, она с широкой улыбкой повторила:
— Конечно, принимаю! Такие обаятельные люди! Чего ж не принять?
Она огорчилась, вспомнив, что фляжка Листопадова осталась в кармане куртки. Впрочем, был шанс, что кто-нибудь из мужчин закажет выпивку. Те уже оживились, толстый мигом перестал потеть и раздвинул, насколько мог, маленький красный ротик, чтобы при помощи улыбки показать, как он доволен и рад. Они наперебой принялись делать Миле комплименты, которые переводчик неохотно и коряво воспроизводил на русском языке.
— Хочу «нидзимасу насу хасамияки», — сказала Мила. — Не знаю, что это, но хочу.
— Это жареная форель с баклажанами, — пояснил кислый переводчик.
— Вы и японский знаете?
— Да нет, просто часто приходится болтаться по ресторанам. На вашем месте я заказал бы яки-тори, дешевле выйдет.
— Что значит — дешевле? — насторожилась Мила. — Мне-то какое должно быть дело? Разве господа не собираются оплатить ужин?
— Так это ж вы их пригласили! — удивился переводчик.
— Да? Ну, хорошо, хм. Я просто забыла. — Мила прикинула, что лучше подобру-поздорову смыться, хотя форель с баклажанами ее очень привлекала. Надо сказать, ей совершенно расхотелось устраивать Гуркину сцену. Почему-то Миле стало казаться, что в таком месте хорошего скандала не получится. Здесь слишком тихо, слишком цивильно и полно людей, которые смогут задушить этот скандал на корню.
Она поднялась на ноги, громко отодвинув стул, и сказала:
— Извините, пардон, но мне нужно ненадолго отлучиться.
Французы тоже вскочили, переводчик же остался сидеть, глядя на нее с нескрываемым подозрением. Миле предстояло пройти через весь зал, поскольку их столик находился возле самого окна. Но едва она сделала несколько шагов по проходу, как увидела Гуркина и блондинку, которые медленно двигались в сторону зала через холл. Блондинка задержалась перед зеркалом, чтобы поправить прическу. Этой минуты Миле хватило для того, чтобы принять стратегическое решение. Она уронила сумочку на пол и, тихонько ойкнув, присела на корточки. Потом сделала рывок влево и нырнула под соседний столик, с которого почти до пола свисала скатерть.
Под столом обнаружились мужские ноги в блестящих ботинках и женские в красных сапожках. Ноги в сапожках были изящно скрещены, ботинки же стояли параллельно друг другу и нервничали, мелко притопывая. Усаживаясь за стол, их обладатель как следует поддернул брюки, открыв взору Милы шикарные носки. За резинку правого была заткнута свернутая стодолларовая купюра. "Вот где мужчины прячут заначки! — обрадовалась своему открытию та и, недолго думая, ласкающим движением положила руку на коленку «лаковым ботинкам». Ботинки дрогнули. Уверенная, что верхняя часть мужчины сейчас пожирает глазами свою спутницу, Мила осторожно вытащила деньги из носка и, стуча локтями и коленями по полу, переползла под соседний столик.
Здесь было гораздо теснее. Кроме того, компания подобралась явно не слишком дружественная. Когда Мила втиснулась в пространство между нижними конечностями ужинающих, задев всех по очереди, те стали боязливо поджимать ноги.
Перебежка из-под второго столика под третий прошла с осложнениями. Какой-то тип приподнял скатерть и заглянул под нее.
— Салют! — сказала Мила. — Я уже уползаю. Ничего страшного. Просто не хватило десятки заплатить за ужин. Слишком разыгрался аппетит.
Она изобразила светскую улыбку и отправилась дальше. Блондинка все еще прихорашивалась, когда к стоявшему в ожидании Гуркину бесшумно подплыл вездесущий метрдотель и, понизив голос, сказал:
— Простите, Андрей Валентинович, у нас тут возникли кое-какие проблемы.
Он сделал преувеличенно скорбное лицо, и Гуркин тут же насторожился.
— Что такое? — спросил он, хмурясь.
— Ваша, гм… жена бегает по залу на четвереньках. Это, конечно, не украшает вечер и пугает гостей. Пока мы не рискнули ее остановить…
Гуркин мгновенно обернулся, посмотрел на блондинку, которая сосредоточенно склеивала и расклеивала губы, чтобы наилучшим образом распределить помаду, и медленно начал наливаться краской. Метрдотель правильно оценил произошедшую в нем перемену и поспешно добавил:
— Ваша вторая жена. По крайней мере, она так представилась. Вон-вон, глядите, — оживился он, мотнув головой в сторону зала. — Она снова пробежала.
— Если это шутка, — начал Гуркин таким сдавленным голосом, словно галстук на его шее был затянут слишком туго, — то она зашла слишком далеко.
— Помилуйте, какие уж тут шутки! Она ужинала с иностранцами, с французами… И переводчик с ними.
— Элла! — позвал Гуркин, повернувшись к блондинке. Та подошла и взяла его под руку. — Пойдем к французам, они, оказывается, давно уже там.
— Ну, подождали немного, — равнодушно ответила та. — Ничего страшного не случилось.
— Надеюсь, — пробормотал Гуркин и с тревогой посмотрел на метрдотеля.
Тот тоже отправился в зал, пристроившись у парочки в хвосте. Как только они миновали первый столик, из-под него выскочила Мила и метнулась в холл. Гардеробщик, уверенный, что Гуркин заплатит за всех своих женщин, только саркастически ухмыльнулся и подал ей верхнюю одежду.
— Послушайте, — сказала Мила, воровато озираясь по сторонам. — Не могли бы вы кое-что для меня прояснить?
Она расправила украденную стодолларовую бумажку и протянула гардеробщику. Тот поднес ее к глазам и внезапно принюхался.
— Она немного пахнет мужскими ногами, — сообщила Мила. — Но при этом, безусловно, настоящая.
Гардеробщик сделал незаметное движение кистью, и бумажка исчезла навсегда.
— Что вас интересует?
— Не что, а кто. Андрей Валентинович. Гуркин. Он, как я поняла, тут частый гость?
— Раз в неделю точно появляется, — согласился гардеробщик.
— А эта блондинка?
— Его жена. Элла Гуркина. Не знаю, сколько зарабатывает сам Андрей Валентинович, но супруга его стоит очень дорого. У нее собственный бизнес. Железная женщина, скажу я вам. Частенько ведет здесь деловые переговоры.
— Что еще вы про нее знаете?
— Ничего, — пожал плечами гардеробщик.
— А про него?
— Он неравнодушен к блондинкам, — тонко усмехнулся тот.
— И это все?!
— А вы на что рассчитывали? На милицейское досье? — оскорбился гардеробщик.
Увидев краем глаза, что метрдотель возвращается обратно, Мила только махнула рукой и поспешила ретироваться. На улице было холодно, Листопадов бродил возле двери ресторана и гонял камушек.
— Он женат! — бросилась к нему Мила. — Он отвратительно, подло женат! Причем его жена — богатая женщина! Ты бы видел, Саша, его костюм! Его рубашку! Его туфли стоят примерно столько, сколько подержанная машина! От него пахнет «Черутти»! А когда он приходит ко мне, от него несет дешевым мылом и бедностью!
Захлебнувшись восклицательными знаками, Мила упала Листопадову на грудь. Тот похлопал ее по спине и, взяв за шиворот, повел к машине.
— Умоляю вас страдать дома! — прокряхтел он, запихивая Милу на переднее сиденье. — Сейчас отвезу вас обратно. И не обижайтесь на добрый совет — незачем следить за мужчинами. Чем меньше о них знаешь, тем крепче спишь.
— Какой сон! — воскликнула Мила, нащупывая в кармане фляжку Листопадова. — Без снотворного я сегодня, конечно, не засну.
— А вот снотворное я, пожалуй, заберу обратно, — не согласился тот, косясь на фляжку. — Уверен, что оно не понадобится, и, как только вы коснетесь головой подушки, тут же заснете.
— Сначала мне нужно повидать Глубоководного, — скорбно сказала Мила.
Листопадов усмехнулся. Его забавляла фамилия, которую соорудил Константин на базе собственной.
Константин оказался дома. Вернее, в квартире на третьем этаже, которую они с Борисом сняли для проведения своего кустарного расследования. Распахнув дверь и увидев на пороге взволнованную Милу в куртке нараспашку и в обтягивающем платье, он сильно смутился и даже на секунду потупился.
— Послушайте, Константин, — решительно сказала она, переминаясь с ноги на ногу. — Мне нужно сказать вам кое-что важное.
