Наталья Александрова - Блондин на коротком поводке
Я не заметила, что произнесла последние слова вслух. Шурик фыркнул:
— Наконец-то до тебя кое-что дошло!
— Что ты хочешь этим сказать? — удивилась я. — Что же мне — притворяться полной идиоткой, чтобы мужчинам нравиться?
— Я совсем не это имел в виду, — испугался он, — не надо меняться, мне с тобой тогда скучно будет.
— Ладно. — Я подошла к нему и погладила по волосам. — Давай мириться. Ты ужасно храбрый и умный, только я еще к тебе такому не привыкла.
Он засопел и упорно глядел вбок, потом неожиданно обхватил меня руками и поднял вверх.
— Если нужно, я их всех передушу, как кротов! — сказал он. — Пускай только попробует эта мерзкая семейка сделать тебе что-нибудь плохое…
— Кроты хорошие! — возразила я. — Они пользу приносят… кого-то там в земле кушают…
Таким образом, последнее слово все-таки осталось за мной.
Я проснулась рано, потому что замерзла. Отопление уже отключили, и в квартире стояла жуткая холодина. Дождя на улице не было, но дул сильный ветер, из окна видно, как деревья гнутся чуть не до земли.
Когда я вышла из ванной, где проторчала минут сорок под горячим душем, Шурик уже заваривал кофе. На сковородке жарился омлет с ветчиной, и два куска хлеба были намазаны маслом.
Я привычно удивилась, до чего же он хозяйственный и готовить умеет. Просто золото, а не муж будет! От этой мысли кусок застрял в горле. Мы с ним еще даже не спали, а я уже думаю о замужестве. То есть я совершенно о нем не думаю, вернее, думаю, но не так!..
— Ты подавилась? — заботливо спросил Шурик. — По спине постучать?
— Не надо, — буркнула я, — лучше давай подумаем, в каком виде мы явимся в галерею.
— Что тут думать? — Шурик показал мне удостоверение, которое он утащил у парня в моей квартире. — Будем бить врага его же оружием! Скажем, что горничная обворовала Гусаровых и мы ее ищем, что кража в особо крупных размерах, оттого ею занимается не милиция, а мы — сотрудники очень важной конторы.
— И как же они выглядят, сотрудники компетентных органов? Ты на всякий случай сделай невыразительную физиономию, курточку надень какую-нибудь незаметную — и дело в шляпе.
— Ну, если судить по сериалам, — подхватил Шурик, — то там очень даже симпатичные девушки служат, так что ты макияж сделай поярче и паричок не забудь…
Галерею современной живописи и скульптуры с красноречивым и абсолютно соответствующим действительности названием «Варварское искусство» мы нашли очень быстро.
Она располагалась в красивом доме с колоннами середины девятнадцатого века, и его огромные витрины с выставленными в них образцами того самого варварского искусства, на котором специализировалась галерея, очень плохо сочетались с классическим фасадом здания.
Я выбралась из стареньких Сашиных «Жигулей» и решительно устремилась в дверь, он топал за мной.
Внутри было светло, прохладно и тихо.
Этими положительными характеристиками достоинства художественной галереи исчерпывались. Все остальное, на мой непросвещенный взгляд, было ужасно.
Справа от входа на стене красовалось поразившее мое воображение полотно (если, конечно, к такому шедевру применимо название «полотно»), представлявшее собой приколоченный двумя огромными ржавыми гвоздями к куску холста грязный полосатый мужской носок.
Гвозди, судя по всему, тоже несли большую художественную нагрузку. Вся композиция была помещена в пышную золоченую раму, которая выглядела в таком соседстве достаточно нелепо.
Под этим произведением висела не вносившая большой ясности табличка с надписью: «Прохор Желтоногов-младший. Композиция номер сто четырнадцать. Тайные смыслы».
Повернувшись в другую сторону, я увидела еще одно «полотно» в такой же пышной раме, отличавшееся от первого тем, что вместо полосатого носка к куску холста был прибит белый застиранный хлопчатобумажный бюстгальтер неописуемого размера.
В обоих произведениях искусства чувствовался единый стиль и, если можно так выразиться, рука одного и того же мастера.
Подойдя поближе, я убедилась в справедливости этого предположения, потому что под вторым шедевром красовалась отпечатанная типографским способом табличка: «Прохор Желтоногов-младший. Композиция номер сто двадцать восемь. Тайные желания».
Мы с Шуриком, которого я все никак не могла привыкнуть называть Сашей, переглянулись и с большим трудом сдержали смех.
В это время откуда-то сбоку, из-за огромной ржавой металлической хреновины, показалась очень живописная парочка.
Впереди шел, покачивая в такт ходьбе внушительным животом, дородный мужчина лет тридцати пяти с бритым могучим загривком в жирных складках и маленькими круглыми поросячьими глазками, теряющимися на плоском широком лице, как московские археологи в бескрайних калмыцких степях. Шею этого поразительного персонажа охватывала золотая цепь толщиной с якорную.
Следом за этим былинным богатырем вприпрыжку поспевала тощенькая девица в модной розовой кофточке и мини-юбке, с жидкими волосами, выкрашенными во все цвета радуги. Стараясь не отставать от могучего посетителя, она в то же время торопливо выговаривала заготовленный заранее рекламный текст:
— Здесь вы видите лучшие произведения зрелого периода Прохора Желтоногова-младшего. В этот период, преодолев серьезный творческий кризис, мастер пришел к поразительному художественному лаконизму и строгости решений, одновременно сохранив эротическую энергию и динамизм своих работ предыдущего периода…
— Чего? — толстомясый остановился и уставился на девушку маленькими глазками. — Чего там у него, типа, эротическое?
— Вот, — оживилась девица, — обратите внимание, что если «Композиция номер сто четырнадцать» несет в себе глубокий нравственно-философский подтекст, — она указала на грязный носок, — и воплощает представления художника о жизни… ведь не случайно представленный здесь артефакт имеет полосатую структуру, символизируя соединение в жизни темных и светлых сторон, то в «Композиции номер сто двадцать восемь» воплощен мощный заряд глубинного эротизма, — она ткнула указкой в гигантский лифчик…
— Ни фига себе размерчик! — оживился посетитель. — Вот это конкретная вещь! Это я понимаю!
— Вы замечательно почувствовали творческий замысел художника, — с новыми силами защебетала девица, решительно стряхнув своими разноцветными волосами. — В этой композиции, помимо непрерывного поиска идеала, поиска вечной женственности, автор воплотил тоску по истинно русским ценностям, тоску по нашему славному прошлому… Это выражено как в материале артефакта, — девица осторожно прикоснулась указкой к застиранной грязно-белой ткани лифчика, — так и в его размерах, навевающих воспоминания о чем-то былинном, исконном, вечном, подлинном, воспоминания, хранящиеся у каждого из нас на подсознательном, больше того — на генетическом уровне, воспоминания, впитанные с материнским молоком…
— Ты, это, побольше насчет эротики, конкретно! — потребовал клиент. — А всяких умных слов мне не надо, не люблю, когда меня грузят!
Он подошел ближе к «Композиции номер сто двадцать восемь» и одобрительно крякнул:
— Реальный размерчик!
Затем повернулся к разноцветной девице и спросил:
— А сколько, типа, эта хрень стоит?
— Восемнадцать тысяч условных единиц, — тихо прощебетала девушка, скромно потупившись.
— Чего? — пробасил клиент, побагровев. — Сколько?
— Восемнадцать тысяч, — еще тише повторила испуганная девица, отступая на полшага. — Если вам это кажется слишком дорого, вы можете поговорить с хозяйкой. Может, она сделает вам, как настоящему ценителю искусства, значительную скидку…
— Чего? — проревел клиент, еще больше багровея. — На фига мне твоя скидка? Я что, лох или нищий какой-нибудь? Мне Толян говорил, что он у вас за сорок пять штук баксов какую-то хреновину купил, а ты мне дешевку подсовываешь! Да надо мной пацаны смеяться будут, если я такую дешевку куплю! Ты мне что-нибудь стоящее покажи!
— Может быть, ваш друг приобрел у нас одну из работ Прохора Желтоногова-старшего? — пискнула девица, отступая к стене.
— Какой еще друг? — толстомясый еще больше раздулся.
— Ну, о котором вы сейчас говорили… который делал у нас покупку… кажется, вы сказали, что его зовут Толян?
— Да какой он мне друг! — Маленькие глазки толстяка загорелись недобрым огнем. — Я таких друзей в гробу видал! С чего это ты взяла, мочалка крашеная, что Толян мне, типа, друг?
— Нет, извините, — пропищала вконец испуганная девица, — извините, я вас не так поняла…
— То-то, теперь извиняешься! — Громила немного успокоился. — Ты базар-то фильтруй, а то ведь и ответить за него придется… Ну, чего ты там говорила — у вас его папаша, что ли, имеется?
