Лиза Лутц - Семья Спеллман расследует…
– Предупреждаю, я не смогу бросить работу.
– Если мы велим тебе бросить, ты бросишь. Как миленькая.
– Вы глубоко заблуждаетесь.
Мама вопросительно посмотрела на отца. Тот кивнул, и она продолжила:
– У нас для тебя есть дело. Это и интересно, и безопасно. Но ты должна понимать, что мы разрешаем тебе только эту работу, никакую другую. Начнешь самовольничать – будешь сидеть дома до восемнадцати лет. Усекла?
– Усекла. Что за работа?
– Мы хотим, чтобы ты проследила за сестрой, – сказал папа.
– Мы должны знать, с кем она встречается, – добавила мама.
Рэй молчала, пока отец излагал ей правила игры.
– Работа не должна мешать твоей учебе. Дома ты обязана быть вовремя. Не важно, куда поедет Изабелл, в восемь вечера ты приходишь домой.
– Раньше было в девять…
– А теперь нет! – отрезала мама. – Тебе еще интересно?
– Поговорим о деньгах, – предложила Рэй.
Пообещав дочери дополнительный доллар в час за риск и сверхурочные, родители заключили с ней сделку.
Сестра шпионила за мной три дня, прежде чем я ее застукала. Должна сказать, удар по моему самолюбию был ничтожен по сравнению с тем, что пережила мама, когда ей открылась правда. Сперва она просмотрела фотографии и даже отметила, что мой друг – красивый, воспитанный мужчина. Но потом Рэй вручила ей последний снимок.
– Мам, только не волнуйся, – предупредила та.
Оливия вырвала из ее рук фото, на котором был изображен вход в офис Кастильо.
– Он что, стоматолог? – спросила мама.
– Да, – ответила Рэй. – Но очень милый…
Ровно через месяц после Нормального свидания № 1 терпение Дэниела подошло к концу. Он поставил мне ультиматум:
– Я хочу познакомиться с твоей семьей.
– Зачем? Они совершенно неинтересные люди.
– Все равно, я требую встречи с твоими родителями.
– Или?
– Что «или»?
– Ну, невыполнение требований обычно чем-то грозит.
– Конечно.
– И чем? – спросила я, надеясь на ответ в духе «Я больше никогда не приготовлю тебе ужин».
– Если в течение недели ты не познакомишь меня с родителями, мы расстанемся.
– Нет, мы расстанемся, если я познакомлю тебя с родителями.
Дэниел закатил глаза и тяжко вздохнул.
– Твои папа с мамой всю жизнь посвятили прекрасному делу. Разве они могут быть такими чудовищами?
– Ты никогда не видел живого учителя?
– Изабелл, это ультиматум. Познакомь меня с семьей – или между нами все кончено.
Видимо, ультиматумами пахло в воздухе, поскольку на следующий день мама поставила мне второй.
– Милая, если ты в течение недели не познакомишь меня с другом, я выслежу его и представлюсь сама.
Когда я утром спустилась на кухню, Рэй готовила себе привычный воскресный завтрак: оладьи с шоколадными чипсами (при этом шоколада больше, чем самого теста). Папе даже пришлось вырвать пакет чипсов у нее из рук, после чего мама вырвала пакет из рук папы. Рэй протянула мне первую порцию оладий. Я сказала, что не платила за них – так обычно отвечает сестричка на любое щедрое предложение.
– Сегодня я угощаю, – пролепетала Рэй и виновато улыбнулась.
Мама до сих пор ждала ответа на свой ультиматум. И я наконец решилась:
– Можешь с ним встретиться. Но у меня есть условия.
– Слушаю тебя внимательно, – сказала мама.
– Он думает, что я учительница.
– С чего бы это? – удивился папа.
– Я так ему сказала.
– Очень правдоподобно, – съязвил он.
– А что? Я еще могу стать учительницей. Всякое бывает.
– Ты никогда ею не станешь, – заверила меня мама.
– Почему? – обиделась я.
– Может, мы все-таки обсудим предстоящую встречу? – перебил нас отец, и я стала объяснять дальше.
– Я еще не готова сказать ему правду.
– А он знает про нас с папой?
– Нет. И пусть не знает.
На кухню вошел дядя Рэй, голый по пояс. На нем были только голубые джинсы и тапочки.
– Кто-нибудь видел мою рубашку?
В ответ раздалось три «нет», а мама спросила:
– Где она была последний раз?
– Вчера вечером я ее стирал.
– Вспомни каждое свое действие.
– Черт, да я уже битый час вспоминаю свои действия! Кошмар какой-то.
И дядя Рэй ушел.
Мама вернула беседу в нужное русло.
– Когда мы с ним встретимся?
– В пятницу вечером.
– Что нам говорить? – без особого энтузиазма поинтересовался отец.
– Мама, ты учительница математики в седьмых классах. Папа, ты был директором в школьном округе Аламеды, а потом вышел на пенсию.
– Я тоже учительница? – спросила Рэй.
– Нет.
– Почему?
– Потому что ты учишься в девятом классе.
– И что я должна говорить?
– Что ты учишься в девятом классе.
– Никакого вранья?
– Ты учишься в девятом классе! – как можно авторитетней повторила я.
Мама посмотрела в свою чашку и едва слышно пробормотала:
– И почему она нас стесняется?
Позже вечером Рэй постучала в мою дверь.
– Мне нужно темное прошлое, – заявила она.
– Что-что?
– В пятницу встреча с твоим стоматологом. Мне мало учебы в девятом классе. Давай скажем, что я сидела на героине, однако полгода назад бросила и теперь все нормально.
– Это не смешно.
– Конечно, не смешно! – ответила Рэй. – Мне было трудно как никогда. Но теперь я принимаю наркотики только раз в день.
Я схватила сестру за ворот и прижала к двери, твердо решив выбить из нее всю дурь. Говорила я медленно и с чувством:
– Твой отец – директор школы на пенсии. Мать – учитель математики. Я – заместитель. Конец истории.
– Да поняла я! – прохрипела Рэй.
Я вышвырнула ее в коридор и напомнила, что в случае чего месть моя будет страшна. Конечно, я сознавала, что сестрица вряд ли сможет взять себя в руки, и начала готовиться к самому ужасному вечеру в своей жизни.
Мы с Петрой встретились на следующий день. Я вкратце обрисовала свое положение, надеясь на дружеское сочувствие.
– Надо было раньше ему все рассказать, – упрекнула меня Петра.
– Я жду подходящего случая.
– Тогда тебе нужна машина времени.
– Очень смешно.
– Ты так возишься с этим парнем.
– Он мне нравится. Честно.
– Почему? Влюбиться в красивого врача – уж слишком банально, не находишь?
Об этом я уже думала и без колебаний ответила:
– Он – моя полная противоположность.
– Гватемалец с медицинским образованием? И правда, – ехидно заметила Петра.
– Нет, он начитанный, загорелый и знает два языка.
– У вас хоть что-нибудь общее есть?
– Полно всего, между прочим.
– Например?
– «Напряги извилины». Он настоящий фанат, каждую серию смотрел по три раза.
– Сдается мне, сериал тридцатипятилетней давности не может быть основой здоровых отношений.
– Для наших с тобой был.
– Что еще?
– У него все серии на ди-ви-ди. Пиратский сборник.
– И?..
– Это сто тридцать восемь серий.
– Повторяю вопрос: кроме сериала, что у вас общего?
– Мы оба любим пить пиво на крыше.
– А кто не любит? – невозмутимо ответила Петра. – Факт остается фактом: он стоматолог, а это убьет твою маму. Так что весь ваш роман похож на подростковый бунт, понимаешь?
– Нет. – Но я понимала.
Она сняла пиджак и стала собирать бильярдные шары. На ее бицепсе я заметила большую повязку.
– Что с тобой случилось?
– Да ничего, просто свела татуировку, – непринужденно ответила Петра.
– Нет, только не Паффа! – охнула я, уже глубоко скорбя.
Как-то в туманную ночь, после девяти рюмок виски, Петре накололи симпатичного дракончика. Она хотела огнедышащего дракона – самого злобного и грозного на свете, – но утром с плеча ей улыбнулся милашка Пафф. Днем моя подруга пошла в тату-салон и заплетающимся с похмелья языком потребовала объяснений. Владелец салона хорошо запомнил Петру: она трижды пыталась заказать ему картошку фри и сама нарисовала будущую татуировку.
Он показал ей салфетку с улыбчивой мордочкой Паффа и инициалами Петры. Моя пристыженная подруга поняла, что спьяну нарисовала черт знает что, и молча покинула салон. С тех пор Пафф рос вместе с ней, и о нем обычно говорили с любовью, как о дальнем родственнике или давно погибшем питомце.
– Я буду по нему скучать, – сказала я.
– Ну а я нет. Он напоминал мне о худшем похмелье в моей жизни.
– Давным-давно я спрашивала, хочешь ли ты его свести, и ты сказала «нет».
– Что, девушке уже и передумать нельзя?
– Раньше ты не передумывала.
Петра разбила пирамиду, не положив в лузу ни одного шара. Я закатила два.
– Ты с кем-то встречаешься?
– Нет, – не шибко убедительно ответила та.
