Максим Кантор - Советы одиного курильщика.Тринадцать рассказов про Татарникова.
— У нас открытое общество, — неуверенно сказал я.
— А за счет чего живет это открытое общество? Кушает оно за чей счет? Я вам скажу, голубчик. Гражданское открытое общество живет и кушает за счет работы корпораций, которые, поверьте мне, функционируют только потому, что соблюдают иерархию и дисциплину. Это самые закрытые общества на свете. Закрытая корпорация есть мотор открытого общества. Парадоксально, не правда ли?
Звонок в дверь прервал историка.
— Ждете кого-то? — беззаботно спросил Сергей Ильич, а я покрылся потом и в ужасе уставился на дверь.
Я никого не ждал. И кто может прийти в полночь, кроме очень близких друзей? И зачем друзьям приходить без предварительного звонка? Нет, так не делают. Кто это? Кто? Я знал — кто. Тот, кто, вероятно, и всю нашу беседу от слова до слова слышал и записал. Видать, надоело ребятам слушать.
Звонок повторился.
— Что же вы не открываете? — сказал Татарников и встал.
— Не двигайтесь, Сергей Ильич! Не шевелитесь! — Я прошептал это еле слышно и рукой указал Татарникову, где встать, чтобы прямой выстрел сквозь дверь его не задел.
Они часто стреляют сквозь дверь, на вопрос хозяина квартиры «кто там?» просто спускают курок. Татарников заморгал недоуменно, но встал, куда я указал.
Я взял в руки электрический чайник и пошел открывать. Оружия у меня нет, даже ножа не завел толкового. Кто-то рассказывал, что в своей знаменитой книге «Архипелаг ГУЛАГ» писатель Солженицын рекомендовал обороняться ножницами. Мол, за ношение оружия вас привлекут, а как отпор дать чекистам, не имея в доме ножа и пистолета? Придут вас брать, а вы им ножницы в брюхо. В гладкое гэбэшное брюхо! Дельный совет, но у меня и ножниц в квартире не было. Думал, думал я завести в хозяйстве ножницы, даже присмотрел себе хорошие немецкие, они бы сегодня пригодились! А вот не купил, пожадничал. Ничего, обойдемся и без холодного оружия, решил я. Нет холодного — зато горячее имеется. Кипятком гадов облить могу. Краем глаза я покосился на Татарникова. Историк держал в одной руке пустую чашку, другой веник ухватил. Хорошо же мы вооружены, подумал я.
— Кто там? — спросил я резко и снял крышку с чайника. Вода кипела пять минут назад, градусов девяносто в ней еще было.
— Милиция! — сказал глухой недобрый голос из-за двери.
— Ордер на обыск есть? — спросил я.
— Имеем ордер!
— Тогда входите, не заперто! — И я откинул дверную цепочку, а сам приготовился к броску. Едва дверь открылась, как чайник полетел в голову вошедшего, и Гена Чухонцев с диким криком рухнул на коврик в коридоре. Большая часть кипятка вылилась на мундир, но кое-что и на лицо попало, и Гена катался по ковру и выл от боли и бешенства. Татарников огрел его по голове веником, и майор Чухонцев уткнулся лицом в коврик.
— Стойте, Сергей Ильич! — крикнул я. — Свои! Ошибка вышла!
Но Татарникова трудно было остановить. Историк лупил майора веником по голове, пока я не оттащил его в сторону. Сказать по правде, я мог бы остановить его скорее, но увлекся зрелищем. Немолодой, неспортивный, незлой интеллигентный мужчина охаживал веником человека в мундире. На это стоило посмотреть! Если бы интеллигенция так же лихо сопротивлялась арестам в тридцать седьмом, ее бы нипочем не одолеть.
— Сергей Ильич! Это же Гена! Майор Чухонцев!
Татарников уронил веник, смутился, на пожилого историка было смешно смотреть. Он суетился вокруг лежащего Гены, сдувал с него пылинки.
— Милый вы мой… — бормотал Сергей Ильич. — Просите старика великодушно!
Майор Чухонцев с трудом сел на пол, обратил к нам свое искаженное лицо. Некоторая часть лица приобрела лиловый оттенок, даже прыщи — вечная беда Чухонцева — были не так заметны.
— Ссссволочи! — с чувством сказал Гена Чухонцев. — Скажите спасибо, я не выстрелил!
— Это ты скажи спасибо, Гена, что я Сергея Ильича удержал. Он бы тебе голову снес веником.
— Чуть бутылку не разбили, — сказал Чухонцев злорадно. — Вот бы вам сюрприз вышел.
— Бутылку?! — голос Сергея Ильича дрогнул. — Милый вы мой, так вы, оказывается, водки принесли! А я-то как вас встретил! Стыд какой!
— Чуть не разбили! — Гена вынул из внутреннего кармана мундира бутылку «Русского стандарта». Однако размах у майора, подумал я. «Гжелка» его уже не устраивает.
— Что отмечаем, Гена?
— Командировку обмоем, — сказал Чухонцев. Он отряхнулся, подошел к столу, сел в мое любимое кресло. — Еду я, дорогие товарищи, в Лондон, расследовать утопление изменника Родины. И как я, спрашивается, по Лондону с такой рожей гулять буду?
Гена потрогал щеку, поморщился. Хорошо, в чайнике был не крутой кипяток: щека медленно, но возвращалась к привычному Гениному состоянию. Вот уже и прыщи проступили.
— Пройдет твоя рожа, — пообещал я Гене и предъявил ему свои ксивы. — Вместе едем, следователь.
Мы и билеты сравнили — одним рейсом летим. И отель у обоих тот же самый.
— Завидно вам, Сергей Ильич? — спросил Гена историка.
— Помилуйте, чему тут завидовать? Лучшее, что есть в Лондоне, — это городской паб. А у меня и свой домашний паб имеется! — Историк покосился на бутылку.
— И не хотите поехать?
— Не смешите, голубчик, кто же старого дурака позовет в Британию?
— Я позову! — сказал Гена. — Я вам документы в два дня сделаю.
— Неужели можете? — возбудился Татарников. Я обрадовался за Сергея Ильича: не век же ему дома сидеть. Мне дважды удалось его вытащить за пределы квартиры — в ресторан «Набоб» да в Питер. Да и то в первый раз конфуз вышел — Татарников в больницу загремел. А тут целая зарубежная поездка! Я уже предвкушал, как Сергей Ильич поведет нас по городу, рассказывая историю каждой улицы, — наверняка он знает. Татарников тоже повеселел: вообразил себе, должно быть, поход в паб. А потом посмотрел в сторону и сказал:
— Нет, голубчики, не поеду я с вами! Как-то, извините, зазорно в командировки от российской прокуратуры кататься: чинов не имею, погон не ношу.
— Консультант нам требуется по международному праву.
— Так я же не…
— Что ж вы, права международного не знаете?! — изумился Чухонцев.
— Нет, я, разумеется, в курсе кодекса Наполеона или, например, законов Юстиниана, это да… пожалуйста… — Сергей Ильич смутился. — В самых общих чертах, разумеется. Вам нужен хороший специалист, знаете ли. Чтобы знал все назубок, начиная с эдиктов Каракалы и вплоть до земельных уложений в путинскую эпоху.
— А вы разве не знаете?
— В самых общих чертах.
— Нам как раз в общих чертах и надо.
— Нет, Геннадий, вы уж не сердитесь! Я вам не попутчик. Лет мне немало — по сточным канавам прыгать неловко будет. Вы лучше мне от каждого канализационного люка звоните, рассказывайте о своих приключениях. Я по книжкам хорошо город знаю. Ваши передвижения на карте флажками стану отмечать.
Татарникову было неловко, он избегал смотреть на Чухонцева. Было видно, что он хотел сделать приятное побитому следователю.
— Хотите, я для вас суфлером поработаю? Если что — звоните, постараюсь помочь. Из дома редко выхожу, сплю мало, застать меня легко.
Гена кивнул. Я отлично понимал, что весь разговор о возможной командировке Татарникова — не более чем трюк. Наверняка Чухонцев и прибежал среди ночи, чтобы Сергея Ильича уговорить из Москвы «суфлировать». Возможно, и не получилось бы, — но эпизод с веником и кипятком сделал Татарникова виноватым. Чухонцев победоносно улыбнулся.
— Ну, что ж. Как вариант. Пожалуй, подойдет. Разливай! — Это уже мне, командирским тоном. — Переночую у тебя, утром на самолет.
Легли под утро, всю ночь обсуждали полковников КГБ — почему одному достается все и даже сверх того, а другой погибает в канализации? Полковники, они все на первый взгляд одинаковые, а какие разные судьбы! В самолете Гена постоянно толкал меня в бок: в Англию летим, понимаешь? В Англию! Проходит пять минут, и опять тычок в бок: нет, ты не понял — в Англию летим! Я давно заметил: среди прочих заграниц Англия выделяется. Не зря именно туда наши опальные миллиардеры бегут — что-то там есть такое особенное, помимо туманов.
На границе индус в красной чалме допытывался, не собираюсь ли я остаться в Британии. Главред учил, что надо ссылаться на большую семью, я так и сделал, но хотелось ответить совсем иное. А почему это, братец, хотелось мне индусу этому сказать, тебе можно в Британии остаться, а русскому лаптю — нельзя? Что за дискриминация? Я же искательно улыбался и мямлил, что не нарушу, не посмею, не заступлю. Индус смотрел на меня строго, размышлял — верить или не верить. Потом обратил взгляд к Чухонцеву. Гена ткнул ему в нос красную корочку.
— Что это — КГБ? — индус спросил.
— КГБ, — охотно подтвердил Чухонцев. — КГБ унд русише прокуратура пхай-пхай! — майорские звезды прибавляли Чухонцеву наглости. Не припомню, чтобы раньше он так самоуверенно держался.
